История Энн Ширли. Книга 2
Шрифт:
— А что вы скажете о человеке, — продолжала Трикси, — который без спросу читает письма, адресованные его жене?
— А который отправился на похороны своего собственного отца в рабочем комбинезоне? — спросил Хью
Что они еще придумают? Миссис Тейлор уже не скрывала слез, а Эсма застыла в немом отчаянии. Все пропало, ничто уже не имеет значения. Она повернулась и посмотрела в лицо доктора Картера, которого теряла навеки. И вдруг, раз в жизни, произнесла удивительно умную вещь:
— А что вы скажете о человеке, который потратил целый день на поиски котят, мать которых застрелили у него на глазах, потому что ему было невыносимо думать, что они медленно умрут с голоду?
В комнате наступила странная тишина. Трикси и Хью вдруг стало стыдно. И тут подала голос миссис Тейлор, которая сочла своим долгом поддержать Эсму:
— А как он вышивает… Прошлой зимой, когда у него был радикулит, он вышил очаровательную салфетку на стол в гостиной.
У каждого человека есть предел терпения, и на этом месте у Сайруса Тейлора оно иссякло. Он с такой силой оттолкнулся от стола, что проехал на стуле по лакированному полу и ударился о столик, на котором стояла его обожаемая ваза. Столик перевернулся, ваза разбилась вдребезги. А Сайрус вскочил на ноги и, задыхаясь от гнева и дергая лохматыми седыми бровями, разразился негодующей тирадой:
— Слушай, жена, запомни раз и навсегда — я не занимаюсь вышиванием! Если человек, прикованный к постели проклятым радикулитом, от скуки вышил салфеточку, неужели его надо за это позорить всю оставшуюся жизнь? А вы, значит, считаете, что я оглох, мисс Ширли? Не слышу ни слова?
— Она этого не говорила, папа! — воскликнула Трикси, которая совсем не боялась отца, когда он сердился вслух.
— Ну, конечно, она вообще ничего не говорила. Никто ничего не говорил! И ты не говорила, что мне шестьдесят
— Никогда, отец, никогда! — рыдала миссис Тейлор. — И я вовсе не хочу собаку. Мне и в голову такое не приходило.
— И когда это я вскрывал твои письма? Когда это я вел дневник? Дневник! Когда появлялся на похоронах в рабочем комбинезоне? Выпускал корову пастись на кладбище? Какая это моя тетка находится в приюте для бедных? И когда я бросал кому-нибудь в лицо жаркое? И с каких это пор вы питаетесь одними яйцами и фруктами?
— Это все неправда, отец, — рыдала миссис Тейлор. — Более заботливого мужа и отца и представить себе нельзя!
— И разве ты сама не попросила купить тебе на Рождество галоши?
— Попросила, конечно, попросила. И мне в них было так тепло и сухо.
— Тогда к чему все это вранье?! — торжествующе воскликнул Сайрус, окидывая взглядом комнату. Его глаза встретились с глазами Энн, и вдруг случилось невероятное. Сайрус ухмыльнулся. У него даже появились на щеках ямочки. Эти ямочки совершенно переменили его лицо. Он поднял стул, поставил его на место и сел. — Знаете, доктор Картер, у меня действительно есть одна очень неприятная привычка: когда меня рассердят, я долго на всех дуюсь и отказываюсь разговаривать. Но ведь у каждого есть какой-нибудь недостаток — у меня вот такой. Зато только один. Ну ладно, мать, хватит плакать. Я признаю, что получил по заслугам. Вот только про вышивание не надо было вспоминать. А тебе, дочка, я всегда буду благодарен за то, что ты одна замолвила обо мне доброе слово. Скажите, чтобы Магги подмела осколки… Вы все, конечно, счастливы, что эта чертова ваза наконец-то разбилась… Ну, где там десерт?
Энн никогда бы не поверила, что вечер, начавшийся так ужасно, может так хорошо кончиться. Сайрус превратился в превосходного, веселого и приветливого хозяина. И видимо, не стал сводить с детьми счеты и потом. Через несколько дней Трикси пришла к Энн и сообщила, что наконец-то набралась духу сказать отцу про свое обручение с Джонни.
— Ну и что, он очень сердился?
— Нет… он нисколько не сердился, — со смущенным видом призналась Трикси. — Фыркнул и сказал: «Наконец-то! Сколько можно морочить девчонке голову? Два года ходил вокруг да около, отпугивая других женихов». По-моему, ему просто неловко опять впадать в молчанку, когда с той не прошло еще и недели. А вообще-то папа прелесть что за человек.
— По-моему, он гораздо лучше, чем вы того заслуживаете, — сурово заключила Энн. — Ну что вы несли тогда за обедом, Трикси?
— Ты сама начала. И Хью поддал жару. Ну ладно, все хорошо, что хорошо кончается… Уже одно то, что мне больше никогда не придется стирать пыль с проклятой вазы, уже счастье.
Глава одиннадцатая
Отрывок из письма Энн Джильберту, написанного две недели спустя.
«У нас объявили о помолвке Эсмы с доктором Ленноксом Картером. Местные сплетники считают, в тот роковой вечер он решил, что ее необходимо защитить от отца и родственников и, возможно, даже от друзей. В нем, видимо, взыграли рыцарские чувства. Трикси утверждает, что Эсма всем обязана мне, и, возможно, в какой-то степени это правда, но больше я никогда в жизни не отважусь на подобный эксперимент. Такое чувство, будто ухватила молнию за хвост.
Честно говоря, я до сих пор не пойму, какой бес в меня тогда вселился. Может быть, сказалась моя ненависть к Принглам и их самодурству. Но сейчас это все позади и почти забыто. Многие в городе до сих пор не могут понять, как мне удалось победить Принглов. Мисс Валентина Куртлоу приписывает победу над Принглами моему обаянию, а жена пастора считает, что Господь услышал ее молитвы. Кто знает, может, это и так.
Вчера мы с Джен Прингл шли вместе домой из школы и непринужденно болтали о чем угодно, кроме геометрии. Разговоров об этом предмете мы избегаем. Джен знает, что я не очень хорошо разбираюсь в геометрии, но это уравновешивается известными мне сведениями о капитане Майроме Прингле.
Я рада, что и Эсма, и Трикси нашли свое счастье. Поскольку я сама так счастлива в любви, я проявляю живой интерес ко всем влюбленным — это не любопытство, это желание всем им помочь и умножить счастье на земле.
На дворе все еще февраль, но я уже начинаю предвкушать, как через несколько недель начнется весна… а потом придет лето… и летние каникулы… и я опять окажусь в Грингейбле… Вокруг меня будут залитые солнцем луга Эвонли… и залив будет серебриться на восходе, синеть сапфиром в полдень и рдеть рубином на закате… и я увижу тебя.
Мы с Элизабет строим обширные планы на весну. Оказывается, у нас с ней совпадают дни рождения, и при этом открытии Элизабет вся зарделась от счастья. Румянец так ее красит! Обычно она чересчур бледненькая, и молоко что-то не улучшает цвет ее лица. Ее щечки разгораются прелестным розовым цветом только после наших свиданий с предвечерним ветерком. Однажды она очень серьезно меня спросила: «Мисс Ширли, еслия каждый день буду протирать лицо пахтой, у меня станет, когда я вырасту, такая же замечательная молочно-белая кожа, как у вас?»
Пахта в этих краях, видимо, считается самым надежным косметическим средством. Я обнаружила, что ею не гнушается и Ребекка Дью. Она взяла с меня клятву не говорить ничего вдовам, иначе они ее засмеют: в эдаком-то возрасте вздумала молодиться! Боюсь, что бесчисленные секреты, которые я ношу в груди, состарят меня раньше времени. Интересно, а не попробовать ли мне прикладывать пахту к носу — вдруг она сведет веснушки? Кстати, сэр, а вы-то заметили, что у меня замечательная молочно-белая кожа? По крайней мере, вслух вы этого ни разу не высказали. Да, а известно ли вам также, что я сравнительно красивая? Оказывается, это так.
— Скажите, что чувствует красивая женщина, мисс Ширли? — спросила меня на днях Ребекка Дью, когда я надела свою новую шляпку с бежевой вуалью.
— Мне самой хотелось бы это знать, — улыбнулась я.
— Но вы ведь и в самом деле красивая женщина, — заявила Ребекка Дью.
— Ребекка, я не ожидала, что ты способна надо мной насмехаться, — укоризненно сказала я.
— Да я и не думала над вами насмехаться, мисс Ширли. Конечно, вы красивая… сравнительно красивая.
— Сравнительно?!
— Посмотритесь в зеркало, — сказала Ребекка Дью. — По сравнению со мной вы красавица.
Ну, этого я отрицать не стала.
Да, вернемся к Элизабет. Как-то ненастным вечером, когда ветер жутко завывал на нашей Аллее Оборотней, мы вместо прогулки пришли с ней ко мне в комнату и нарисовали карту сказочной страны. Элизабет сидела на моей голубой подушечке, чтобы ей было удобнее рисовать, и походила на маленького серьезного гнома.
Мы еще не закончили нашу карту и каждый день к ней что-нибудь добавляем. Вчера вечером мы нарисовали дом Снежной Ведьмы, позади которого изобразили холм с тремя вершинами, заросший вишнями в цвету (кстати, Джильберт, я хочу, чтобы возле нашего с тобой дома тоже росли дикие вишни). Разумеется, на карте изображено Завтра — к востоку от Сегодня и к западу от Вчера. И у нас полно стран разного времени: страна Времени Таяния Снега, страна Долгого Времени, страна Короткого Времени, страна Старых Времен, страна Молодых Времен — потому что если есть старые времена, то должны быть и молодые; страна Горного Времени — это так завлекательно звучит; страна Ночи и страна Дня; есть страна Рождества; страна Потерянного Времени — потому что его так приятно найти снова; страна Быстрого Времени и страна Медленного Времени, страна Прощального Поцелуя, а также страна Незапамятных Времен — красивее этой фразы вообще нет ничего на свете. И по всей карте у нас нарисованы маленькие красные стрелки, которые показывают путь во все эти страны. Ребекка Дью считает, что я впала в детство, но, Джильберт, я не хочу, чтобы мы когда-нибудь стали слишком взрослыми и слишком мудрыми, слишком старыми и слишком глупыми для игры в сказочную страну.
Ребекка Дью не совсем уверена, что я оказываю на Элизабет хорошее влияние. Она считает, что я поощряю ее во всяческих завихрениях. Как-то вечером, когда меня не было дома, Ребекка понесла к калитке молоко. Элизабет так внимательно смотрела на небо, что даже не услышала ее тяжелой поступи.
— Я слушала, Ребекка, — объяснила она.
— Слишком много ты слушаешь, — недовольно проурчала Ребекка.
Элизабет улыбнулась своей отрешенной улыбкой. Разумеется, Ребекка выразилась не так, но я хорошо себе представляю, как именно улыбнулась Элизабет.
— Ты и вообразить себе не можешь, Ребекка, что я иногда слышу, — сказала она таким тоном, что у Ребекки Дью похолодели кости — так она, по крайней мере уверяет.
Но что поделаешь, если Элизабет дитя страны Фантазии?
Твоя
P. S. Я никогда в жизни не забуду лицо Сайруса Тейлора, когда жена обвинила его в пристрастии к вышиванию. Но я также никогда не забуду, как он целый день искал этих котят. Мне нравится, что Эсма заступилась за отца, хоть и понимала, что все ее надежды рухнули по его вине.
P. P. S. Я вставила в ручку новое перо. И хочу написать, что люблю тебя, потому что в тебе нет надутой важности доктора Картера… И еще потому что у тебя не торчат уши, как у Джонни. Но самое главное, я люблю тебя за то, что ты такой, какой есть, мой единственный Джильберт».
Глава двенадцатая
30 мая
Аллея Оборотней
Звонкие Тополя
«Мой самый дорогой и самый любимый!
Пришла весна!
Ты, наверное, в экзаменационной горячке этого и не заметил. А я чувствую весну всем телом, от пяток до макушки. И весь Саммерсайд чувствует. Даже самые невзрачные улицы украсились цветами, перевесившимися через старые заборы, и желтыми огоньками одуванчиков вдоль дорожек. Фарфоровая дама, которая стоит у меня на полке, тоже это чувствует, и я уверена, что если бы я внезапно проснулась среди ночи, то увидела бы, как она выделывает разные хитрые па своими красными туфельками с золотыми каблучками.
Все кругом, куда ни посмотри, весело поет: «Весна!». И бесчисленные маленькие ручейки, и голубая дымка на Царе Бурь, и клены в роще, куда я хожу читать твои письма, и одетые в белый наряд вишни вдоль Тропы Приведений, и толстые малиновки, нахально прыгающие во дворе под носом у Мукомола, и свежие листочки на диком винограде, обвивающем калитку, к которой приходит за молоком Элизабет, и молодые нежно-зеленые кисточки на елках вокруг старого кладбища… и даже само кладбище, где на могилах распускаются цветы, словно говоря: «А жизнь все же сильнее смерти!» Позавчера вечером я с удовольствием прошлась по кладбищу. Ребекка Дью считает мое пристрастие к таким прогулкам чем-то нездоровым и вечно говорит мне: «И что вас тянет в это жуткое место, да еще по ночам?» А я бродила по дорожкам, освещенным белыми звездочками ароматных нарциссов, и размышляла, действительно ли жена Натана Прингла пыталась его отравить. Ее могила под ковром молодой травы казалась такой умиротворенно-невинной, и я решила, что бедную женщину оклеветали понапрасну.
Через месяц я уже буду дома! Каникулы! Я все время представляю себе наш старый сад в белоснежном убо-ре. и Лучезарное озеро… и шорох моря… и Тропу Мечтаний в солнечных зайчиках… и тебя!
У меня сегодня как раз подходящий карандаш, и я хочу сказать тебе…
(Далее опущены две страницы.)
Вчера меня пригласила на ужин жена Томаса Прингла — та самая, которая отказалась сдать мне квартиру. Ребекка Дью говорит, что я очень выгодный жилец, так как меня без конца приглашают в разные дома то обедать, то ужинать. Теперь я очень рада, что миссис Прингл не сдала мне комнату. Она довольно милая женщина — этакая мурлычущая кошечка. И она отлично готовит, но ей далеко до тети Кэт, тети Шатти и Ребекки Дью. Я очень их полюбила и собираюсь жить у них все три года. Стул, на котором я сижу, называют «стул мисс Ширли», и тетя Шатти призналась мне, что, когда меня нет дома, Ребекка Дью все равно ставит мне прибор — чтобы не было так скучно. Иногда, правда, я умудряюсь ненароком обидеть тетю Шатти, но она говорит, что научилась меня понимать и знает, что я сознательно никогда не сделаю ей больно.
Мы с Элизабет теперь ходим гулять два раза в неделю. Миссис Кемпбелл согласилась на это, но настаивает, чтобы мы никогда не гуляли в воскресенье. С приходом весны жизнь Элизабет стала немного повеселее. Даже в этот мрачный дом все-таки проникают лучи солнца, а снаружи, когда на его стенах танцуют тени елок, он просто красив. Но Элизабет все равно всегда рада из него сбежать. Иногда мы с ней ходим в город посмотреть на освещенные витрины магазинов. Но чаще всего уходим как можно дальше по «дороге, которая ведет к краю света», и за каждым поворотом надеемся увидеть что-нибудь замечательное, а может быть, и само Завтра.
Иногда мы наблюдаем, как подгоняемое ветерком судно бежит к гавани, и Элизабет каждый раз надеется, что на нем ее отец. Она упорно цепляется за веру, что он когда-нибудь к ней приедет. Честно говоря, мне непонятно, почему ему не приходит в голову навестить дочь. Он, наверное, не понимает, как она мечтает его увидеть. Вероятно, все еще представляет дочь младенцем, который стоил жизни его жене.
Скоро закончится мой первый год на посту директрисы Саммерсайдской школы. Первый семестр был сплошным кошмаром, но остальные два прошли очень приятно. Принглы, оказывается, довольно милые люди. Я даже не понимаю, как могла сравнивать их с Пайнами. Сегодня Сид Прингл принес мне букетик примул. Джен, конечно, окончит год первой ученицей, и мне доложили, что, по словам мисс Эллен, я единственная учительница, которая по-настоящему понимает эту девочку. Вот только Кэтрин Брук по-прежнему разговаривает со мной холодно и враждебно. Но, кажется, я перестану делать ей дружеские авансы. В конце концов, как говорит Ребекка Дью, всему есть предел.
Да, чуть не забыла… Салли Нельсон попросила меня быть подружкой на ее свадьбе. Она состоится в конце июня в Боннивилле, загородном доме доктора Нельсона, что стоит на мысе. Салли выходит замуж за Гордона Хилла. И тогда Нора останется последней незамужней дочерью доктора Нельсона. За ней много лет — с перерывами, как говорит Ребекка Дью, — ухаживал Джим Уилкокс, но из этого ничего не вышло, а теперь, по-видимому, уже и не выйдет. Я очень люблю Салли, но с Норой мне как-то не удалось сойтись. Она, конечно, гораздо старше меня и держится замкнуто и высокомерно. И все-таки мне хотелось бы с ней подружиться. Она не очень красива и умна, но что-то в ней есть своеобразное, интригующее.
Кстати, о свадьбах. Эсма Тейлор в прошлом месяце вышла замуж за своего доктора философии. Венчание происходило во второй половине дня в среду. Я занималась в школе и не могла на нем присутствовать, но все говорят, что Эсма была очень красива и вся светилась от счастья, а у Леннокса был вид человека, уверенного, что он поступает согласно велениям совести. С Сайрусом Тейлором мы стали друзьями. Он часто вспоминает тот обед, на котором, как он теперь считает, всем сестрам досталось по серьгам. «С тех пор я ни разу не посмел сыграть с ними в молчанку, — признался он мне. — Боюсь, мать в следующий раз скажет, что я люблю плести кружева». И он каждый раз посылает привет вдовам. Нет, Джильберт, люди все же восхитительны, и жизнь тоже восхитительна.
Остаюсь навечно твоя
Энн.
P. S. А наша старая корова, которая содержится у мистера Гамильтона, принесла пестрого теленочка. В течение следующих трех месяцев нам пришлось покупать молоко у Лью Ханта. Кстати, Ребекка говорит, что скоро у нас опять будут сливки. Между прочим, она была против теленка. Тете Кэт пришлось даже посоветовать мистеру Гамильтону сказать ей, что наша корова слишком стара, для того чтобы родить теленка, — тогда Ребекка Дью немедленно согласилась».
Глава тринадцатая
Вечером в пятницу, накануне свадьбы, Нельсоны давали обед для близких друзей и тех из приглашенных, кто уже приехал с материка на пароме. Большой дом, который доктор Нельсон именовал дачей, стоял в пихтовой роще на длинной песчаной косе, окаймленной грядой золотистых дюн и обдуваемой ветрами во все времена года.
Энн дом понравился с первого взгляда. Любому старому каменному дому присущи спокойствие и достоинство. Такой дом не боится хода времени, воздействия стихий и смены моды. Но в этот июньский вечер в старом доме ключом била молодая жизнь: раздавался девичий смех, друзья радостно приветствовали друг друга, без конца подъезжали экипажи, повсюду бегали дети, посыльные приносили подарки — словом, кипела обычная предсвадебная суматоха, на которую, как два невозмутимых сфинкса, взирали, сидя на перилах веранды, два черных кота, названных доктором Нельсоном Варнава и Саул. [2]
2
[2] Библейские персонажи: Саул — гонитель христиан, в дальнейшем апостол Павел; Варнава, он же Иосия, привел уверовавшего Саула к апостолам. (Примеч. пер.)
Салли выскочила навстречу Энн и повела ее на второй этаж.
— Мы решили поместить тебя в северную комнатку. Конечно, ты там будешь не одна — в каждой комнате будут спать, по крайней мере, четверо. И все равно места не хватит. Мальчиков уложат в палатке, которую поставили в пихтах, и на ночь мы расставим раскладушки на застекленной веранде. А большинство детей отправят на сеновал. Ой, Энн, как это весело — выходить замуж. Сегодня из Монреаля прислали мое подвенечное платье. Это просто мечта… кремовый шелк с кружевным воротником по плечам и вышивкой из крошечных жемчужин. И какие я уже получила чудные подарки! Вот это твоя постель. А на других будут спать Мейми Грей, Дороти Фрейзер и Сисси Пальмер. Мама хотела поместить сюда Эми Стюарт, но я ей не позволила. Эми на тебя ужасно зла, потому что она сама хотела быть моей подружкой. Но зачем мне такая толстая неуклюжая подружка, правда? И потом, у нее вечно такой вид, словно ее вот-вот стошнит, — вся зеленая, как тина из пруда. Ой, Энн, представляешь — только что приехала тетя Проныра. Мы все в ужасе. Конечно, мы не могли ее не пригласить, но кто же знал, что ей вздумается приехать на день раньше.