История имперских отношений. Беларусы и русские. 1772-1991 гг.
Шрифт:
Советский ученый М. Д. Каммари определил общие принципы, согласно которым «подобия и соответствия в языках народов СССР обусловлены влиянием русского языка». Эти подобия и соответствия, по Каммари, выражаются «прежде всего в заимствовании специфически русских и особенно новых советско-русских фразеологических сочетаний и в калькировании их; во-вторых, в освоении основного фонда интернациональной лексики при посредничестве русского языка». А языковеды И. Белодед и М. Медьничук определили русский язык как «источник усовершенствования национальных языков» [128] .
128
Журнал
Все беларуские советские языковеды единодушно утверждают, что беларуский язык, особенно в советский период, увеличил свой словарный запас путем заимствований из русского. Н. Круковский объясняет это следующим образом:
«Какими бы широкими ни были возможности словообразования на базе собственного лексического материала, они всё же не могли полностью обеспечить и удовлетворить стремительно возрастающую потребность общества в новых словах. Поэтому беларуский язык обращается за помощью к русскому, заимствуя из него необходимые слова, которые в силу тех или иных причин не могут быть созданы на базе собственных языковых средств».
Точку зрения Круковского разделяет другой беларуский советский языковед Ф. Янковский: «Заимствование является необходимостью только тогда, когда в языке нет соответствующего слова». (Выделено нами — С. С.)
Отложим пока рассмотрение слов интернационального происхождения и обратим особое внимание на то, что лишь весьма незначительное число заимствований из русского языка, бытующих в современном беларуском языке, можно отнести к словам, которые подтверждали бы, что они пришли в беларуский язык, как специфически русские и «совершенно новые советско-русские выражения», что они являют собой «источник усовершенствования беларуского языка», что они именно те слова, которые «не могли быть созданы на базе собственных языковых средств».
В основном же русицизмы внедряются в беларуский язык в тех случаях, когда русифицируемые беларуские слова имеют совсем другие корни, нежели соответствующие им русские. Это во-первых. Во-вторых, когда беларуские слова и соответствующие им русские хотя и имеют общие корни, но рознятся своей структурой, то есть этимологическим строением; в-третьих, когда беларуские и русские слова с общими корнями и общим этимологическим строением рознятся семантически. Во всех трёх случаях беларуские слова, которые теми или иными элементами отличаются от русских, механически выбрасываются из словарного запаса беларуского языка и столь же механически заменяются русскими.
…В свете всего сказанного ответ на вопрос, какова конечная цель языковой политики Советского Союза, становится однозначным. Эту цель назвал всё тот же Н. Круковский:
«Сближение беларуского и русского языков уже зашло настолько далеко, что начинает образовываться пласт новых общих слов, которые являются началом нового, грядущего лексического единства».
По вполне понятным причинам Круковский «забыл» добавить, что это «грядущее лексическое единство» основывается исключительно на базе русского языка, а не за счёт взаимовлияний, взаимодействия всех языков Советского Союза. На практике только нерусские языки вынуждены «развиваться», «совершенствоваться», «обогащаться», опираясь на язык великого русского народа, Ему же нет нужды «обогащаться» за чей бы то ни было счёт!
Тем, кто незнаком со всеми аспектами политической жизни СССР, может показаться весьма странным и непонятным, что не только партийные «просветители», но и специалисты, языковеды единодушно утверждают, что явная русификация беларуского языка — естественный процесс. Мало того, полезный для него. Так, кандидат филологических наук А. Аксамитов, который уже цитировался нами, после своих аргументов в защиту чистоты и самобытности беларуского языка вдруг приходит к выводу, несовместимому с его собственными высказываниями:
«В настоящий момент беларуский язык развивается путем его неуклонного сближения с великим русским языком. Но было бы ошибкой видеть в этом процессе упадок беларуского языка. Напротив, именно здесь отражается его наиболее полное и интенсивное развитие».
Те же утверждения встречаем и у Круковского:
«Процесс сближения беларуского языка с великим русским не является итогом деградации беларуского языка. Наоборот, это итог… интенсивного его развития».
Думается, ни Аксамитов, ни Круковский сами не верят в то, что говорят, однако вынуждены принести непременную дань коммунистической идеологии.
Как не раз уже было нами подчеркнуто, многие беларуские писатели и поэты смело противостоят русификации родного языка. И они не одиноки — их поддерживают учителя и студенчество. Это противостояние стало наиболее явным и решительным в годы, когда началась послесталинская «оттепель» (1956–57 гг.), после развенчания культа личности Сталина.
Если сравнить господствующий в БССР, узаконенный литературный язык — язык научной, политической, технической и пропагандистской литературы, включая язык периодической республиканской печати — с языком беларуской художественной литературы, то нельзя не увидеть, что это во многом разные языки, настолько язык художественной литературы, хотя и он изрядно засорён русицизмами, отличается от языка прочих текстов. Художественная литература, защищаясь от русицизмов, смирилась лишь с теми из них, которые сделались общепринятыми и полностью вытеснили соответствующие им беларуcкие грамматические формы и слова.
Так, кроме русицизмов, навязанных реформой 1933 года, в языке художественной литературы возобладали такие русицизмы, как, например, форма родительного падежа множественного числа имён существительных женского рода — «непрыемнасцей», «магчымасцей» (беларуское окончание — «яў», а не «ей»: «магчымасцяў», «непрыемнасцяў»). Плод русификации — лишённые беларуских окончаний формы деепричастий именительного падежа единственного числа: «падбіт», «зроблен», «узят». По-беларуски — «падбіты», «зроблены», «узяты».