История Древнего мира: от истоков цивилизации до падения Рима
Шрифт:
То были огромные силы; армия Кира была и меньше по размеру, и недостаточно вооружена.
Несмотря на это, Кир смог прорубиться сквозь ряды персов, где лицом к лицу встретился с братом и ударил его в грудь копьем, сбросив с лошади. Телохранители царя унесли его с поля боя на маленький холм, где Стезий перевязал рану; копье прошло сквозь броню, но не достало до сердца. Киру, оттесненному в драке назад, показалось, что он победил; он пришпорил коня, послав его вперед, крича о победе – и в этот момент случайная стрела пронзила его висок. [233]
233
Ксенофонт, Ктесий и Плутарх
Персидская армия удержала строй, а потенциальный узурпатор погиб. Многие греческие офицеры были взяты в плен.
Марш Десяти тысяч
Артаксеркс II послал оставшимся греческим наемникам предложение сдаться, но они отказались. Вместо этого десять тысяч греков перегруппировались и стали отходить от Кунакса тем же путем, которым пришли. Молодой Ксенофонт был избран одним из их лидеров похода.
Путь, начавшийся примерно в сентябре 401 года, длился несколько месяцев. Греки брели вдоль Тигра, не хватало еды и воды, сзади их постоянно атаковали персидские отряды, которым было предписано изводить их, а с боков и спереди угрожали враждебные представители проходимых земель. Пустыня была преодолена с невероятными трудностями; греки пробирались по горам, шли сквозь зимние шторма и шестифутовые снежные сугробы. Они умирали от голода и жажды, от холода и боевых ран. Их ступни коченели в обуви; тех, кто терял пальцы на ногах, бросали на верную смерть.11 Они отчаялись дойти хоть когда-нибудь до берега, с которого могли бы вернуться в Грецию.
Почти через год после начала своего путешествия они все еще пробивались через горы, когда Ксенофонт, шедший замыкающим, услышал крики впереди идущих. Он подумал, что пронзительные крики возвещают об очередной атаке. Но «крики становились все громче и ближе, – пишет он, – и те, кто едва продвигались вперед, бросились бежать к передним, а те продолжали кричать, и чем больше их там становилось, тем громче становились вопли».12 Наконец слова стало можно разобрать. Они кричали: «Море! Море!»
Марш Десяти тысяч был подвигом выносливости – убедительным, но вовсе не экстраординарным. Невероятным же было то, что персидская армия под предводительством Артаксеркса не смогла сделать больше, нежели докучать отступающим грекам, которые смогли спастись из самого центра могучей Персии [234] . «Все попытки [Артаксеркса] захватить в плен греков, которые пришли с Киром, – заключает Плутарх, – «… оказались безуспешными, и те, хоть потеряли и Кира, и своих командиров, тем не менее спаслись практически от самого его дворца».13
234
Возникает закономерный вопрос – а надо ли это было персам? Небольшой отряд греков не представлял угрозы: он стремился покинуть пределы Персии, испытывал трудности и нес потери без всякого персидского участия. Не видно никакой необходимости выделять силы для боя с ним, неся при этом неизбежные потери в схватке с опытными бойцами. Позволив отряду Ксенофонта уйти, Артаксеркс поступил наиболее разумно – хотя это и дало грекам возможность восславить свой героизм. (Прим. ред.)
Персидская империя Артаксеркса II оказалась слабой и вскоре лишилась власти над Египтом. Египетский вельможа из Саиса по имени
Амиртай не был первым египетским «борцом за свободу», организовавшим сопротивление, но он стал первым за долгое время, кто набрал достаточно сил, чтобы объявить себя первым фараоном новой династии – Двадцать восьмой. Псамметих III был последним правителем Двадцать шестой династии. Мане-то записывает персов Двадцать седьмой династией. Амиртай, который продержался четыре года, оказался единственным фараоном Двадцать восьмой династии.
Мы очень мало знаем о Египте при его правлении, хотя арамейские документы того времени предполагают, что по крайней мере часть страны все еще оставалась под персидским правлением. Сохранившиеся надписи показывают, что после смерти Амиртая власть захватил другой мятежник по имени Неферит I и объявил себя основателем еще одной династии, Двадцать девятой; после шести лет правления он был убит узурпатором по имени Aхорис.14 Через три года после того, как Aхорис объявил себя фараоном Египта, он послал гонца в Грецию и попросил Афины о помощи против попыток персов снова захватить его страну.
Тем временем греки вернулись к выяснению отношений друг с другом. Афины не далеко продвинулись в восстановлении своего разрушенного мира; город все еще страдал от политических распрей, вызванных чистками «Тридцатки». В 399 году, через год после благополучного возвращения «Десяти тысяч», афиняне признали философа Сократа виновным в неопределенном, но однозначно анти-афинском преступлении. Сократ был другом и Алкивиада, и самого жестокого из «Тридцатки», аристократа по имени Критий, который погиб в сражении, завершившем ужасное правление этого диктатора.
Приговоренный к смерти, Сократ с презрением отверг бегство и вместо этого выпил яд из болиголова [235] . Смерть философа была описана его учеником, молодым человеком по имени Платон.
А Спарта тем временем пересматривала свои отношения с Персией. В конце Пелопоннесской войны спартанцы пообещали оставить ионические города в обмен на персидское золото. Но теперь они изменили своему обещанию и послали своих чиновников управлять этими городами. Это было наглой имперской выходкой, и другие греческие города не собирались терпеть такое нахальство. Тридцать лет борьбы едва закончились, когда Афины, Фивы, Коринф и Аргос объединили вместе все, что осталось от их армий, чтобы заставить Спарту оставить свои претензии.
235
У нас это растение принято называть в греческой традиции – цикута. (Прим. ред.)
Противостояние, называемое Коринфской войной, началось в 395 году. После трех лет бесплодных сражений Спарта пошла на попятный – но не для греков, а для персов, предлагая оставить ионические города, если персы встанут на сторону Спарты.
Артаксеркс II согласился и прислал на помощь персидские корабли. Это заставило Афины оказать поддержку Ахорису Египетскому, чтобы тот смог отразить персов; египетско-афинский альянс стал своеобразным противовесом персидско-спартанскому.
К несчастью, афинских солдат оставалось слишком мало; впрочем, спартанцы вскоре обнаружили, что их солдаты также измотаны. В 387 году Артаксеркс II (удовлетворенный тем, что его потенциальные противники снова истощают друг друга) заявил, что если два города не согласятся на мир, то в дело вступят персы: «Если любая из вовлеченных сторон не примет этого мира, – объявил он (согласно данным Ксенофонта, который изложил текст договора в своей «Эллинике»), – я, Артаксеркс, пойду на нее войной… на земле и на море, и воюющим с ней окажу поддержу кораблями и деньгами».15