История лингвистических учений. Учебное пособие
Шрифт:
Авторы книги «Марксизм и философия языка» до конца не солидаризируются ни с тем, ни с другим направлением, но главный объект их критики — «абстрактный объективизм» в его современном, соссюровском и послесоссюровском виде. Ни по одному из параметров он не оказывается более правым по сравнению с другим направлением.
«Абстрактный объективизм» возводится к «филологизму», который, по мнению авторов книги, «является неизбежной чертою всей европейской лингвистики, обусловленной историческими судьбами ее рождения и развития… Лингвистика появляется там и тогда, где и когда появились филологические потребности». В связи с этим упоминаются Аристотель и александрийцы. Такое высказывание не вполне точно: как мы упоминали, александрийцы описывали склонение и спряжение не столько в языке Гомера, сколько в койне, тогда еще вполне живом языке. Однако далее
Авторы книги подвергают сомнению саму объективность существования языка в соссюровском смысле: «Субъективное сознание говорящего работает с языком вовсе не как с системой нормативно тождественных форм. Такая система является лишь абстракцией, полученной с громадным трудом, с определенной познавательной и практической установкой. Система языка — продукт рефлексии над языком, совершаемой вовсе не сознанием самого говорящего на данном языке и вовсе не в целях самого непосредственного говорения». Такой «продукт рефлексии» если и имеет какую-то ценность, то только для «расшифровывания чужого мертвого языка и научения ему». Но они не нужны ни носителю языка, ни ученому, ставящему задачу «понимания и объяснения языковых фактов в их жизни и становлении». Абстрактная языковая система «уводит нас прочь от живой становящейся реальности языка и его социальных функций».
По мнению авторов книги, из всего многообразия проблем, связанных с языком, «абстрактный объективизм» выделяет лишь одну проблему — «критерий правильности». Эта проблема имеет лишь педагогическое значение: данный критерий нужен, когда речь идет об обучении языку. Но «нормально критерий правильности поглощен чисто идеологическим критерием: правильность высказывания поглощается истинностью данного высказывания или его ложностью, его поэтичностью или пошлостью и т. п. Язык в процессе его практического осуществления неотделим от своего идеологического или жизненного наполнения».
«Абстрактный объективизм» критикуется за многое: за неучет реальных процессов говорения и слушания, за вырывание языковых явлений из реального контекста, единственно важного для носителей языка, за неспособность оперировать более чем рамками отдельного предложения («построение же целого высказывания лингвистика предоставляет ведению других дисциплин — риторике и поэтике»), за отрыв языковой системы от процесса ее становления и т. д. Присутствует и традиционное для противников структурализма обвинение последнего в «неисторизме», хотя, как уже говорилось, перенос внимания на синхронию не считается в книге основополагающей чертой данного направления, а возможность строго синхронного подхода к речи в «Марксизме и философии языка» как раз допускается. В книге нет термина «семантика», однако подчеркивается особое внимание «абстрактного объективизма» к языковой форме, особенно звуковой, при неспособности изучать «идеологическое наполнение» языка. Если отвлечься от иных терминов, речь здесь идет об игнорировании семантики в структурализме.
По сути все обвинения в адрес «абстрактного объективизма» и прежде всего структурализма сводятся к одному большому: он не может ответить на многие вопросы, связанные с «человеческим фактором» в языке. И действительно, в рамках структурализма (как, впрочем, и предшествовавших ему направлений) не удавалось построить ни полноценной семантики, ни лингвистики речи, ни разработанной социолингвистической теории, ни методов анализа текста, ни многого другого.
Тем не менее их подход был несомненно максималистским. Сужение объекта исследования в структурализме дало возможность создать теорию оппозиций, дистрибуционный анализ и многое другое, без чего мы уже не можем представить себе лингвистику сейчас, какими бы устаревшими сейчас ни казались многие методологические положения структурализма. И ответить на те вопросы, которые ставила книга «Марксизм и философия языка», можно было лишь имея хоть какой-то ответ на вопрос «Как устроен язык?», на котором сосредоточились структуралисты. Кроме того, некоторые структуралисты выходили за рамки «абстрактного объективизма», достаточно назвать учение об актуализации у Ш. Балли, функциональный подход у пражцев. У В. Н. Волошинова — М. М. Бахтина верно отмечены многие недостатки структурного подхода к языку, но полное его отрицание или даже ограничение его применимости изучением мертвых языков не были продуктивными решениями.
«Индивидуалистический субъективизм» оценивается в книге гораздо выше: «Индивидуалистический субъективизм прав в том, что единичные высказывания являются действительною конкретною реальностью языка и что им принадлежит творческое значение в языке… Совершенно прав индивидуалистический субъективизм в том, что нельзя разрывать языковую форму и ее идеологическое наполнение. Всякое слово идеологично и всякое применение языка — связано с идеологическим изменением». Школа К. Фосслера вообще оценивается в книге намного выше соссюрианства, одно из главных ее преимуществ видится в том, что «школа Фосслера интересуется вопросами пограничными». Пограничные между лингвистикой и другими науками вопросы, исключавшиеся из ведения лингвистики структуралистами, особо интересовали авторов книги, как уже говорилось, не лингвистов по преимуществу. Эти пограничные вопросы, в частности, понятие темы высказывания и особенностей несобственно прямой речи, составляют основной предмет позитивной части книги.
«Индивидуалистический субъективизм» критикуется не за то, что это «субъективизм», а за то, что он «индивидуалистичен», что он «игнорирует и не понимает социальной природы высказывания и пытается вывести его из внутреннего мира говорящего». Также говорится и о стремлении обоих лингвистических направлений исходить из монологического высказывания, игнорируя диалог.
Книга «Марксизм и философия языка» появилась не ко времени. В 1929 г. у «абстрактного объективизма» еще много было резервов развития, тогда как школа К, Фосслера, на которую в книге возлагаются наибольшие надежды, скоро сошла на нет. Еще более четверти века задача разработки собственно лингвистических процедур языкового анализа оставалась приоритетной, обособление лингвистики от других наук было более важным, чем задача интеграции лингвистики с другими науками. Для решения многих вопросов, которые ставятся в книге, тогда еще не пришло время. И неудивительно, что многие такие вопросы в ней в большей степени ставятся, чем решаются. Также неудивительно, что книгу надолго забыли.
Однако после формирования генеративизма ее тематика стала вновь актуальной. Отказ от рассмотрения языка «в себе и для себя» и, если угодно, возврат к «индивидуалистическому субъективизму» у Н. Хомского дал возможность вновь обратиться и к «социальной природе высказывания» и к «речевому взаимодействию», долго не изучавшимся. Лингвистика текста, прагматика, изучение дискурса — все это имеет прямое отношение к проблематике книги. И о ней закономерно вспомнили.
Мотоки Токиэда. Школа языкового существования
Другое заслуживающее внимание выступление против структурализма появилось несколько позже в стране с совершенно иными традициями. Как уже говорилось, с конца XIX в. в Японии произошел синтез национальной лингвистической традиции с идеями европейского языкознания. При этом ввиду последовательно синхронного характера традиционной японской науки о языке там не нашли отзвука идеи исторической и особенно сравнительно-исторической лингвистики, зато очень быстро японские ученые освоили структурные методы изучения языка; как уже упоминалось, японский язык стал первым, на который перевели книгу Ф. де Соссюра. Идеи Ф. де Соссюра, Ш. Балли и др. повлияли на ряд японских ученых, из которых наиболее крупным был Синкити Хасимото (1882–1945).