История и философия науки: учебное пособие для аспирантов
Шрифт:
Вопросы философии науки касаются осмысления общих характеристик системы научного знания, общих характеристик процесса получения этих знаний, форм и структур организации процесса научных исследований, общих особенностей науки как формы духовной культуры.
Можно отметить также, что история науки входит в область науки, а философия науки – в область философии.
Как и следовало ожидать, история науки и философия науки, имея один и тот же объект, оказываются органически взаимосвязанными. Эта взаимосвязь имеет, фактически, генетический характер. Как уже говорилось, пока не возникла наука, не могло быть ни истории, ни философии науки. С возникновением науки – очевидно, в начале, в зачаточной форме «преднауки» – появляется возможность для существования истории науки.
Такого рода настоящие знания зарождаются в основном в области материальной, практической, производственной деятельности людей при решении ими актуальных жизненных задач. Даже если, допустим, задача обусловлена религиозным ритуалом, все равно она стимулирует познание и, соответственно, становится реальной: скажем, речь идет о том, чтобы построить алтарь с равными площадями, но имеющими разную геометрическую форму.
Другой вопрос – можно ли первобытное сознание считать научным? Очевидно, нет. Но тем не менее наука зарождается, и философия зарождается. При этом они тесно связаны друг с другом, и нам трудно решить, что из них зарождается раньше. Скажем, появление счета есть, несомненно, научное событие[13]. Но появление идеи причинной связи – тоже рожденной в реальной практической деятельности людей – уже философское событие. Вряд ли мы сможем выяснить, какое из названных событий произошло раньше.
Итак, история науки и философия науки связаны уже тем, что обе возникают и развиваются вместе с самой наукой. Попытаемся увидеть и описать эту взаимосвязь более подробно. Обратим внимание на то, что слово «история» мы употребляем в нескольких (взаимосвязанных) значениях[14]. Соответственно, мы говорим об объективной истории науки как о временной последовательности попыток – успешных и безуспешных – построить представление о том, что такое наука. В силу конкретной степени развитости науки и той «преднауки», которая ей предшествовала и из которой она развилась (после выделения этой последней из мифологии), указанное представление менялось. Кроме того, и сама история науки, будучи наукой, тоже развивалась. Объективная история науки как одно из проявлений человеческого творчества отличается от истории других человеческих деяний (материального и духовного характера).
Внешним, «модельным» представлением объективной истории науки может служить воображаемая книжная полка, на которой в хронологическом порядке расставлены дошедшие до нас исторические сочинения, посвященные науке или основанные на сообщениях и комментариях к утерянным сочинениям (или вообще существовавшим только в устной традиции) мыслителей того или иного исторического периода.
Субъективной историей науки можно назвать совокупность попыток описать объективную историю науки (содержание той «книжной полки», о которой говорилось ранее). Субъективная история науки как историческое самосознание науки, очевидно, зарождается позднее самой науки и ее отдельных областей.
Сами попытки описания объективной истории науки, представленные в хронологической последовательности, образуют объективную историю субъективной истории науки. Эту объективную историю можно опять-таки моделировать посредством «книжной полки», на которой в хронологическом порядке расставлены сочинения по истории науки, или главы из сочинений по общей истории, посвященные науке, или, наконец, сообщения о не сохранившихся
Содержание второй «книжной полки» может опять-таки быть описано и подвергнуто анализу. В результате могут быть выявлены и классифицированы методы, которые применяются в разных историях науки; представления об историко-научном процессе, используемые в этих историях; историко-научные концепции. На данном уровне, очевидно, речь идет об историографии науки.
В принципе, сочинениям по историографии науки можно отвести еще одну «книжную полку» и упорядочить «книги» хронологически. Это будет объективная история исследований в области субъективной истории объективной истории науки. Конечно, и эта «книжная полка» может быть систематически описана и проанализирована.
Все сказанное в полной мере можно отнести к тому, что является объективной историей философии науки (это история реальных попыток осмыслить историю науки – и объективную, и субъективную, а также и историографию науки), субъективной историей философии науки (это собственно история философии науки) и объективной историей субъективной истории философии науки (это историография философии науки)[16].
Представляется, что взаимосвязь истории науки и философии науки имеет в качестве своей основы взаимосвязь науки и философии. Как отмечает А. Койре, «влияние философских концепций на развитие науки было столь же существенным, сколь и влияние научных концепций на развитие философии». И далее:
«…История научной мысли учит нас… что:
а) научная мысль никогда не была полностью отделена от философской мысли;
б) великие научные революции всегда определялись катастрофой или изменением философских концепций;
в) научная мысль. развивалась не в вакууме; это развитие всегда происходило в рамках определенных идей, фундаментальных принципов, наделенных аксиоматической очевидностью, которые, как правило, считались принадлежащими собственно философии»[17].
Теперь заметим, что взаимосвязь истории науки и философии науки – даже и в случае «преднауки» – имеет место на этапе построения субъективной истории науки, ведь историку, который размышляет о науке в более позднее время, могут быть известны размышления о науке, принадлежащие его предшественникам. Это, очевидно, означает, что его «образ науки», который (так уж устроено наше воображение) предшествует создаваемому им историческому повествованию, связан с их взглядами на науку (их «образами науки»), а также с представлением о том, насколько они вообще значимы, в какой мере они заслуживают быть принятыми им и развитыми дальше. А это, конечно же, включает в себя то, что получено в философии науки соответствующего времени.
Разумеется, не все историки науки обнаруживают явную приверженность к какой-то философской концепции науки. Часто философские позиции, с которыми историк соотносит свое научное исследование, предусмотрительно (по тем или иным причинам) скрыты; в других случаях они имеют неотчетливые формы. Однако это означает не то, что такие позиции отсутствуют, а только то, что не было сделано никаких обдуманных усилий для того, чтобы сделать их явными и отчетливо представленными. Об этом хорошо сказано И. Лакатосом:
«История без некоторых теоретических „установок“ невозможна… Конечно, эти установки могут быть скрыты за эклектическим переходом от теории к теории или за теоретической путаницей; но ни эклектизм, ни путаница не означают отказа от теоретических воззрений»[18].
Среди определенных групп философов и историков науки популярна точка зрения, согласно которой различие между историей и философией науки состоит в том, что первая является дескриптивной, в то время как вторая – нормативной, или оценивающей. Согласно этой точке зрения, историку науки подобает описывать хронологическую последовательность фактов, которые образуют собой научную деятельность, в то время как философу науки подобает устанавливать некоторые нормы для того, чтобы оценивать эту последовательность фактов; проводить различия между хорошей и плохой наукой; определять, когда от теории следует отказаться, и т. д.[19]