История Фридриха Великого.

Кони Федор Алексеевич

По возвращении Фридриха из прусской провинции последовало в Берлине, 2 августа, принятие присяги от курмаркских чинов. Когда Фридрих, по окончании церемонии, вышел на дворцовый балкон, народ приветствовал его громким криком "да здравствует король!" Против обыкновения и этикета оставался он полчаса на балконе, устремив твердый, внимательный взор на бесчисленную толпу, собравшуюся перед дворцом: он, казалось, забылся в глубоком раздумье. На розданных в Берлине медалях была надпись "Во имя истины и правосудия".

Спустя короткое время Фридрих снова оставил Берлин для коронования в принадлежащих государству вестфальских провинциях. Прежде

посетил он старшую свою сестру, маркграфиню Байрейтскую, в ее столице. Отсюда, после быстрого переезда, появился он в Страсбурге, ему хотелось хоть однажды быть на почве Франции и видеть тамошнее войско. Чтобы его не узнали, он принял имя графа фон-Фура и взял с собой небольшую свиту; с ним были только две кареты.

По прибытии в Страсбург Фридрих велел немедленно изготовить себе французское платье, по последнему вкусу, чтобы совершенно походить на француза. {109}

В одном кофейном доме познакомился он с французскими офицерами, которых пригласил к себе на ужин. Роскошное угощение, приятность его беседы привели в восхищение гостей, но тщетно старались они узнать настоящее имя и звание своего хозяина. На другой день Фридрих был на параде. Здесь узнал его один солдат, находившийся прежде на прусской службе; немедленно дали знать губернатору, маршалу Броглио, и Фридрих не мог отстранить почестей, должных его сану. Скоро весть распространилась по целому городу; народ был в восторге, что видит посреди себя юного короля, слава которого пронеслась по свету еще до вступления его на престол. Портной, сделавший новое платье, не хотел брать денег, довольствуясь честью, что работал на прусского короля. Вечером город был иллюминован; повсюду раздавался громкий клик "да здравствует король прусский!"

Из Страсбурга поехал Фридрих по Рейну в Везель. На этот раз путешествие по Рейну было сопряжено не с таким неприятным чувством, как за десять лет, когда Фридриха везли под строгим караулом, как позорного преступника. Но во время дороги он заболел продолжительной лихорадкой. Она была причиной, что Фридрих не поехал, как намеревался, в Брабант, посетить Вольтера, в то время там жившего. Но для самолюбивого Вольтера достаточно было одного желания короля, и он поспешил сам явиться к своему высокому почитателю в замок Мойланд, близ Клеве. Фридрих сожалел, что не мог достойным образом встретить знаменитого писателя, по причине своей болезни, но личным знакомством с Вольтером был столь же восхищен, как прежде его произведениями.

"Вольтер красноречив, -- писал Фридрих вскоре после того к Иордану, -- как Цицерон, приятен, как Плиний, умен как Агриппа; одним словом -- он соединяет в себе все доблести и дарования трех величайших умов древности. Его дух работает непрестанно, каждая капля чернил под его пером превращается в остроумную мысль. Он читал нам превосходную свою трагедию "Магомет"; мы были от нее в восхищении, я только удивлялся и молчал. Ты найдешь меня, по возвращении, весьма болтливым; но вспомни, что я видел два предмета, лежавшие у меня всегда на сердце: Вольтера и знаменитые французские войска".

На обратном пути присутствовал Фридрих в Зальцдалуме на бракосочетании своего брата, принца Августа-Вильгельма, с сестрой своей супруги, брауншвейгской принцессой Луизой-Амалией.

Поездка в Вестфалию для коронования подала повод к политической демонстрации, ясно обнаружившей его характер в делах {110} политики. Не прошло еще трех недель его царствования, как последовал другой подобный случай. Курфюрст Майнцский, по участию в наследстве после ландграфа Гессен-Кассельского и графа Ганауского, родственника Бранденбургского дома, объявил неосновательные притязания на некоторые владения в Ганау. Фридрих послал 19 июня к курфюрсту серьезное увещание, прося его оставить свои притязания и не нарушать государственного спокойствия. Вследствие того курфюрст удалился со своими войсками.

Важнее было второе событие. Пруссия, по наследству, получила во владение княжество Герсталь на Маасе, в округе епископства Литтихского. Герсталь в царствование короля Фридриха-Вильгельма возмутился и был принят под защиту епископом Литтихским, которому сильно хотелось овладеть им совершенно. Фридрих-Вильгельм тщетно старался направить дело на добрый путь. Теперь Герсталь, находившийся

все еще под защитой епископа, не хотел присягнуть Фридриху. Фридрих послал из Везеля одного из высших своих сановников к епископу и велел настоятельно потребовать от него определительного объяснения его поступков и объявить ему в то же время о последствиях, которым он может подвергнуться. Епископ не дал объяснения, и 16.000 человек прусского войска вступили в область епископа. Испуганный епископ обратился ко всем соседним владетелям и даже к императору, с просьбой о защите. Император написал к Фридриху письмо, в котором называл поступок его самоуправством и приказывал ему войти с жалобой в имперский сейм. Но Фридрих, зная хорошо, как мало выиграет своей жалобой, оправдывался на бумаге, а войска своего не выводил. Затем епископ прибегнул к переговорам с Фридрихом, и 20 октября последовал договор, по которому Фридрих уступил епископу княжество Герсталь за значительную сумму денег. Вероятно, отдаленность Герсталя от прочих его владений склонила его к уступке.

Так прошли первые пять месяцев царствования Фридриха. Свободная, самостоятельная сила, с которой он за все принимался, была его современникам столь чуждой, необыкновенной, что они не могли объяснить себе всего величия такого явления. Но наступила пора его блестящего поприща, и тогда образ его действий сделался ясным даже и для близорукого глаза.

{111}

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Начало первой Силезской войны

Истинное наслаждение обещала первая осень царствования Фридриха двору и жителям Берлина. Вольтер, по приглашению Фридриха, прибыл в столицу Пруссии. Король мог теперь беседовать с ним с большей свободой, чем при первом беглом свидании.

Кроме Вольтера собралось около Фридриха еще несколько ученых и остроумных людей. Прибыли также в гости обе его сестры маркграфини Байрейтская и Аншпахская. Литературные вечера, концерты, празднества предвещали, по-видимому, длинный ряд удовольствий.

Между тем прибыл курьер с известием, что император Карл VI умер 26 октября 1740 г. Фридрих в то время был в Рейнсберге, где хотел успокоиться от возобновившихся лихорадочных припадков.

"Теперь наступило время, -- писал он Вольтеру, -- когда старой политической системе должно дать совершенно новое направление; оторвался камень, который скатится на многоцветный истукан Навуходоносора и сокрушит его до самого основания.

Истукан, о котором писал Фридрих, приснился некогда царю Навуходоносору, и сновидение это было истолковано пророком Даниилом. Истукан был изваян из драгоценных металлов, а ноги {112} его были из смеси железа с глиной, так что он не мог устоять от малейшего потрясения. Такого же свойства были австрийские владения. Это огромное государство не имело внутренней силы; несчастливо веденная в последнее время война с Турцией истощила и последние вспомогательные средства. Принц Евгений, бывший долгое время опорой государства, умер, и место его некому было занять. Карл VI всю жизнь свою домогался получить согласие европейских государств на то, чтобы передать престол дочери своей Марии-Терезии; совет Евгения, лучше обеспечить прагматическую санкцию войском в 180.000 человек, чем шаткой надеждой на обещания, остался без внимания. Напротив того, Пруссия стремилась вперед с юношеской силой. Хоть и часто издевались над королем Фридрихом-Вильгельмом, что он употреблял чрезмерные издержки на войско, которое между тем почти совсем не бывало в деле, но войско это пользовалось миром, чтобы укрепиться, приобретало опытность и теперь стояло выше всех европейских армий. В то же время области Пруссии были в цветущем состоянии, доходы значительны, долги не обременяли государства, в королевском казнохранилище было в наличности около девяти миллионов талеров. С такими средствами сильный, мужественный дух Фридриха мог действовать самостоятельно и заставить признать свое величие и внутреннее призвание.