История человечества. Россия

Харченко Павел

Л. В. Нащокин говорил А. С. Пушкину: «По восшествии на престол Государя Павла I, отец мой вышел в отставку, объяснив царю на то причину: «Вы горячи и я горяч, нам вместе не ужиться». Государь с ним согласился и подарил ему воронежскую деревню».

Несмотря на свою требовательность, несмотря на строгие меры, применяемые в отношении нарушителей порядка и дисциплины, Павел был очень снисходителен и легко прощал тех, кто раскаивался в совершенных дурных поступках.

Незадолго до совершеннолетия великого князя граф Сольмс дал ему весьма лестную характеристику: «В него легко влюбиться любой девице. Хотя он невысокого роста, но очень красив лицом; весьма правильно сложен; разговор и манеры его приятны; он кроток, чрезвычайно учтив, предупредителен и веселого нрава. Под этою прекрасной наружностью скрывается душа превосходнейшая, самая честная и возвышенная, и, вместе с тем, самая чистая и невинная, которая знает зло только с отталкивающей его стороны и вообще сведуща о дурном, лишь насколько это нужно, чтобы вооружиться решимостью

самому избегать его и не одобрять его в других…» Однако уже тогда внимательные наблюдатели замечали в характере великого князя те странности, которые в дальнейшем будут так поражать современников. По мнению учителя астрономии и физики цесаревича, Франца Эпиниуса, «голова у него умная, но в ней есть какая-то машинка, которая держится на ниточке, – порвется эта ниточка, машинка завернется, и тут конец уму и рассудку». Не будет большой смелостью предположить, что началом этой ниточки стала трагедия в Ропше, где с ведома Екатерины был убит его отец. Павел, с его вспыльчивостью, постоянным страхом быть отравленным, недоверием к окружающим, бесконечными комплексами, недаром получил в Европе прозвание «русский Гамлет». Снова предоставляем слово графу Сольмсу: «Ключ к загадке характера великого князя имел в своей основе непримиримый конфликт сына с матерью, созданный роковыми событиями 1762 года, отстранить или смягчить которые не было во власти и самого мудрейшего из смертных. К этому следует присовокупить личные, наследственные особенности характера Павла, с годами получившие тот вид, который не мог согласовываться с государственным умом императрицы и с ее взглядами на управление и политику Российской империи. Началась глухая борьба двух противоположных мировоззрений, прерываемая временным затишьем, носящим отпечаток мимолетного примирения».

Известно, какой тяжелый отпечаток накладывает на всю жизнь человека нехватка или отсутствие материнской ласки. Трудно представить себе те разрушения, которые должна была произвести в душе Павла многолетняя незатухающая война с собственной матерью. Причем Екатерина была противником несоизмеримо более опытным и умелым, она первой наносила удары и всегда одерживала победу. Захватив престол, Екатерина выместила все свои унижения при русском дворе, и самой удобной и близкой мишенью оказался маленький Павел. Ему припомнили и мягкотелость отца, и ласки бабушки.

Однако нельзя было не считаться с мнением политического окружения: слишком многие из тех, кто поддержал переворот Екатерины, надеялись на воцарение законного наследника вскоре после его совершеннолетия. И Екатерина уступила, хотя и твердо решив в глубине души не допускать Павла к трону. Так, много претерпевшая от «государственного» подхода Елизаветы, новая императрица открыто взяла его на вооружение.

Первым делом наследника надобно было ослабить в плане конкурентоспособности: его постарались лишить всякого систематического образования. Создавая видимость заботы об образовании будущего императора, Екатерина – поклонница западной цивилизации – посылает приглашения виднейшим французским ученым-просветителям Дидро, д’Аламберу и Сорену занять при нем место воспитателей. Европа заговорила о новой правительнице России как о монархине с передовыми взглядами, и это увеличило ее политический капитал как внутри империи, так и за ее пределами.

Но из этой затеи ничего не вышло. Д’Аламбер, например, сразу отверг предложение императрицы, как отверг приглашение Фридриха Великого, который предлагал ему свое гостеприимство. Знаменитый энциклопедист, намекая на «геморроидальные колики», от которых, по официальной версии, умер Петр III, писал Вольтеру: «Я очень подвержен геморрою, а он слишком опасен в этой стране», то есть в России. Дидро и Сорен тоже отвели свои кандидатуры.

Вежливый отказ ученых не повлек за собой поиска новых преподавателей, так как результат (политический имидж) был достигнут. Воспитание цесаревича было оставлено в руках тех учителей, которых назначила ему Елизавета Петровна, и прибавлены новые, искусно подобранные наставники, которые не просвещали Павла, а скорее перегружали его детский ум множеством непонятных и разрозненных подробностей, ни о чем не дававших ясного представления. К тому же многие из них догадывались о своей роли и смело преподавали по принципу «чем скучнее, тем лучше». Здесь особенно усердствовал преподаватель «государственных наук» Григорий Теплов, заваливший подростка судебными делами и статистическими отчетами. После этих занятий Павел на всю жизнь возненавидел черновую кропотливую работу с документами, стараясь разрешить любую проблему как можно быстрее, не вникая в ее суть. Немудрено, что после семи лет такого «образования», дополненного тяжелыми впечатлениями от редких встреч с матерью, сыпавшей «остроумными замечаниями» по поводу его умственного развития, у ребенка сформировался непростой, капризный и раздражительный характер. О своенравных поступках наследника поползли слухи при дворе, и многие серьезно задумывались о последствиях его возможного правления. Екатерина блестяще выиграла первую схватку, а Павел был слишком мал и неопытен для ответных ударов.

Впрочем, Павла окружали не только шпионы, зануды и тупицы. Точнее, шпионы, зануды и тупицы чередовались с достойными воспитателями, людьми «сильного ума» и прекрасных нравственных качеств. И их влияние на наследника оказалось действенным. Павел, несмотря на интриги,

все же получил для своего времени хорошее образование и, по свидетельствам современников, был способным, стремящимся к знаниям, романтически настроенным мальчиком с открытым характером, искренне верившим в идеалы добра и справедливости. «Он был воспитан в среде общественной и умственной, быть может, немного не по возрасту для него, но во всяком случае в среде, способной развить его ум, просветить его душу и дать ему серьезное практическое и вполне национальное направление, знакомившее его с лучшими людьми страны, ставившее в соприкосновение со всеми дарованиями и выдающимися талантами эпохи, – одним словом, в среде, способной привязать его ко всем нравственным силам страны, в которой он будет некогда государем», – писал уже упоминавшийся ранее граф Сольмс.

Среди воспитателей цесаревича был, между прочим, известный своими «Записками» Семен Андреевич Порошин, человек весьма честный и образованный. Кроме того, учили цесаревича Эпинус и Остервальд. Позднее других приглашен был в качестве преподавателя архимандрит Платон, впоследствии митрополит. Прежде чем назначить этого монаха учителем, его пригласили на обед ко двору, и сама императрица с ним беседовала, желая убедиться в том, что будущий воспитатель цесаревича не суеверен. Ученица Вольтера, как известно, больше всего опасалась суеверий. По-видимому, Платон с честью выдержал экзамен и был допущен как доверенное лицо к наследнику престола. Один из лучших педагогов – Ф. Д. Бехтеев, бывший дипломат, до этого несколько лет живший во Франции, преподавал цесаревичу грамматику и арифметику. Стараясь воспитать в цесаревиче чувство прилежания, Федор Дмитриевич начал издавать для наследника газету, в которой печатали о его делах за день и которую якобы получали во всех дворах Европы. Мера возымела действие, хотя воспитанник не столько проникся сознанием своей высокой ответственности, сколько очень рано понял, что его фигуре придают немалое значение.

Воспитанием наследника занимались братья Панины – Никита и Петр, а также Денис Фонвизин. Они были выбраны воспитателями еще Елизаветой, и Екатерина «не отвела» их кандидатуры хотя бы потому, что братья Панины, например, были ее союзниками, активно поддерживали ее в заговоре против Петра III. Никита Панин провел с мальчиком 13 лет и искренне к нему привязался. Из всей российской придворной знати он лучше всего мог понять причины странного поведения наследника и горячо поддерживал идею о передаче ему престола. Панины были сторонниками Просвещения, они искренне привязались к великому князю и старались воспитать из него идеального монарха. Они также пытались внушить ученику тайные мысли о конституции, либерализме, просвещении, которыми без осложнений переболела в молодости Екатерина. Но наставники скончались, и Павел остался наедине с прозой жизни. А она не очень-то радовала…

Время шло, но, когда Павел достиг совершеннолетия, Екатерина не передала ему власть, на которую он имел законные права. Отстраненный ею от вмешательства в решение каких-либо государственных дел, Павел, в свою очередь, открыто осуждал ее образ жизни и не принимал той политики, которую она проводила. Павел считал, что эта политика опирается на славолюбие и притворство, мечтал о водворении в России под эгидой самодержавия строго законного управления, ограничения прав дворянства, введения строжайшей, по прусскому образцу, дисциплины в армии.

А Екатерина всегда подозревала Павла, окружала его своими соглядатаями, боялась, что он захочет поступить так же, как и она, организует заговор и отнимет у нее принадлежащую ему власть. От сознания непрочности своего положения Екатерина не любила путешествовать, так как опасалась, что в столице в ее отсутствие может произойти переворот. Законный наследник власти – Павел – был постоянной угрозой для нее. Известны ее распоряжения, которые она оставляла, покидая столицу, в отношении Павла. Согласно этим распоряжениям, в случае начала волнений в столице ее доверенные лица должны были немедленно арестовать Павла и привезти к ней.

Загадки августейшего брака и дел сердечных

Почву для многих загадок в биографии «русского Гамлета» давала его личная жизнь. И очень многое в характере Павла объяснялось этим.

Павел был женат дважды. В 1773 году он женился на принцессе Вильгельмине Гессен-Дармштадтской (в православии – Наталье Алексеевне), но через три года она умерла, и в том же 1776-м Павел женился вторично, на принцессе Вюртембергской Софии Доротее (в православии – Марии Федоровне).

1773 год императрица Екатерина Великая встречала в тревожном состоянии духа. Последние пять лет для Российской империи оказались непростыми: 18 ноября 1768 года была объявлена война Оттоманской Порте, принесшая огромные финансовые и людские потери; затем в 1770 году в Москве вспыхнула эпидемия моровой язвы, повлекшая опасные бунты городской бедноты, грозившие вылиться в восстание социальных низов. Весь 1772 год прошел в сложных политических интригах, связанных с первым разделом Польши, а в довершение всех хлопот с юго-восточных окраин России стали приходить неутешительные известия о волнениях среди яицких казаков и калмыков. Однако все эти проблемы не могли помешать Екатерине II вплотную заняться таким серьезным делом, как женитьба сына, великого князя и наследника престола Павла Петровича, которому в сентябре 1772 года исполнилось 18 лет: как бы ни относилась императрица к сыну, но ему нужно было продолжать династию.