История франков
Шрифт:
При всех особенностях латинского языка Григория Турского система склонения и спряжения у него все же сохраняется, что, безусловно, является результатом традиционного, хотя к тому времени и ущербного, образования Григория.
«История франков» выявляет прежде всего изменения, происшедшие в системе вокализма и консонантизма, повлекшие за собой изменения и в морфологической системе латинского языка, что подтверждается смешением падежных флексий в accusativus и ablativus даже там, где по звучанию они для него довольно различимы. Употребление оборотов с предлогами вместо функции родительного и дательного падежей, изменение значений некоторых предлогов и путаница в употреблении падежей при них – все это свидетельства размывания сложной падежной системы латинского склонения.
К числу характерных черт языка Григория Турского следует отнести: широкое употребление
Грамматический строй латинского языка в сочинении Григория Турского несколько отличается от грамматического строя латинского языка классического периода. В «Истории франков» уже мало больших и сложных периодов со своеобразным порядком слов, которыми характеризуется язык писателей I в. Утрата многих подчинительных союзов, ослабление значения некоторых вводных и пояснительных слов, замена подчинения сочинением приводили к упрощению предложения. В основном строй предложения у Григория Турского простой, но автор уже не всегда мог ясно выразить мысль из-за своих промахов в грамматике, особенно в синтаксисе сложного предложения. Неумение развернуть предложение с подчинительными союзами или пояснительными словами нередко приводит к затемнению смысловой стороны выражения, а это создает трудности в переводе. Что касается лексики, наиболее подвижного элемента языка, то здесь мы можем отметить проникновение многих слов из народного разговорного языка.
Наряду со словами литературного латинского языка у Григория Турского встречаются их синонимы из разговорного или позднего латинского языка. Например, cornipes (поэт.), equus – «конь» и cabailus – «лошадь» (разг. яз.); domus – «дом», mansio – «пристанище, дом» и casa – «хижина» (в значении «дом»; разг. яз.). Вместе с тем некоторые слова употребляются Григорием и в старом и в новом значении. Например, causa – и в старом значении «причина», и в новом значении «вещь» (в клас. лат. яз. res); hostis – и в старом значении «враг, неприятель», и в новом значении «войско».
В связи с изменившимися социально-политическими и территориальными условиями наблюдается путаница в употреблении некоторых слов. [348] Так, если слова civitas, urbs, oppidum в литературном классическом языке имели четкое и определенное понятие: civitas – «гражданство, государство», urbs – «город» (столица, обычно по отношению к Риму), oppidum – «город» (без указания на его правовой статус; колония или муниципий), то у Григория все эти обозначения относились и к городу, и к территории, и к области без четкого их разграничения. Подобная путаница была в употреблении слов: vicus – «село, деревня», villa – «имение, загородный дом, вилла», locus – «место, местность, усадьба», раgus – «село, сельская территория с несколькими деревнями» и многих других, потерявших свое первоначальное устойчивое смысловое значение, Эта неразбериха в терминологии указывает на то, что в VI в. прежние римские колонии и муниципии в Галлии утратили характерные признаки своей городской автономии. Появилось много новых терминов и слов, выражавших новые понятия. Иные же старые слова переосмыслились и наполнились новым содержанием. Например, dux – «герцог» (в римский же период – командующий войсками провинции), comes – «граф» (в римский же период – лицо в штабе императора, выступившее с войском на войну) и др.
В словаре Григория Турского много слов греческого происхождения, относящихся к сфере религиозных понятий и церковному устройству, уже давно бытовавших в церковной литературе: ecclesia – «церковь» (обычно кафедральная), basilica – «базилика» (церковь), episcopus – «епископ», presbyter – «пресвитер, священник», martyr – «мученик», baptizare – «крестить», thesaurizare – «приобретать» и др.
Длительное сосуществование народной латыни и германских языков (для Северной Галлии – франкского) обогатило словарный состав народной латыни. Естественно, и в языке Григория Турского встречаются германские слова, например в латинизированной форме: scramasaxos (нем. Scramasax, франке. scramasahs) – «большой нож, тесак», bannus (нем. Bann) – «банн, штраф»; в германской форме bacchinon (нем, Becken) – «таз, чан», framea – «копье» (употребляемое римскими писателями уже задолго до Григория), morganegyba (нем. Morgengabe) – «утренний дар» и др. Имеются также заимствования из кельтского языка: alauda – «жаворонок», arepennis – «арипенн, арпан» (мера земли) и др.; заимствования из еврейского языка [26] .
26
М. Босте указывает все заимствования в латинском языке Григория Турского изгреческого, германского, еврейского и кельтского языков. (См.: BonnetМ. Le latin de Gregoire de Tours. P.. 1890. P. 209-226).
Стиль и язык Григория Турского формировались не только под влиянием разговорного латинского языка, но и под влиянием христианских авторов и особенно латинских переводов Библии, наиболее яркие места из которой он приводит часто либо дословно, либо перефразируя их. Библейские цитаты Григорий включает не только для доказательства истинности католического учения, но и для характеристики того или иного персонажа, того или иного события и явления. Так, например, грабеж местного населения свадебным кортежем королевы Ригунты (VI, 45) Григорий характеризует [349] словами пророка Иоиля из Ветхого завета: «Оставшееся от саранчи поела гусеница; оставшееся от гусеницы поел жук; что оставил жук, съела ржа» (Иоил., 1, 4).
Наибольшее влияние на стиль и язык сочинения Григория Турского оказал латинский перевод Нового завета, приспособленный к широким кругам простого народа. В новозаветной литературе часто использовались прямая речь для передачи живого разговора, краткие диалоги, лексика народной латыни, обиходные слова, нравоучительные сентенции и др.
Отдельные выражения и слова из Библии органически вошли в текст произведения Григория. Достаточно упомянуть такие выражения, как «сделал это в простоте сердца моего», «во всякой благости», «воздать каждому по делам его», «мужайся», «кто роет яму ближнему своему, сам в нее упадет», «все это – суета», «воздев горе руки и глаза», «изобличай глупца, он умножит ненависть к тебе» и многие другие, которые теряют у него свою первоначальную религиозную окраску и приобретают новое обыденно-житейское содержание и в большинстве случаев назидательный смысл.
Стараясь украсить свой стиль, Григорий обращается к Вергилию. Реминисценции и цитаты из «Энеиды» позволяют думать, что Григорий хорошо знал ее. Он охотно включал в свои произведения стихотворные строки из «Энеиды», преимущественно из первых ее книг. Так, в сочиненной им речи королевы Хродехильды против языческих богов он заставляет королеву цитировать стих из первой книги «Энеиды»: «...Jovisque et soror et coniux» – «...Я и сестра и супруга Юпитера» (I, 46, 47). Этим цитированием Григорий подчеркивает свое отрицательное отношение к античным богам, в частности к Зевсу (Юпитеру). А стихотворная строка: «quid nоn mortalia pectora cogis auri sacra famis?» – «К чему не склоняешь ты смертные души, // К злату проклятая страсть?» (III, 56) встречается у него довольно часто и в разных вариантах. Некоторые стихотворные строки, заимствованные из «Энеиды», цитируются Григорием Турским не совсем точно, а некоторые перефразируются им, становятся как бы его собственными [27] . Кроме Вергилия, Григорий Турский обращается также к Саллюстию, цитируя в двух местах (IV, 13; VII, 1) отдельные высказывания из «Заговора Катилины». Этим и ограничиваются его заимствования из римских авторов, с произведениями которых он познакомился, видимо, еще в раннем возрасте.
27
О подробном заимствовании Григорием Турским из «Энеиды» Вергилия см.:Bonnet М. Ор. cit. P. 50-52.
Но для украшения речи Григорий использует и свои собственные стилистические средства. У него есть излюбленные, правда простовато-неприхотливые, художественные приемы, такие, как, например, повторение одних и тех же или схожих производных слов: Latium petiit ibique et latuit (III, 23); In hos sepulchro super sepultum vivens presbiter sepelitur (IV, 12); Iniqua inquit (V, 43) и др.; игра слов с именами, часто непередаваемая в переводе: convenitur ad Convenas (VII, 35), vir nomine Virus (X. 8). [350]