История Древней Греции
Шрифт:
2. Конфликты между Афинами и спартанскими союзниками
Где-то между 439-м и 436 гг. Афины отправили морскую экспедицию в западные воды. Поводом для ее отплытия стала просьба Акарнании и Амфилохии о содействии в освобождении амфилохийского Аргоса от каких-то амбракийцев, приглашенных амфилохийцами и завладевших городом. Эскадра под командованием Формиона вошла в Амбракийский залив. Город был взят штурмом, заселен амфилохийцами и акарнянами, а захваченных амбракийцев обратили в рабство. Афины и Акарнания заключили союз. Поскольку Амбракия, Амфилохия и Акарнания не были союзниками Спарты, действия Афин не нарушали условий тридцатилетнего мира. В то же время Амбракия была колонией Коринфа, и любые действия афинского флота на западе, несомненно, возбуждали подозрение в Коринфе. Однако в данном случае флоты Коринфа и его колоний сохраняли полный контроль над Ионическим морем. Но в 435 г. возникла совершенно новая ситуация, когда произошел конфликт Коринфа с его могущественной колонией Керкирой.
Причиной ссоры между Коринфом и Керкирой послужила гражданская война в их совместной колонии Эпидамне, которая лежала на побережье Иллирии к северу от Керкиры. Демократы, контролировавшие город, но едва сдерживавшие натиск олигархов,
В течение двух лет Коринф строил огромный флот. В 435 г. он отрядил в союзный флот 30 кораблей, из которых 15 погибло в бою, а к августу 433 г. владел 90 кораблями, гребцы для которых были наняты в государствах Пелопоннеса и Эгейского моря. Тем временем Керкира оказалась в изоляции. Спарта и Сикион не желали участвовать в конфликте, а их интересы были на стороне пелопоннесцев. В 433 г., вероятно в июне, Керкира отправила послов в Афины с предложением о союзе, а Коринф также отправил послов, чтобы убедить Афины не заключать этот союз. С точки зрения условий тридцатилетнего договора Афины имели право заключить оборонительный, но не наступательный союз с Керкирой, так как та не была союзником Спарты, а оборонительный союз Афин и Керкиры не нарушал бы пакта о ненападении между Афинами и Коринфом, членом Спартанского союза. С другой стороны, Афины не имели никаких обязательств по отношению к Керкире и не имели на западе интересов, непосредственно нуждавшихся в защите (поскольку Акарнания и Навпакт никак не участвовали в конфликте). Если бы Афины желали соблюдать тридцатилетний договор, им следовало бы не откликаться на просьбу Керкиры. Эти и другие соображеения были высказаны послами Керкиры и Коринфа. Народное собрание обсуждало вопрос два дня. На первый день оно склонялось к отказу. Но на второй день, послушавшись совета Перикла, народ проголосовал за оборонительный союз с Керкирой.
Этот союз открывал перед Афинами две возможности. В случае полного выполнения условий договора к керкирским 120 кораблям присоединился бы крупный афинский флот и Коринфу с его пелопоннесскими союзниками пришлось бы либо нападать на Керкиру в неблагоприятных условиях, либо изыскивать другие способы сразиться с Афинами. В подобной ситуации они бы с большой вероятностью получили поддержку Спарты как лидера Спартанского союза, поскольку баланс морских сил между Афинами и Пелопоннесом, составлявший реальную основу тридцатилетнего договора, был бы нарушен. С другой стороны, если бы Афины оказали номинальную помощь, наблюдая, как флоты Керкиры и Коринфа уничтожают друг друга, баланс морских сил склонился бы в пользу Афин, но Спарта как вождь Спартанского союза не заподозрила бы непосредственную угрозу своей безопасности. Перикл решил отправить на Керкиру 10 кораблей – не более чем символ афинской мощи. Капитанам приказали вступать в бой лишь в том случае, если коринфяне приготовятся высаживаться на Керкире или на землях, принадлежащих ей.
В августе или сентябре 443 г. флот из 90 коринфских и 60 кораблей союзников – Мегары, Элиды, Левкаса, Амбракии и Анактория – около Сиботы вступил в сражение с керкирским флотом из 110 кораблей и 70 из них вывел из строя. Во время боя афиняне и коринфяне не сражались друг с другом, но когда разгром керкирян завершился и высадка коринфян на Керкире стала неизбежной, они приготовились к бою. Однако коринфяне отступили, чтобы добить тонущих керкирян и подобрать своих моряков. Уже поздно вечером они вернулись в боевом порядке и готовы были сразиться с оставшимися керкирскими кораблями и их афинскими союзниками, но увидели подходившие с юга корабли, в которых опознали подкрепление из Афин. Коринфяне отступили. Ночью 20 афинских кораблей, посланных вдогонку первоначальной эскадре, присоединились к своим соотечественникам. На следующее утро афиняне и керкиряне вызвали противника на бой, но коринфяне теперь были более озабочены отступлением. Последовали переговоры, во время которых коринфяне обвинили афинян в агрессии, а афиняне ссылались на оборонительный союз с Керкирой; коринфяне, сказали они, могут спокойно плавать где угодно, лишь бы не нападали на союзника Афин. Коринфяне в отчаянии отступили. Воды, которыми они когда-то владели, были усеяны обломками 100 трирем и трупами нескольких тысяч моряков – итог величайшей морской битвы греков с греками и колонии со своим основателем. Благодаря сочетанию дальновидности и счастливых случайностей политика Перикла привела к блестящему успеху. Афинский флот не пострадал. В случае войны Афинам не пришлось бы опасаться соперников на западе. Помимо этого, они получили на Керкире укрепленную базу для операций против Пелопоннеса и стоянку на пути в Италию и Сицилию.
Триумф Перикла был достигнут за счет риска всеобщей войны. Керкира просила о союзе, Афины даровали его, предвидя такую возможность. Керкира заявляла, что ее флот и базы могут быть полезны против пелопоннесцев; Перикл, вероятно на второй день бурных дебатов, заявил, что видит тучи войны, наползающие с Пелопоннеса, и убедил афинян в неизбежности войны. Настроения пелопоннесцев были иными. Коринф считал, что, если участники тридцатилетнего договора не будут вторгаться во взаимные сферы влияния, опасность войны невелика. Даже после битвы, когда Афины отвели свой флот с Керкиры, Коринф и его союзники продолжали бездействовать. Спарта использовала все влияние, чтобы остановить войну между Керкирой и Коринфом. Она не предприняла никаких действий против Афин и в первые месяцы после битвы также бездействовала. Пелопоннесцы продолжали придерживаться духа и буквы тридцатилетнего договора.
За год, прошедший после битвы при Сиботе, Афины издали два указа, обострившие ситуацию. Инициатива принадлежала Афинам, и момент был выбран ими сознательно. Первый так называемый «мегарский указ», предложенный Периклом и принятый летом 432 г., ужесточал экономические санкции против Мегары, союзника Коринфа в Керкирской войне. Вероятно, в конце 433 г. мегарская торговля уже столкнулась с дискриминационными мерами, но теперь мегарских купцов изгоняли из всех афинских портов и рынков и из Афинской империи. Второй указ представлял собой ультиматум Потидее, колонии Коринфа, высшие должностные лица которой, по давней традиции, ежегодно назначались полисом-основателем. Потидее было приказано зимой 433/ 32 г. срыть укрепления с приморской стороны, выдать Афинам заложников, изгнать коринфских чиновников и не принимать их в будущем. Потидейцы отправили в Афины послов, прося пересмотреть вопрос; начались продолжительные дискуссии. С приближением лета Афины отдали тайный приказ Архестрату, командиру морских сил, направлявшихся в Македонию, захватить в Потидее заложников и разрушить южные оборонительные сооружения города. Тем временем потидейцы, подозревая о намерениях афинян, отправили послов на Пелопоннес, и там с помощью коринфских послов они добились от Герусии и эфоров тайного обещания, что в случае нападения Афин на Потидею спартанцы вторгнутся в Аттику.
Во время этих переговоров в соседних с Потидеей областях материка ситуация стремительно изменялась. Пердикка, царь Македонии, обиделся на афинян за то, что они поддерживали двух претендентов на престол – Филиппа и Дердаса. Пердикка затеял интригу с дальним прицелом: он призывал Спарту обрушить на Афины всю мощь Спартанского союза, Коринф – поднять Потидею на восстание, а народы Халкидики и Боттиеи – присоединиться к восставшим потидейцам. Летом 432 г., войдя в залив Термаикос, Архестрат узнал о восстании потидейцев, боттиейцев и халкидян, причем последние оставили свои приморские города и поселились в Олинфе, поблизости от Потидеи. Архестрат, имевший под своим началом лишь 30 кораблей и тысячу гоплитов, совместно с Филиппом и Дердасом и при помощи второго афинского отряда вынудил Пердикку заключить союз с Афинами. Тем временем в Потидею прибыли 2 тысячи «добровольцев» – отчасти коринфяне, а отчасти пелопоннесские наемники. Их командир Аристей заключил с боттиейскими и халкидянскими государствами секретный союз в пользу Коринфа. После этого он был назначен руководить обороной Потидеи и Олинфа. В конце сентября 432 г. его войско на перешейке между двумя этими городами было разбито афинянами, которые осадили Потидею с севера. Позже она была обнесена стеной с юга и блокирована с моря.
3. Переговоры, приведшие к войне
Как только коринфяне узнали о поражении под Потидееей, они и их союзники предприняли в Спарте демарш, обвиняя афинян в агрессии и, следовательно, в нарушении тридцатилетнего договора. Эгиняне также втайне прислали послов с жалобой на то, что афиняне не уважают автономию, гарантированную Эгине по договору. Тогда спартанские власти пригласили все государства – и союзные, и несоюзные – огласить свои жалобы на поведение Афин. Представители Коринфа, Мегары и других государств выступили перед спартанским народным собранием, обвиняя Афины в агрессии и надеясь на помощь Спарты. К народному собранию обратились также афинские послы, которые прибыли в Спарту по другим делам, но получили от спартанских властей разрешение ответить на обвинения; они говорили об афинской силе и стойкости и призывали Спарту не нарушать условий договора, объявляя войну, а любые спорные вопросы решать арбитражем. После этого представители и послы удалились, и народное собрание приступило к обсуждению, причем громче всех раздавались голоса умудренного опытом царя Архидама и энергичного эфора Сфенелаида. Первый призывал народ обратиться к арбитражу и одновременно срочно готовиться к возможной войне, которая наверняка затянется на много лет. Второй указывал, что Афины, безусловно, совершили акт агрессии и нарушили условия договора и боги будут на стороне Спарты, уважающей свои обязательства по отношению к союзникам и напавшей на агрессора. Затем Сфенелаид поставил вопрос на голосование, причем вместо обычной процедуры, когда народ выкрикивал «да» или «нет», был применен принцип разделения дома. Подавляющее большинство спартиатов проголосовали за то, что условия договора были нарушены и Афины виновны в агрессии. Об итогах голосования сообщили представителям; информировали их и о том, что Спарта собирается созвать совещание Спартанского союза. Однако первым делом Спарта обратилась за советом в Дельфы. Ответ гласил, что энергичное ведение войны принесет победу и что бог примет сторону Спарты независимо от того, будут его об этом просить или нет.
Хотя спартанцы не голосовали за объявление войны, они всегда были готовы к войне, разумеется, при условии, что Спартанский союз будет согласен. К такому решению привел ряд весьма деликатных шагов. Когда послы Потидеи обратились за помощью, Герусия и эфоры, посовещавшись, решили начать войну с Афинами на том основании, что афинскую агрессию необходимо остановить. Но они не имели права решать единолично, необходимо было согласие спартанского народа и Спартанского союза. Поэтому Герусия и эфоры позволили Коринфу и другим государствам высказывать свои претензии, в результате чего спартанский народ подавляющим большинством добровольно проголосовал за войну. Основным мотивом, который двигал Герусией, а позже народным собранием, был страх перед растущей мощью Афин, что выражалось не только в накоплении оружия, но и в поддержке Керкиры, дискриминации Мегары и ультиматуме Потидее. Этими действиями Афины нарушили баланс морских сил и угрожали целостности Спартанского союза, от которой зависела сила Спарты во внешней политике. То, что Афины сознательно шли на это, было ясно из их политики за последние тридцать лет. Кроме того, на спартанцев подействовали и другие мотивы, затронутые Сфенелаидом, – гордость, враждебность, возмущение, чувство справедливости и обязательства по отношению к союзникам, – но сильнее всего был страх перед полным поражением, если не начать войну сейчас.