История лингвистических учений. Учебное пособие

Алпатов Владимир Михайлович

З. Харрис исходил из того, что процедура выделения и классификации повторяющихся относительно друг друга частей высказывания универсальна и может применяться в отношении каких угодно единиц. Реально у него речь идет о двух видах анализа — фонологическом и морфологическом, различие между которыми чисто количественное: «во всех описанных языках существует гораздо больше дифференциальных морфологических элементов, чем дифференциальных фонологических элементов»; кроме того, З. Харрис признавал практическое удобство традиционного порядка описания: сначала фонологический анализ, потом морфологический, использующий результаты фонологического; однако, как будет сказано ниже, он не считал такой порядок принципиальным.

Объектом лингвистического исследования, согласно З. Харрису, служит множество «единичных и законченных высказываний»; под высказыванием понимается «отрезок речи определенного лица, ограниченный с обеих сторон паузами». Здесь важно, что американский

лингвист исходит из речи «определенного лица». Если структуралисты, для которых важную роль играло представление об объективном существовании языка (Ф. де Соссюр, А. Гардинер, Е. Д. Поливанов и др.), рассматривали его как коллективное явление, то З. Харрис, видя в наблюдаемых звуковых колебаниях единственную реальность, закономерно возвращался на новом уровне к младограмматическим представлениям о том, что коллективный язык — лишь абстракция лингвиста, отвлекающегося от слишком незначительных различий между индивидуальными языками. З. Харрис идет здесь еще дальше младограмматиков и отмечает наличие у одного и того же носителя нескольких языков, именуемых стилями. Различия стилей «обычно носят дистрибуционный характер, поскольку формы различных стилей, как правило, не соседствуют друг с другом». Лингвист имеет право отвлекаться от стилевых различий, так же как и от слишком малых, далее: стилевых различий между индивидуальными языками, но в идеале это может происходить лишь после того, как все языки и стили описаны.

Идеальная процедура в фонологии или морфологии представляется З. Харрису следующим образом. Лингвист, наблюдая высказывания индивидуального носителя языка, выделяет лингвистические элементы, то есть повторяющиеся и в той или иной степени цельные части высказывания. Затем выделяется окружение, или позиция каждого элемента, которая состоит из соседствующих с ним элементов. После этого определяется дистрибуция элемента, которая есть «совокупность всех окружений элемента, в которых он встречается». На основе изучения дистрибуции мы можем, согласно З. Харрису, отличить фонемы или морфемы от неязыковых элементов вроде кашля: фонемы и морфемы обладают определенной дистрибуцией, а кашель — нет. Зная дистрибуцию элементов, мы можем затем провести операцию их отождествления: элементы с абсолютно идентичной или, наоборот, полностью не совпадающей (дополнительной) дистрибуцией можно отождествить между собой, а элементы с частично совпадающей дистрибуцией не отождествляются (ср. похожую процедуру отождествления фонем у Н. Трубецкого).

Однако в отличие от подхода Н. Трубецкого такая процедура не предполагает обращения к значению. По мнению З. Харриса, значение элементов языка хотя и существует, но не нужно для дистрибуционного анализа и для лингвистики вообще. Он писал: «Могут возникнуть возражения против того, что при определении элементов принимается во внимание также и значение, поскольку, например, при появлении звуков (или звуковых элементов) х и у в идентичном окружении они соотносятся с разными фонемами, если образование, содержащее их, составляет различные морфемы… Однако это различие х и у на основе значения есть различие, которое делают лингвисты, слепые к дистрибуционным различиям… Если мы знаем, что х и у не полностью повторяют друг друга, мы установим, что они различаются и по дистрибуции (а отсюда — и по „значению“). Можно предположить, что любые две морфемы А и В, имеющие разные значения, различаются тем или иным образом и в отношении дистрибуции: существуют два окружения, в которых одна употребляется, а другая нет. Отсюда следует, что фонемы или звуковые элементы, встречающиеся в А, но не в В, различаются по дистрибуции в известной мере от тех, которые встречаются в В, но не в А». То есть значение вообще избыточная категория, и изучение его — дело антрополога или литературоведа, но не лингвиста. Результатом Таких идей был дешифровочный подход к изучению языка, получивший развитие в работах ряда дескриптивистов.

Однако и З. Херрис вынужден был признать, что реальная дистрибуция любого элемента слишком обширна и многообразна. Даже в фонологии учет всех окружений фонемы — не простая задача, а в морфологии подсчет дистрибуции морфем оказался невозможным (поэтому в дескриптивной морфологии встала проблема выделения из моря всевозможных окружений действительно значимых, так называемых диагностических контекстов). «Техническим» средством, позволяющим обойти эти препятствия в реальном исследовании, стало обращение к информанту. По этому поводу З. Харрис пишет: «Привлекая критерий реакции слушателя, мы тем самым начинаем ориентироваться на „значение“, обычно требуемое лингвистами. Нечто подобное, видимо, неизбежно, во всяком случае на данной ступени развития лингвистики; в дополнение к данным о звуках мы обращаемся к данным о реакции

слушающего. Впрочем, данные о восприятии слушающим высказывания или части высказывания как повторения ранее произносившегося контролировать легче, чем данные о значении».

Таким образом, З. Харрис пытался изгнать всякий субъективизм из лингвистического анализа, считая, во-первых, что доступный внешнему наблюдению диалог лингвиста с информантом — нечто «легче контролируемое» и, следовательно, более объективное, чем анализ значения самим лингвистом; во-вторых, что в будущем, когда лингвисты научатся выделять все дистрибуции каждого элемента, можно будет обойтись и без вопросов к информанту. При этом не учитывалось, что на деле происходит просто подмена одной деятельности другой: интуиция и интроспекция при неизбежном обращении к значению передоверяются информанту, а лингвист лишь освобождается от некоторых этапов работы. То, что казалось З. Харрису и другим крайним дескриптивистам лишь сокращением времени и вынужденным пока что несовершенством метода, оказалось едва ли не самой принципиально важной частью лингвистического исследования. Технические сложности, связанные с перебором контекстов, могли бы быть преодолены с развитием компьютеризации, но осуществить чисто дешифровочное, не связанное с обращением к интуиции информанта описание какого-либо конкретного языка не удалось ни одному дескриптивисту.

Также лишь соображениями простоты З. Харрис объяснял целесообразность стандартного для дескриптивистов порядка: сначала фонологический анализ, затем морфологический: «Так же как мы можем переходить от морфем к фонемам, так мы можем — и притом с большей простотой — переходить от фонем к морфемам». Он вполне допускал возможность разделения текста на части, соответствующие целым морфемам, лишь на основе учета их дистрибуции, а затем уже членения их на фонемы. Ясно, что такой подход был еще менее реалистичен, чем более обычный для дескриптивистов обратный путь.

Подход, доведенный до логического завершения З. Харрисом, сужал задачи лингвистики до таких узких пределов, в каких реально нельзя было работать; возможность на практике писать дескриптивные грамматики конкретных языков достигалась лишь за счет неявного отказа от некоторых слишком жестких ограничений. Однако это не значит, что дескриптивистский подход ничего не дал науке. Именно крайнее сужение проблематики дало возможность сосредоточиться на том, что оставалось согласно дескриптивистским канонам в пределах лингвистики. На другом уровне и применительно к другим областям науки о языке дескриптивисты оказались в этом отношении близки к младограмматикам, также сильно сужавшим объект изучения. Как и младограмматики, дескриптивисты, не внеся многого в лингвистическую теорию, значительно развили методику лингвистической работы. Исходя из нереалистичного допущения, они показали, что может сделать лингвистика при таком ограничении. Процедурный подход к языку, критерии сегментации текста, дистрибуционный анализ, отождествление единиц на основе дистрибуции, — все это либо уточняло и формулировало в явном виде ту методику, которая существовала неосознанно со времен александрийцев, либо давало основу для принятия решений там, где интуиция не дает ответа. При выработке методов описания дескриптивисты активно начали применять математические методы. Такая методика давала, как и компаративная методика у младограмматиков, возможность проверять получаемые лингвистом в области синхронной фонологии и морфологии результаты, сравнивать те или иные описания. И даже такой резкий критик дескриптивизма, как Н. Хомский, не мог отрицать значимости Дистрибуционных методов, выработанных дескриптивистами. Нельзя не отметить и того, что дескриптивная лингвистика активно занималась применением своей методики к изучению многих языков, в том числе ранее не описанных; дескриптивисты стали авторами большого числа книг и статей — по значительному числу языков мира.

В то же время господство дескриптивизма в американской лингвистике (как и столь же несомненное господство младограмматизма в европейской науке в соответствующий период) закончилось резкой критикой его методологических основ и резкой сменой научной парадигмы. Произошло это в 60-е гг. после выступления Н. Хомского и его последователей, которые показали неспособность дескриптивизма ответить на многие теоретические и практические вопросы. Очень быстро, уже ко второй половине 60-х гг., дескриптивизм полностью уступил в США свои позиции генеративизму, хотя многие выработанные в его рамках методические приемы не утратили своего значения и сейчас.

Литература

Арутюнова Н. Д., Климов Г. А., Кубрякова Е. С. Дескриптивизм // Основные направления структурализма. М., 1964.

Глисон Г. Введение в дескриптивную лингвистику. М., 1959.

Эдвард Сепир

Развитие лингвистики в США в 20—30-е гг. далеко не исчерпывалось дескриптивизмом. Другим важным направлением была так называемая этнолингвистика, крупнейшим представителем которой был Эдвард Сепир (1884–1939).