История Христианской Церкви. Том I. Апостольское христианство (1–100 г. по Р.Х.)
Шрифт:
Евангелие от Марка изображает Иоанна Сыном грома (Воанергес). [573] Это прозвище, которое Спаситель дал ему и его старшему брату, несомненно, было почетным и предвосхищало собой миссию, ожидавшую апостола в будущем, — равно как и имя Петр, данное Симону. Гром для евреев был гласом Божьим. [574] Это прозвище говорит о горячем нраве и большой силе духа, которые могли бы послужить добру или злу в зависимости от мотива и цели. Тот же гром, что наводит страх, одновременно очищает воздух и питает землю дождями, которые приносит с собой. Горячий нрав, обуздываемый рассудком и поставленный на службу истине, — это великая созидательная сила, но тот же нрав, ничем не обузданный и направленный не в ту сторону, — разрушительная сила. Нужно было лишь дополнить горячее усердие и преданность Иоанна дисциплиной и благоразумием, чтобы он на все времена стал благословением и источником вдохновения для церкви.
573
Мк. 3:17. (а не ; так у Лахмана, Тишендорфа и Трегеллеса), то есть . Принято считать, что это слово происходит от еврейской фразы (как она звучит на галилейском наречии). Слово означает «шумная толпа людей», но в сирийском языке оно, возможно, имело значение «гром». Робинсон считает его производным от слова , которое означает «суматоха, тревога» и используется применительно к раскатам грома (Иов 37:2). Обычно гром на иврите называется (Пс. 76:18; 80:8; Иов 26:14). Таким именем полностью отметаются обычные представления
О характере Иоанна. Гильгенфельд пишет: « Nichts stimmt zu den synoptischen Evangelien weniger als jenes m"adchenhafte Johannesbild, welches unter uns gangbar geworden ist»(Hilgenfeld, Einleitep. 393).
574
«Господь возгремел сильным громом»; «Господь произвел гром и град». См. Исх. 9:23; 1 Цар. 7:10; 12:17–18; Иов 26:14; Пс. 76:19; 80:8; 103:7; Ис. 29:6 и т.д.
В начале своего пути сыновья Зеведеевы неверно понимали разницу между законом и Евангелием — поддавшись праведному гневу, они хотели, как в древности Илия, призвать с небес всепожирающий огонь на самарийскую деревню, жители которой отказались принять Иисуса. [575] Но когда несколько лет спустя Иоанн отправился в Самарию, чтобы укреплять в вере новообращенных, он призывал на них огонь Божьей жизни и света, дар Святого Духа. [576] Нетерпимость Иоанна к тем, кто делал доброе дело во имя Христа, но не принадлежал к числу апостолов, объясняется все той же неверно понятой преданностью Господу. [577] В стремлении занять наивысшее положение в мессианском царстве также проявились и сила, и слабость братьев Зеведеевых: с одной стороны, ими двигало благородное желание оставаться рядом с Христом, даже если это означает близость к огню и мечу, с другой стороны, это желание было замешано на эгоизме и гордости, а потому Господь укорил братьев и нарисовал перед ними перспективу крещения кровью. [578]
575
Лк. 9:54–56. Некоторыр толкователи полагают, что именно после этого происшествия братья получили прозвище «Воанергес», но в таком случае прозвище носило бы оттенок осуждения и Господь вряд ли присвоил бы его Своему возлюбленному ученику.
576
Деян. 8:14–17.
577
Мк. 9:38–49; ср. Лк. 9:45–50.
578
Мф. 20:20–24; ср. Мк. 10:35–41.
Все это вполне согласуется с творениями самого Иоанна. Апостол изображает себя никак не мягким и сентиментальным, но твердым и решительным человеком. Без сомнения, он был не только добрым и приятным в общении, но отличался также эмоциональностью, горячностью и твердостью убеждений. Эти черты прекрасно уживаются друг с другом. Иоанн не ведал, что такое компромисс, и умел хранить верность. В его сердце горел святой огонь, но это пламя оставалось глубоко внутри и редко вырывалось на поверхность. В Апокалипсисе на врагов Христа и Его Царства обрушиваются мощные, оглушительные раскаты грома, но в той же книге упоминаются и времена покоя, звучат гимны мира и радости, а также дано описание небесного Иерусалима, которое могло выйти только из–под пера возлюбленного ученика. В евангелии и посланиях Иоанна мы ощущаем ту же силу, только смягченную и сдержанную. Иоанн доносит до нас самые суровые и самые прекрасные слова Спасителя, обращенные к врагам истины и произнесенные в кругу учеников. Больше ни один евангелист не дает нам столь ясного представления о противоборстве Христа и иудейской иерархии, а также о постепенном росте этой ненависти, переросшей в конце концов в кровавый заговор; ни один апостол не отделяет свет от тьмы, истину от лжи, Христа от антихриста столь же отчетливо, как Иоанн. Его евангелие и послания изобилуют этими непримиримыми противоречиями. Ему неведом компромисс между Богом и Ваалом. С каким святым страхом он рассказывает о предателе и описывает растущую ненависть фарисеев к своему Мессии! Как сурово он обличает — словами Господа — неверующих иудеев с их кровавыми замыслами, называя их детьми сатаны! В своих посланиях Иоанн называет всех, кто бесчестит имя христианина, лжецами; всех, кто ненавидит своего брата, — убийцами; всех, кто произвольно грешит, — порождениями сатаны; он убеждает читателя не слушать учителей, отрицающих тайну воплощения, называет таковых антихристами и запрещает их даже приветствовать. [579] Его любовь ко Христу была так же велика, как его ненависть к антихристу. Ибо ненависть — это оборотная сторона любви. Любовь и ненависть — две стороны одного и того же чувства. Так, одно и то же солнце дает свет и тепло живому и ускоряет разложение мертвого.
579
Ин. 8:44; 1 Ин. 1:6,8,10; 2:18; 3:8,15; 4:1; 2 Ин. 10–11.
До сих пор христианское искусство прекрасно сознавало эту двойственность Иоанна, изображая его с женственно чистым и нежным, но отнюдь не безвольным лицом и присвоив ему в качестве символа гордого орла, с распростертыми крыльями парящего над облаками. [580]
Апокалипсис и четвертое евангелие
Предложенное выше правильное представление о личности Иоанна устраняет главную трудность, вытекающую из предположения, что Апокалипсис и четвертое евангелие написаны одной и той же рукой. [581] В обоих случаях мы имеем дело с одним и тем же выдающимся, восторженным характером, способным на сильные проявления любви и ненависти, — с поправкой лишь на разницу между полной сил зрелостью и умудренной опытом старостью, между грохотом битвы и мирной тишиной. Богословие Иоанна неизменно, в том числе самые характерные его христологические и сотериологические особенности. [582] Больше ни один из апостолов не называет Христа Словом (Логосом). Евангелие Иоанна — это «одухотворенный» или идеализированный Апокалипсис. Даже стилистическая разница, столь бросающаяся в глаза при первом знакомстве, исчезает при ближайшем рассмотрении. Греческий язык Апокалипсиса изобилует гебраизмами в большей степени, нежели язык всех остальных новозаветных книг, и это вполне объяснимо, учитывая родство этой книги с еврейскими пророчествами, не имевшими аналогов в греческой классической литературе. Греческий язык четвертого евангелия чист, в нем нет ничего необычного, но евангелист Иоанн также проявляет прекрасное знание и глубокое понимание еврейской религии и сберегает самые чистые и замечательные ее части; стиль апостола отличается той же детской простотой и афористичной краткостью, что и Ветхий Завет; это всего лишь греческое тело, в котором живет еврейская душа. [583]
580
Иероним в своем «Толковании на Ев. от Матфея» пишет: «Quarta [faci`es] Joannem evangelistam [significat], qui assumptis permis aquiloe, et ad altiora festinans, de Verbo Dei disput^at» (Opera,ed. Migne, vii. 19). Древняя эпиграмма на Иоанна гласит: «More volans aquiloe verbo petit astra Joannes».
581
Автор книги «Сверхъестественная религия» (Supernat. Relig.,И. 400) пишет: «Вместо страстного и нетерпимого духа Сына грома [в четвертом евангелии] мы видим дух, не излучающий ничего, кроме доброты и любви». Насколько поверхностно это суждение, вы можете понять из наших предыдущих рассуждений.
582
Это прекрасно доказал Гебхардт в «Учении Апокалипсиса» (Gebhardt, Doctrine of the Apocalypse),и данный факт, по сути, признают даже те, кто отрицает, что Иоанн был автором Апокалипсиса (школа Шлейермахера) или евангелия (тюбингенская школа). Баур в своей «Церковной истории» пишет: « Es ist nicht blos eine "aussere Anlehnung an einen vielgefeierten Namen, es fehlt auch nicht an innern Ber"uhrungspunkten zwischen dem Evangelium und der Apokalypse, und man kann nur die tiefe Genialit"at und feine Kunst bewundern, mit welcher der Evangelist die Elemente, welche vom Standpunkt der Apokalypse auf den freiem und h"ohern des Evangeliums hin"uberleiteten, in sich aufgenommen hat, um die Apokalypse zum Evangelium zu vergeistigen. Nur vom Standpunkt des Evangeliums aus l"asst sich das Verh"altniss, in das sich der Verfasser desselben zu der Apokalypse setzte, richtig begreifen»(I, p. 147). У Швеглера и Кёстлина тоже есть подобные признания. См. Schaff, History of the Apostolic Church,p. 425.
583
Так
Стремясь найти причину отличий Апокалипсиса от других писаний Иоанна, мы должны принять во внимание очевидную разницу между пророчеством, непосредственно вдохновленным свыше, и историческим и дидактическим сочинением, а также промежуток в двадцать лет, разделявший эти сочинения. Апокалипсис был написан до разрушения Иерусалима, а четвертое евангелие — ближе к концу I века, когда Иоанн был уже очень стар, но, словно орел, обрел новые силы, как это случалось и с некоторыми величайшими поэтами: Гомером, Софоклом, Мильтоном и Гёте.
I. Сын грома и апостол любви
Я процитирую некоторые прекрасные наблюдения относительно личности Иоанна из сочинения моего друга, д–ра Годе ( Com.I. 35, в английском переводе Кромби и Кузина):
«Как нам объяснить сосуществование двух столь явно противоположных особенностей характера? Есть глубокие натуры, которые приучены скрывать свои ощущения — и тем тщательнее, чем эти ощущения более сильны и волнительны. Но если в какой–то момент такие люди утратят контроль над собой, их долго сдерживаемые эмоции внезапно вырвутся наружу с огромной силой, приводя в изумление всех вокруг. Разве характер Иоанна не соответствует этому описанию? И когда Иисус дал им с братом прозвище Воанергес, сыны грома (Мк. 3:17), разве мог Он описать их лучше? Я не могу согласиться с тем, что этим прозвищем Иисус, как полагали древние авторы, хотел указать на присущее братьям красноречие. Не могу я согласиться и с тем, что этим прозвищем Он хотел увековечить память об одной из случившихся с братьями вспышек гнева. Все предшествующее подводит нас к более естественному выводу, который более достоин Иисуса. Словно облака, которые копят электричество до тех пор, пока оно внезапно не вырывается наружу в виде молнии и грома, эти два любящих и пылких человека тихо копили в себе эмоции до тех пор, пока их сердце не переполнилось и чувства не вырвались наружу с неожиданной силой. Нам нравится представлять себе Иоанна не энергичным, а кротким, до слабости мягким человеком. Разве его писания не ставят любовь прежде и превыше всего? Разве в последних проповедях старого человека не говорилось: "Любите друг друга"? Все это так; но мы забываем о других качествах, которые Иоанн проявлял в первый и в последний периоды своей жизни и которые свидетельствуют, что в его характере были также решительность, резкость, властность и даже вспыльчивость. Приняв в расчет все упомянутые факты, мы признаем в Иоанне одну из тех впечатлительных, страстных, стремящихся к недостижимому идеалу личностей, которые с первого взгляда и без остатка отдают себя тому, в ком видят осуществление собственных мечтаний, и чья преданность легко перерастает в безапелляционность и нетерпимость. Они чувствуют неприязнь ко всему, что идет вразрез с их восторженным состоянием. Такие люди уже не понимают, что значит быть преданным наполовину, поскольку сами на это неспособны. "Всё для всех!" — вот их девиз. Если где–то нет "всего", для них это равнозначно тому, что нет вообще ничего. Подобная преданность не может существовать без примеси греховного эгоизма. Божественные дела нужны для того, чтобы лежащая в их основе истинная преданность в конце концов предстала во всем своем величии. Таково было, если мы не ошибаемся, внутреннее состояние Иоанна».
Д–р Уэсткотт (Com., p. xxxiii) пишет: «Иоанн знал, что быть со Христом означает жизнь, а отвергнуть Христа означает смерть; и он не боялся выражать эту мысль в духе древних заповедей. Со временем он научился у Господа большему терпению, но не утратил переполнявшую его горячую преданность. До последнего момента его жизни этот священный огонь проявлялся в грозных предостережениях наподобие громоподобных слов о престоле. С каждой страницы Апокалипсиса звучит вопль душ, исходящий от подножия жертвенника: "Доколе?!" (Отк. 6:10); и нигде заблуждения относительно личности Христа не получают столь суровой отповеди, как в посланиях Иоанна (2 Ин. 10; 1 Ин. 4:1 и сл.)». Похожие отрывки есть и в работах Стэнли.
II. Миссия Иоанна
Декан Стэнли (Dean Stanley, Sermons and Essays on the Apost. Age,3 ded., p. 249 sq.):
«Прежде всего, Иоанн говорил о единении души с Богом, но не путем восточного созерцания или мистического слияния, а при помощи того слова, которое впервые заняло должное место в системе мироздания, — посредством Любви. Апостолу Павлу была доверена честь провозгласить, что вера — это величайший закон, живущий в человеческом сердце. Апостолу Иоанну была доверена честь провозгласить, что неотъемлемым свойством Бога является любовь. В Ветхом Завете было сказано, что "начало мудрости — страх Господень"; последнему апостолу Нового Завета выпала честь объявить, что "конец мудрости — любовь Божья". Иудеи и язычники, греческая философия и восточная религия издревле учили, что Божество благоволит к жертвоприношениям, умствованиям и насилию над людьми; именно апостолу Иоанну выпала честь во всей полноте провозгласить весть о том, что единственный признак детей Божьих — "братолюбие". И поскольку все учение апостола проникнуто любовью, мы можем предположить, что и все его сердце было проникнуто ею. Мы видим — и это вовсе не беспочвенные фантазии — мы видим, как Иоанн постепенно угасает вместе с уходящим столетием, как слабеют все его чувства и способности, но любовь, этот данный свыше дар, разгорается все ярче и ярче; мы видим ее в каждом взгляде и жесте апостола; в той среде, в которой он живет и трудится, это единственная жизненная сила; небо и земля, прошлое, настоящее и будущее — во всем этом он слышит слабеющий отзвук своих последних слов: "Мы возлюбили Бога, потому что Он возлюбил нас". И когда наконец Иоанн скрывается из наших глаз на последних страницах священной книги, церковное предание подхватывает нить повествования, и в этой трогательной истории, нисколько не теряющей красоты оттого, что мы так хорошо ее знаем, мы видим учеников, которые на руках несут состарившегося апостола в ефесское собрание, где он снова и снова повторяет одни и те же слова: "Дети! Любите друг друга", — а когда его спрашивают, почему он сказал только это и больше ничего, Иоанн отвечает известной фразой, удивительно уместной в качестве прощальных слов Возлюбленного Ученика: "Потому что такова заповедь Господа нашего, и если вы исполните ее, больше ничего не нужно"».
§ 42. Апостольское служение Иоанна Иоанн в Деяниях апостолов
В первом периоде апостольской эры христианства Иоанн выступает в роли одного из трех столпов церкви обрезанных наряду с Петром и Иаковом, братом Господним; церковь язычников представлена в лице Павла и Варнавы. [584] Это, по–видимому, означает, что в то время Иоанн еще не до конца сознавал всеобъемлющий и свободный характер Евангелия. Тем не менее он был самым свободомыслящим из трех апостолов, занимая среднее положение между Иаковом и Петром с одной стороны и Павлом с другой, и уже стремился к примирению еврейского и языческого христианства. Взгляды иудействующих никогда не привлекали его в такой степени, как Иакова или Петра. [585] И у Кифы, и у Иакова были свои приверженцы, но о фракции приверженцев Иоанна нам ничего не известно. Он был выше раздоров и разделений.
584
Гал. 2:9, , , … . Апостолы перечислены в порядке убывания их консерватизма.
585
Гал. 2:12, . 1 Кор. 1:12, .
В первых главах Деяний апостолов Иоанн, наряду с Петром, изображен главным апостолом новой религии; вместе с Петром он исцеляет калеку у ворот храма; вместе с Петром он предстает перед синедрионом, чтобы засвидетельствовать о Христе; Иоанна и Петра апостолы посылают из Иерусалима в Самарию, чтобы утвердить новообращенных христиан, наделив их Святым Духом; вместе с Петром Иоанн возвращается в Иерусалим. [586] Но имя Петра всегда стоит первым, именно он первым говорит и действует; Иоанн же следует за ним, сохраняя таинственное молчание, и как будто копит силу, чтобы использовать ее когда–нибудь в будущем. Вероятно, он присутствовал на совещании апостолов в Иерусалиме в 50 г. по Р.Х., но ничего не говорил и не принимал никакого участия в горячем споре по поводу обрезания и условий членства в церкви. [587] Все это вполне соответствует образу скромного и молчаливого человека, каким мы видим Иоанна в евангелиях.
586
Деян. 3:1–10; 4:1,13,19–20; 5:19–20,41–42; 8:14–17,25.
587
Лука включает Иоанна в число апостолов, собравшихся тогда в Иерусалиме, Деян. 15:6,22–23. В Гал. 2, где речь идет об этом же соборе, Павел прямо называет Иоанна одним из трех апостолов–столпов.