История Древнего мира. От истоков Цивилизации до падения Рима

Бауэр Сьюзен Уайс

Харпаг отправил во дворец младшего сына. Астиаг убил мальчика, зажарил его и подал как главное блюдо этим вечером на празднике. «Решив, что Харпаг наелся, – пишет Геродот, – Астиаг спросил его, понравилась ли тому еда. Харпаг сказал, что очень понравилась. Тогда слуги принесли голову мальчика, его руки и ноги». Харпаг, увидев останки сына, «сохранил контроль над собой». Он сказал Астиагу, что «царь не может поступить неправильно. Затем он забрал то, что осталось от тела его сына, и вернулся домой».³

Если вся эта литературщина основана на действительных событиях, мы можем признать, что в традиции мидян было подавление

любых эмоций. Читая между строк, мы можем увидеть более зловещую и сложную картину: царь мидян, все глубже и глубже погружаясь в некий безобразный параноидный психоз, при наличии деспотической власти мог заставить своих телохранителей выполнять жуткие приказания, направленные против других мидян; мидянин-чиновник, окруженный солдатами его царственного кузена, понимал, что его сын отправляется на ужасную смерть; персидскую царскую семью, которая обязана была повиноваться царским приказам, не могли оскорбить публично; а с персидскими низшими слоями приходилось обращаться с осторожностью, чтобы не вспыхнул протест.

Астиаг все еще считался владыкой Мидии и Персии. Он все еще был шурином царя Вавилона и вторым (или хотя бы третьим) величайшим правителем в известном мире. Но в Аншане, в доме Камбиса, подрастал Кир, властелин Персии, воспитываемый женщиной, которая ненавидела своего отца-мидянина. В самом дворце Харпаг, все еще внешне спокойно служивший своему кузену, планировал будущую месть – блюдо, которое надо подавать холодным.

Астиаг не оставался в неведении обо всех этих обидах. Он расставил охрану на всех дорогах, ведущих из Аншана в Экбатаны, так что никто не мог тайно провести армию к его дворцу.

Навуходоносор умер после сорока трех лет правления владыкой огромной территории. Но мы даже не знаем, где было закопано его тело. То, что проясняется из фрагментов записей – это лишь шестилетний период хаоса. Очевидным наследником царя являлся его сын, Амель-Мардук [195] ; но, похоже, между отцом и сыном не все было гладко. Определенное противостояние отражается в библейском повествовании об освобождении Амель-Мардуком Иоакима после смерти старого царя – без сомнения, против воли Навуходоносора.

195

Иудейское имя Эвил-Меродах означает то же, что и вавилонское Амель-Мардук. Это показывает, что старый Меродах-баладан также поклонялся Мардуку Вавилонскому. (Прим. авт.)

«В год, когда Эвил-Меродах стал царем Вавилона, – говорит нам Вторая Книга Царств, – он вывел Иоакима из дома темничного в двадцать седьмой день двенадцатого месяца. И говорил с ним дружелюбно и дал ему почетное место… И Иоаким снял тюремные одежды и остаток дней регулярно ел за столом царя».⁴

Гораздо более позднее предание, переданное иудейским историком XII века Иерахмиилом, говорит, что Навуходоносор заключил Амель-Мардука в тюрьму за предательство, и когда после смерти Навуходоносора Амель-Мардук был освобожден, он выкопал тело отца из могилы и бросил его на съедение грифам.⁵ Если мы готовы взять информацию отсюда, это означает, что Навуходоносор с сыном были в более чем нелюбезных отношениях.

Вавилонские хроники фрагментарны, но Берос, хроникер фараонов, сохранил драматическую легенду: Амель-Мардук «правил, руководствуясь своими капризами, не соблюдая законов», так что муж его сестры организовал его убийство и взял власть после его смерти. Однако новый царь правил всего четыре года; и когда он умер, его сын, Лабаши-Мардук, «тогда еще ребенок, сел на трон и правил девять месяцев. Из-за его дьявольских выходок его друзья сговорились против него и забили его до смерти».⁶ Другие писатели того же времени рассказывают примерно такую же историю: Амель-Мардук был «убит своим родственником» согласно греческому историку Мегасфену, Лабаши-Мардук «также принял мученическую смерть».⁷

Человеком, который в конце концов принял корону Вавилона, стал Набонид, армейский офицер, помогавший заключить договор между Мидией и Лидией тридцать лет тому назад. Ему было уже далеко за пятьдесят, а его сыну за тридцать, он имел десятки лет военного и придворного опыта.⁸ Но в нем не было царской крови. Вероятно, он происходил из города Харран, так как его долго жившая мать, Аддагупи, много лет была там жрицей бога-луны Сина. Надпись в Харране упоминает о ней так: «Царь Вавилона, сын и росток моего сердца, сто четыре благополучных года в присутствии Сина, царя богов, для меня основа и причина жизни».⁹

Это было почетное, но отнюдь не законное наследование, как признавал сам Набонид. В своей самой известной надписи, нанесенной на колонну и описывающей реставрацию им храмов в городах Харран и Самппар, Набонид пишет: «Я Набонид, который не имел чести быть кем-то; ничего царского нет в моей крови».¹⁰ Тем не менее его вступление на престол, похоже, поддержали и армейские офицеры, и государственные чиновники. Вавилонская хроника не описывает начало его правления, но его надписи говорят нам:

«В центр дворца принесли они меня, и бросились к моим ногам, и целовали мои ноги, оказывая почтение к моей царской власти… Что до Навуходоносора, который предшествовал мне, я [его] умелый представитель… войска вверили в мои руки».¹¹

Вавилон, над которым взял власть Набонид, был ослаблен шестью годами неурядиц, и новый правитель больше не имел сил, чтобы двинуться на юг против Египта, как делали его предшественники. Но он все еще оставался царем очень большой империи, и у него было не слишком много врагов. На востоке Астиаг все еще являлся царем мидян и персов и по-прежнему оставался его верным союзником. Камбис, царь Персии, умер в 559 году, за три года до этого, и молодой Кир стал правителем персов. «Кир стал царем персов в начинающемся году пятьдесят пятой Олимпиады, – говорит нам греческий историк Диодор Сикул и добавляет, что все историки соглашаются с этой датой.¹² Но Кир пока не демонстрировал дурных намерений по отношению к деду и не вспоминал попытки убить его во младенчестве. Он оставался верным к своему верховному царю-мидянину – и таким образом, также верным Вавилону.

На северо-западе могущественными лидийцами Малой Азии правил теперь Крез, сын Алиатта, который расширил свою империю еще дальше; фригийцы теперь являлись вассалами Лидии, а лидийцы заключили союзы с греко-ионическими городами вдоль побережья. «Сарды находились на вершине своего процветания, – замечает Геродот, – их посещали… все образованные греки, жившие в то время, включая Солона Афинского». Солон тогда находился в десятилетнем изгнании, высланный из своего города. Торговые пути через Малую Азию приносили Крезу столько же дохода, сколько и его предшественнику Мидасу двести лет тому назад; и, подобно Мидасу, Крез приобрел репутацию одного из богатейших людей мира.