История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 3

Тьер Луи-Адольф

Новая позиция была неодолима и в то же время удобна – как для подготовки к переправе через Тахо и взятию Абрантеса, так и для блокировки английских линий в ожидании прибытия подкреплений, запрошенных у Наполеона.

Массена постарался применить все возможные средства, чтобы донесение о его положении и нуждах добралось до Парижа. Он решил отправить в Париж умного и храброго офицера, дав ему в сопровождение небольшое войсковое соединение, ибо только при таком условии было возможно добраться до испанской границы. Для исполнения этой миссии он выбрал генерала Фуа, служившего у него после Цюриха. Генерал был живым и привлекательным человеком, наделенным талантом ясно выражать свои мысли и большой храбростью. Массена поручил ему рассказать об операциях армии после отбытия из Алмейды до водворения в Сантареме. Помимо депеш, которые он ему вручил, маршал поручил ему рассказать обо всем императору устно и просить прислать в самые короткие сроки боеприпасы, продовольствие и подкрепления либо через Алмейду, либо через Бадахос,

пообещав вскоре покончить с англичанами, если помощь прибудет вовремя, и предсказав великие несчастья, если она заставит себя долго ждать.

Два полководца, которых судьба столкнула на краю Португалии, не могли вести себя вернее, чем вели себя в ту минуту. Один не мог лучше защитить тот единственный клочок земли, который оставался у него на Иберийском полуострове, другой не мог лучше подготовиться к атаке на него. От будущего этого последнего мыса зависела чуть ли не судьба Европы, ибо если бы англичан изгнали из Португалии, все в Европе склонились бы к миру, и напротив, если бы их положение в стране упрочилось, а Массена пришлось бы повернуть обратно, фортуна Империи начала бы закатываться.

Поэтому вопрос был первостепенной важности. Но от обоих генералов, призванных решить его силой оружия, он зависел куда менее, нежели от их правительств, призванных предоставить к тому средства. Именно правительствам назначалось решить этот великий вопрос. Мы увидим, какое содействие получили оба генерала, один – от возмущаемой партиями родины, другой – от ослепленного славой хозяина.

Как ни серьезны на войне трудности главнокомандующего, не стоит думать, что его противник не имеет собственных затруднений. Если Массена пребывал в опасном положении, положение Веллингтона также было не лишено затруднительности. В то время как французский генерал считал трудным захват линий Торриш-Ведраша, английский был уверен, что их очень трудно защитить, если французы будут придерживаться наиболее естественной в их положении линии поведения. Поэтому Веллингтону нужно было избежать двух опасностей. Во-первых, он опасался возможного объединения всех французских войск у Лиссабона, а во-вторых, он боялся, что британское правительство, разделившееся, как и подобает всякому свободному правительству при решении столь важного вопроса, отзовет его из Португалии или примет меры, которые сделают его дальнейшее пребывание в стране невозможным. Эти две опасности, равно серьезные, но не равно вероятные, глубоко тревожили его душу, какой бы сильной она ни была.

Что до концентрации сил французов перед Лиссабоном, которая могла случиться и благодаря отправке войск, собранных в Кастилии под командованием генерала Друо, и благодаря приходу в Португалию Андалусской армии, ее следовало предвидеть: она была настолько естественна, что только слепой мог ее не опасаться. Ходили слухи о прибытии знаменитых эсслингских дивизий и их возможном воздействии на исход войны; говорили также о приближении 5-го корпуса маршала Мортье, который передвинулся, как мы знаем, из Севильи к Бадахосу. Прибытие эсслингских дивизий было тревожным событием, но куда опасное казался приток к Лиссабону войск из Андалусии, которые частично и полностью могли прийти на помощь Массена по левому берегу Тахо, обеспечив французам таким образом оба берега и доставив средства атаковать линии Торриш-Ведраш с огромными силами. Это и была основная печаль английского генерала, который больше всего опасался, что французы, махнув рукой на осады Кадиса и Бадахоса, передвинут всю массу войск на Лиссабон. Поэтому он всячески убеждал испанское регентство как можно плотнее занять французов перед Кадисом, перерезать все мосты через Гвадиану, чтобы неприятель столкнулся с величайшими трудностями при переправе через эту реку, и превратить Элваш, Кампо-Майор и Бадахос в крепости настолько важные, чтобы французы не осмелились пренебречь ими ради марша на Лиссабон. И поскольку Веллингтон сильно сомневался, что его советам в точности последуют, он хотел бы превратить прекрасную провинцию Алентежу в пустыню, как он поступил с провинцией Коимбра: тогда французы, если захватят ее, будут лишены там всяких средств к существованию. Но он не мог добиться выполнения своих требований от португальского регентства, которое не намеревалось морить голодом самое себя ради того, чтобы уморить голодом французов. В ответ на его требования португальцы язвительно отвечали, что вместо того чтобы побеждать французов голодом, он бы лучше победил их силой оружия и освободил Португалию, вместо того чтобы ее разорять.

Такие ответы раздражали английского генерала, но не могли поколебать его решимости не рисковать судьбой армии в сражении с французами, ибо гораздо безопаснее было уничтожить их нищетой, нежели боевыми действиями с сомнительным, по меньшей мере, исходом. Но Веллингтон не без труда придерживался своего плана, каким бы хорошо продуманным этот план ни казался. Продовольствие стоило в Лиссабоне фантастически дорого, хотя море было открыто и его защищал британский флот. Хлеба хватало, соленой рыбы тоже, но мясо стало редкостью; свежие овощи исчезли, и все продукты были доступны лишь богачам, так что лиссабонскому простому люду приходилось выплачивать поденную плату не деньгами, а рационами. Пришлось даже устанавливать тариф на жилье для несчастных, притекших в столицу из провинций. К этим страданиям присоединялись

непрестанные тревоги, ибо при всяком движении французов боялись атаки и предсказывали ее успешность. В самой английской армии, несмотря на строгую дисциплину и уважение к командующему, не раз поднимался ропот, даже среди офицеров. Солдатам Веллингтона и множеству беженцев, спавших на земле среди линий Торриш-Ведраша, вовсе не нравилось сидеть в лагере на высоком мысу, открытом всем океанским ветрам и непрерывным дождям, вместо того чтобы выдвигаться и сражаться, что является для военных наилучшим отвлечением от страданий. Многие офицеры жаловались вслух и писали на родину сердитые письма, чем весьма способствовали росту беспокойства, которое испытывали в Англии по поводу судьбы британской армии.

В Лондоне немногие, даже среди членов правительства, верили в возможность удержаться в Португалии. В любой момент ждали известия о том, что армия погрузилась на корабли, и желали, чтобы она сделала это сама, не дожидаясь, когда ее принудят к этому французы. Поэтому правительство, терпя как никогда горячие нападки, непрерывно рекомендовало Веллингтону соблюдать осторожность, докучало ему своими рекомендациями и внушало опасения, что в скором времени его оставят или почти перестанут оказывать содействие.

Досадное происшествие внезапно осложнило положение кабинета, а следовательно, сделало еще более затруднительным положение самого Веллингтона. Состояние Георга III резко ухудшилось, и он был вторично поражен умственным помешательством. Пришлось обратиться к парламенту с прошением о регентстве принца Уэльского. Тот был другом вождей оппозиции, и никто не сомневался, что он доверит им власть. Однако регент, хоть и не любил министров, опасался затевать в ту минуту слишком значительные перемены и брать на себя слишком большую ответственность за переход от войны к миру. Прежде чем решиться, он хотел знать, будет ли недуг короля достаточно долгим, чтобы стоило труда привносить значительные перемены в государственную политику.

Кризис во внутренних делах Англии случился в декабре 1810 года, в то самое время, когда Массена и Веллингтон противостояли друг другу у линий Торриш-Ведраша. Английская оппозиция, чувствуя, что поведение принца-регента [Георга] будет зависеть лишь от успеха в парламенте, множила нападки на кабинет, а надо признать, что события не только давали основания для критики, но даже сделали бы эту критику вполне уместной, если бы во Франции повели себя так, как должны были повести. Помимо непрестанных тревог из-за войны и обременительных расходов, которые из нее вытекали, английская оппозиция указывала на страдания от тяжелейшего кризиса торговли, причиной которого были меры Наполеона.

Правительство не переставало писать в Лиссабон депеши, самые неприятные для Веллингтона. Переписка с генералом была наполнена жалобами на чрезмерные военные расходы, которые, не считая субсидий португальскому правительству, равнялись 250 миллионам в год, из которых 75–80 миллионов приходилось на содержание транспортного флота. Веллингтона спрашивали, не сочтет ли он возможным последовать примеру французских генералов, которые живут за счет страны, в которой воюют, и не сможет ли вскоре обойтись без огромного транспортного флота, постоянно стоявшего под парусами и стоившего так дорого; его убеждали не упорствовать и скорее уходить с полуострова, чтоб не подвергать серьезной опасности армию, которую считали тогда щитом Англии против вторжения.

Эти депеши возбуждали в главнокомандующем Португальской армии досаду, которую он не дерзал выказывать сполна, ибо не обрел еще достаточного веса, чтобы позволить себе ту свободу выражений, какой он предастся позже. Однако он отвечал, что для него весьма огорчительно, несмотря на долгий опыт в этой войне, несмотря на два года, проведенные на Иберийском полуострове, не внушать более доверия; что он остается в Португалии, потому что считает, что по всем меркам человеческой осторожности может оставаться там в безопасности; что когда опасность станет реальной, он без колебаний отступит и не поставит под угрозу британскую армию и собственную славу; что транспортный флот, расходы на который столь значительны, он хочет сохранить лишь потому, что было бы слишком дерзко лишить себя всякого транспортного средства; что он предвидит то, что Наполеон не пришлет в Испанию других сил, кроме тех, что уже прислал, но эсслингские дивизии, о которых было столько разговоров, и главное, Андалусская армия могут отправить на Лиссабон значительные силы; что если придут 15 тысяч французов Друо из Саламанки и 25 тысяч Мортье из Кадиса и Бадахоса, то придется сражаться с 90 тысячами солдат на обоих берегах Тахо; что по первому же приказу Массена эти 90 тысяч бросятся, как безумные, на линии Торриш-Ведраша, и было бы большой дерзостью утверждать, что они не одолеют первую стену; но что в этом случае ему останутся вторая и третья, и благодаря тройной линии укреплений он успеет погрузиться на корабли; что именно соединение флота и укреплений гарантирует безопасность и уменьшает неосторожность его поведения, которой стало угодно его так часто попрекать; что если он покинет полуостров, то тем самым даст сигнал к всеобщему подчинению в Испании и даже в Европе, а деньги, которые не хотят тратить на поддержание войны в Лиссабоне, придется тратить на войну в Дувре и Лондоне; что Англия, наконец, должна потерпеть расходы и тревоги, когда он и его армия переносят кое-что похуже, то есть грозные бои и чудовищные страдания.