История Фридриха Великого.
Шрифт:
В характере короля Фридриха-Вильгельма произошла также значительная перемена в последние годы его жизни. Видя успехи Фридриха и общее уважение к его познаниям, король начал смотреть на искусства и науки, как на предметы не столь бесполезные в государстве и понемногу даже убеждался, что они необходимы для нравственного совершенствования народа и государя. {98}
"Важную, утешительную новость могу я тебе сообщить, -- так писал Фридрих к одному из близких себе людей.
– - Король, отец мой, ежедневно по три часа читает философию Вольфа! Слава Богу! Наконец достигли мы торжества разума". В последнее время своей жизни Фридрих-Вильгельм усердно желал исправить прежние свои заблуждения, ему хотелось снова привлечь в Пруссию изгнанных им ученых и философов. Но этого сделать он не успел. Торжество мысли и просвещения было предназначено царствованию его преемника.
Величайшее благоговение к народолюбивому чувству своего отца ощутил Фридрих, сопутствуя ему в 1739 году
"Мы прибыли в страну, которая, по моему мнению, есть Nec plus ultra образованного мира. Эта малоизвестная в Европе провинция -- новое создание короля, моего отца. Она была опустошена чумой; двенадцать или пятнадцать опустелых городов и от четырех до пяти сот необитаемых деревень представляли печальное зрелище. Король не щадил издержек для осуществления своих благотворных видов. Он построил вновь города, учредил превосходные заведения, созвал со всех сторон Европы несколько тысяч семейств. Теперь поля обработаны, страна населена, торговля процвела, всюду изобилие и счастье -- пустыня стала плодоноснейшей провинцией целой Германии. И все это дело короля, который не только приказывал, но сам был главным лицом при исполнении, сам начертал планы и привел их в действие, не щадил трудов, поощрений, огромных сумм и наград для того, чтобы упрочить благосостояние полумиллиона мыслящих существ, обязанных ему своим довольством и счастьем. Я нахожу в этом великодушном подвиге, в этом превращении пустыни в населенную, плодоносную и счастливую страну нечто героическое, и надеюсь, что вы разделите мое мнение".
Путешествие по Пруссии доставило кронпринцу особенный и вовсе неожиданный знак отеческой милости. Король подарил ему свои богатые конные заводы, приносившие ежегодного дохода от десяти до двенадцати тысяч талеров. Фридрих тем менее мог этого ожидать, что король незадолго до того снова был к нему суров и несколько раз не совсем кротко выражал свои чувства. Подарок {99} короля был для него весьма важен, потому что обыкновенного его дохода далеко не доставало на его издержки, и он был вынужден делать значительные займы за границей.
С этих пор между отцом и сыном совершенно водворилось согласие, возраставшее с каждым днем. Фридрих-Вильгельм мог с полной доверенностью передать в руки сына судьбу своих подданных. Давнишний его недуг возобновился с большей силой и превратился в опасную водяную болезнь с самыми тяжелыми признаками. Всю зиму король тяжко страдал. Фридрих большую часть этой зимы провел возле него. О нежном соболезновании сына свидетельствуют его письма.
Весной, когда положение короля, казалось, несколько облегчилось, Фридрих отправился в Рейнсберг. Вскоре прибыл туда курьер с известием о весьма опасном положении здоровья его величества. Фридрих поспешил в Потсдам, где король жил во все время болезни. Жизненная сила отца еще раз вспыхнула. Фридрих нашел его на площади, подле дворца, сидящим в подвижном кресле, на котором его возили, потому что ноги давно уже отказывались служить ему. Он смотрел на закладку одного соседского дома. Едва увидел он издали сына, как простер к нему объятия, в которые принц бросился со слезами. В таком положении оставались они долго, не говоря ни слова. Наконец король прервал молчание. "Хотя я всегда был к тебе строг, -- сказал он, -- но вместе с тем {100} постоянно любил тебя со всей горячностью отцовского сердца; за то Бог дал мне сладкую минуту еще раз увидеться с тобой". Потом он приказал перенести себя в комнату и в продолжение целого часа наедине беседовал с сыном, отдавая ему с редкой твердостью отчет о всех внутренних и внешних делах своих.
На другой день кронпринц и многие высшие сановники находились при короле. Он, обращаясь к ним, сказал:
– - Не правда ли, Господь ко мне очень милостив -- он даровал мне достойного и благородного преемника!
Фридрих встал и с жаром поцеловал руку отца, который привлек его к себе на грудь, долго держал крепко в объятиях и воскликнул:
– - Боже! Умираю спокойно. Сын мой не посрамит любви моей к народу!
Несколько дней спустя король велел созвать рано утром в приемную всю свою свиту, министров и всех штаб-офицеров своего полка. Его вынесли в зал в подвижном кресле. Он был покрыт плащом и до того слаб, что едва мог внятно говорить. Он приказал сыну стать возле себя и, взяв его за руку, дал знак, чтобы дежурный офицер прочел бумагу, заранее приготовленную. Она заключала в себе последнюю его волю. Он торжественно передавал королевство и полк свой наследному принцу, убеждая подданных быть столь же верными его сыну, как они были ему. Напряжение сил, однако же, так истощило его, что он тотчас же после того велел перенести себя в кабинет и лег в постель. За ним последовали кронпринц и королева. С необыкновенным мужеством перенес он последние,
Перед кончиной король дал приказание похоронить его как можно проще. Фридрих, однако, не исполнил его волю: он велел составить пышную погребальную процессию. Принц боялся, чтобы народ, которому неизвестна была последняя воля короля, не приписал отсутствие обычной церемонии неуважению, основанному на прежних его неприятностях с отцом. Фридрих сам при описании жизни своего отца говорит с благородной сыновней любовью об этих неприятностях. Домашние огорчения этого великого государя мы прейдем молчанием -- надо быть снисходительным к погрешностям детей, из уважения к доблестям их отца.
{101}
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Начало царствования
Фридрих был глубоко огорчен смертью своего отца. Он чувствовал к покойному какое-то благоговейное чувство, вполне сознавая, что Фридрих-Вильгельм своими неусыпными трудами на пользу и славу Пруссии приготовил ему прочное и блистательное поприще. Он решился принести ему дань истинного уважения, следуя с неутомимой силой по стопам покойного, управляя по данному образцу механизмом государства, искусно устроенным, и прибавляя новое только там, где его светлый взгляд видел необходимость преобразования. С неутомимым усердием, подавляя свою скорбь, предался он вполне высокому призванию, и уже в первые дни его царствования было возвещено народу, что он желает сохранить прежний порядок и какие нововведения почитает совершенно необходимыми.
Такое вступление юного короля готовило одним неприятные, другим радостные последствия. Предполагали значительные перемены в учреждении государственном, думали, что люди, окружав-{102}шие близко Фридриха-Вильгельма, имевшие на него влияние, теперь заменятся другими и будут занимать не столь блестящие места. Но Фридрих не хотел нанести оскорбления истинной заслуге и забывал даже свои прежние личные отношения -- для общей пользы. Так, рассказывают о старом полководце, принце Леопольде Дессауском, который прежде принадлежал к австрийской партии, что он с печальным лицом и со слезами на глазах представился Фридриху, говорил ему речь и просил оставить его и сыновей при прежних должностях в армии. Фридрих на это отвечал, что он нисколько не устраняет его от занимаемых им мест, надеясь, что принц будет служить ему столь же верно, как отцу его, но прибавил: "Что же касается до влияния и силы, то в мое царствование никто, кроме меня и закона, не будет иметь силы и влияния на народ". Еще более изумились, когда Фридрих прежнего министра финансов фон-Бодена, которого обвиняли в пристрастии и лихоимстве, и к которому он прежде сам не благоволил, но которого способности умел ценить, не только оставил при прежней должности, но еще подарил ему великолепный, вновь выстроенный дом.
Другие, напротив, ошиблись в своих блестящих надеждах, основанных на прежних связях с кронпринцем. Так, подвергся строгому выговору короля заслуженный генерал-лейтенант фон-дер-Шуленбург, когда он без позволения оставил свой полк, чтобы {103} лично принести Фридриху поздравления с восшествием его на престол. То же было со многими другими искателями счастья. Поздравительные стихотворения, которые отовсюду присылались к королю, плохо вознаграждали труд стихотворцев. Некоторые из прежних его любимцев узнали на опыте, что они неверно судили о его характере. Один из них поспешил отправить к приятелю своему в Париж приглашение, в котором уверял, что он теперь найдет Эльдорадо в Берлине, и что они смогут вести самую веселую жизнь в обществе Фридриха. По несчастью, Фридрих вошел незаметно в комнату сочинителя и, стоя позади его, прочел письмо. Он взял его из рук писавшего, разорвал и сказал с важным видом: "Шуткам теперь конец!"
Напротив, те из друзей Фридриха, которых истинная преданность, заслуги и способности были испытаны, видели перед собой почетное поприще: Фридрих умел каждому из них назначить такое место, на котором он, сообразно своим способностям, мог содействовать благу государства. Пострадавшие прежде за него невинно нашли теперь полное вознаграждение. Отец несчастного Катте был пожалован в фельдмаршалы и графы, все прочие родственники Катте взысканы были особенной милостью короля. Верный Дюган был возвращен из заточения, и Фридрих дал ему возможность спокойно провести остаток дней. Также возвратился в Берлин Кит и был пожалован шталмейстером и капитаном армии. Камер-президент фон-Мюнхов, который много пострадал во время пребывания Фридриха в Кюстрине, был теперь вместе с сыновьями щедро осыпан разными милостями.