История государства и права России
Шрифт:
Другая линия правотворчества проходила через нормативно- созидательную деятельность приказов – Разрядного, Ямского, Казенного, Разбойного, Посольского и т. д.
В силу образованности и практической опытности (церковное образование, книги, переписка с Москвой, челобитные с мест, жизненный опыт и т. п.) приказные чиновники самостоятельно “проводили” множество судебных решений, имевших зачастую нормативный характер, а также подготавливали массу инструкций, установлений, предписаний и других подзаконных актов.
Кроме того, именно в стенах приказов разрабатывались и сами законопроекты,
Несмотря на частое “историческое” оправдание своих решений и новых установлений в области государства и права, к которому прибегали московские князья и их приказные люди, они, однако, шли на практике не назад, а вперед – учреждая новые законы.
Возникают, например, новые формы ответственности. Так, Двинская грамота 1397 г. вновь вводит на Руси (впервые со времен Русской Правды) смертную казнь – через повешение. Эта же грамота усматривает как должностное преступление взятку (посул), выделяет оскорбление, рецидив (например, третья кража). А в Уставной грамоте Белоозерскому княжеству (1488 г.) Иван III вводит новую обязывающую норму – требование, чтобы в суде наместника участвовали также дворовые, старосты и “лучшие люди” из округи.
Несмотря на новые законы, вводимые великокняжеской властью, огромный массив применяемых правовых норм наследовался из прошлого правового опыта (времен Русской Правды).
В. И. Татищев писал: “Как князь великий Василий Темный ростовским боярам велел судить по их старым законам, так и Иоанн Великий по просьбе рязанских бояр позволил судить по их законам… В Галиции, на Волыни и Полоцке русские законы были, и местные князья, овладев опытом княжествования, по тем законам судили”.
При этом происходило не только воспроизведение старинного правового опыта (правового обычая или правовой традиции), но и его относительная модернизация – с целью приспособления к новым реалиям. Обращение к правовым памятникам Древней Руси – важная черта законотворчества в московский период.
Память русичей о монголо-татарском иге, усиленная национальными чувствами сострадания и жалости к его жертвам, порой вступала в противоречие с реальными интересами феодальных собственников. Но, тем не менее, именно с исторической памятью следует связать присутствие в московском законодательстве таких статей, как, например, п. 56 Судебника 1497 г., который гласит: “А холопа полонит рать татарская, а выбежит и с полону и он свободен, а старому государю не холоп”.
Важнейшим источником административного и феодального права в Московском государстве, как уже отмечалось, оставался правовой обычай.
Характерный пример – знаменитый Юрьев день, известный на Руси в качестве обычая, по-видимому, еще с XII или XIII в., но ставший законом лишь во второй половине XV в. – во времена княжения Василия II Темного.
Говоря о причинах и истоках действительных нововведений в московском праве, следует признать, что в целом они носили прежде всего политико-прагматический характер, поскольку были направлены главным образом на создание и укрепление единого, централизованного государства во главе с московским князем.
Даже зарождение и упрочение таких институтов права, как земельная собственность или феодальные отношения между землевладельцем и крестьянином (“крепь” и т. д.), происходило под огромным влиянием этого политического фактора. Великий князь мог, например, отнять у старика боярина удел за побег его сына в Литву. Но тот же князь мог и отблагодарить своих людей за службу, передав им в качестве “вспомощения” собственные или вновь захваченные у кого-либо земли.
Именно на этой практической основе к середине XVI в. на Руси сложилась поместная система землевладения (наряду с вотчинной и боярской), а вместе с ней возник и усилился особый класс служилых людей – класс дворян-помещиков. С образованием этой социальной силы оформилась и их “вотчинная” власть над крестьянами, вынужденными “крепко” сидеть на их землях.
Законотворчество московской верховной власти носило, особенно на первом этапе рассматриваемого периода, преимущественно эмпирический, практико-поисковый характер, подчиненный политико-государственным целям объединения.
То есть государственная власть, порождая новые правовые акты, прецеденты и обычаи, зачастую вынуждена была действовать вслепую. Ведь тогда, как известно, не было юридической науки, а традиционные идеологии (прежде всего историческая и религиозная) того времени были зачастую беспомощны в плане эффективных юридических решений.
Спасительным средством в этих условиях оставались рецепции. Многие нормы не столько изобретались, сколько формулировались на основе известных иностранных законов и правовых памятников.
Судя по всему, поиск таких правовых заимствований проходил менее предвзято и шел широким фронтом – по сравнению с религиозно-идеологической избирательностью, которая была столь характерна для рецепций в период Киевского государства (рецепции из татаро-монгольского права, политико-правовой опыт Новгородской и Псковской республик XIII–XV вв.), а также Великого княжества Литовского, с которыми Москва соперничала и зачастую воевала.
В московский период шла огромная работа по систематизации законодательства, его дальнейшему логическому анализу и практическому толкованию (интерпретации), комбинированию отдельных правовых понятий и юридических формул, редактированию и различного рода терминологическому уточнению – с тем, чтобы адаптировать рецепции, отдаленные от Московии (прежде всего в культурном смысле), и новые юридические нормы к современному русскому правосознанию, к складывающейся на Руси национальной культуре, идеологии и психологии и конечно же к реальным социально-политическим и экономическим условиям жизни.
Первые попытки соединения правовых актов и обычных норм в свод законов наблюдались в северных русских землях еще в середине XV в. – это Новгородская (1456 г.) и Псковская (1462 г.) судные грамоты. Знаменательным событием в этом плане явилось и создание расширенного и тематически упорядоченного свода русских законов – Судебника 1497 г.
Несмотря на свой частный характер и порой узкую сферу применения, логический анализ законодательства и правовой действительности порой приводил к полезным результатам на практике.