История магии
Шрифт:
Добряк Лаватер воспринял эти сообщения как непререкаемые истины и когда он попросил дальнейших откровений, Габлидон сообщил следующее:
"Великий открыватель тайн грядет, он родится в следующем веке. На земле станет известна религия патриархов; она объяснит человечеству триаду Агиона, Гелиона, Тетраграмматона, и Спаситель, чье тело опоясано треугольником, будет виден на четвертой ступени алтаря. Вершина треугольника будет красной и на нем будет девиз тайны: Venite ad patres osphar".
Один из присутствовавших потребовал объяснить значение последнего слова и медиум написал без всяких объяснений следующее: "Alphos, Maphon, Eliphismatis". Некоторые толкователи заключают, что Маг, явление которого было возвещено, будет носить имя Мафон и он будет сыном Элифизмы, но такое прочтение, пожалуй, несколько умозрительно.
Нет ничего более опасного, чем мистицизм, потому что мания, которую он вызывает, ставит в тупик все комбинации человеческой мудрости. Тот, кто нарушает равновесие мира, просто дурак; и безрассудное дело маньяка это то, чего не могут предвидеть самые великие люди. Архитектор храма Дианы в Эфесе заслужил себе вечную славу. Но свои расчеты он вел без учета Герострата; Жирондисты не предвидели Марата. Что нужно, чтобы изменить равновесие мира, спрашивал Паскаль по поводу Кромвеля. Ответ таков — пятнышко пыли, случайно попавшие во внутренности человека.
Так великие события приходят по причинам, которые сами по себе ничтожны. Когда какой-либо храм цивилизации рушится, это всегда дело рук слепца, подобного Самсону, потрясшего колонны святилища. Самый жалкий проповедник, принадлежащий к подонкам общества, страдает от бессонницы и считает себя избранным избавить мир от антихриста. Он закалывает Генриха IV и открывает ужаснувшейся Франции имя Равальяка. Немецкие чудотворцы считали Наполеона Аполлоном, упомянутом в Апокалипсисе, и один неофит, по имени Штабе, выступил, чтобы убить военного Атласа, который в данный момент нес на своих плечах мир, выхваченный из хаоса анархии. Но магнетическое влияние, которое император называл своей звездой, было сильнее, чем фанатический импульс немецких оккультных кругов. Штабе не смог или не осмелился ударить; Наполеон сам допрашивал его, удивился его решительности и смелости. Будучи императором, и понимая свое величие, он не мог бы унизить нового Сцеволу прощением. Он показал свое уважение, приняв его всерьез и позволив ему застрелиться.
Карл Занд, который убил Коцебу, тоже был несчастным покинутым ребенком мистицизма, введенным в заблуждение тайными обществами, которые вооружали месть кинжалами. Коцебу был достоин палки, оружие Занда сделало его мучеником. И действительно, есть величие в том, чтобы погибнуть врагом и жертвой тех, кто дает волю мести с помощью засад и убийств. Тайные общества Германии практиковали обряды, которые были более или менее похожи на обряды Магии. Например, в братстве Мопсов мистерии шабаша и секретные обряды тамплиеров были восстановлены в смягченной и почти юмористической форме. На них допускались лица обоих полов, как и на шабаш; встречи сопровождались лаем и гримасами и, как у тамплиеров, неофита приглашали целовать задницу дьявола, Великого Магистра Мопсов, его фигура была сделана из покрытого серебром картона и изображала собаку, которую в Германии называют мопсом. В инициациях шабаша так поступают по отношению к козлу. Мопсы клялись только словом чести, самой священной клятвой всех уважающих себя людей. Их собрания служили поводом для танцев и празднований, как и шабаши; однако их женщины были одеты, не вешали живых кошек на своих кушаках и не ели младенцев, это были цивилизованные шабаши.
Магия имела в Германии свой эпос, и шабаш имел своего великого поэта. Эпосом была колоссальная драма «Фауст», эта Библия человеческого гения. Гете был посвящен во все мистерии магической философии, в молодости он церемониально показывал свою причастность к ней. Результат его смелых экспериментов должен был возбудить у него глубокое отвращение к жизни и тягу к смерти. В действительности же, он исполнил самоубийство не буквально, а в книге. Он написал «Вертера», фатальный роман, который проповедовал смерть и у которого так много почитателей. Потом, преодолев уныние и отвращение и войдя в мирное царство покоя и истины, он написал «Фауста». Это величественный комментарий к одному из самых прекрасных эпизодов Евангелия — притче о блудном сыне. Это посвящение в грех мятежной наукой, в страдание грехом, в искупление и гармоническое знание страданием. Человеческий гений, представленный Фаустом, использует дух дьявола как слугу, который хочет стать хозяином. Он быстро исчерпывает все удовольствия, которые дает незаконная любовь, он проходит через оргии безрассудства, потом, влекомый очарованием наивысшей красоты, он поднимается из бездны разочарования к высотам отвлечения и нерушимой красоты. Там Мефистофелю уже нелегко: неумолимый смех сменяется унынием; Вольтер уступает место Шатобриану. Соответственно тому, как появляется свет, ангел тьмы корчится и мечется, он связан небесными ангелами, он восхищается ими против своей воли; он любит, плачет, он терпит поражение.
В первой части драмы мы видим Фауста насильно разлученным с Маргаритой. Небесные голоса возвещают, что она спасена, когда ее ведут на казнь. Но может ли пропасть тот Фауст, которого всегда любила Маргарита? Не обручено ли уже его сердце с небесами? Великое дело искупления благодаря сплоченности движется к своему завершению. Что утешило бы жертву в страданиях, если бы она не преобразила своего мучителя? Не является ли прощение возмездием небес? Любовь, которая сначала достигла своего апогея, влечет за собой науку сострадания; в этом удивительном синтезе поднимается христианство. Новая Ева смывает пятна крови Авеля со лба Каина, и она радостно плачет над своими двумя детьми, которые крепко обнимают ее. Чтобы дать место протяжению неба, ад, который становится бесполезным, исчезает. Проблема зла находит свое определенное решение и добро — единственно необходимое и единственно торжествующее — воцаряется повсюду навеки.
Таковы прославленные грезы величайшего поэта, но философ, к сожалению, забыл законы равновесия. Он хотел бы видеть свет без тени, покой без движения. Но такого быть не может. Свету всегда будет соответствовать тень, покой будет всегда уравновешиваться движением. Пока будет существовать свободное благословение, будет возможным и богохульство, пока есть небо, будет также и ад. Это неизменный закон природы и вечная воля той справедливости, иное имя которой — Бог.
Глава VII. ИМПЕРИЯ И РЕСТАВРАЦИЯ
Наполеон наполнил мир чудесами и в этом мире сам был величайшим чудом. Императрица Жозефина, его жена, странная и легковерная креолка, все более им восхищалась. Такая слава, как она говорила, была обещана ей старой цыганкой, и окружающие верили, что она была добрым гением императора. На самом деле, она была ему мягким и скромным советником, который спас бы его от многих бед, если бы он слушал ее советы, но его всегда влек рок или, скорее, провидение, и то, что должно было сразить его, было установлено заранее. В пророчестве, приписываемом св. Сезеру, но подписанном Жаном де Ватигерро, которое находится в "Книге удивительного" (Liber Mirabilis), собрании предсказаний, изданном в 1524 году, находятся такие удивительные сентенции:
"Церкви будут разрушены и осквернены, общенародный культ отвергнут. Орел взлетит над миром и покорит многие народы. Величайший князь и самый царственный суверен Запада потерпит разгром после сверхъестественного поражения. Самый благородный принц будет ввергнут в заключение врагами и будет печалиться, думая о тех, кто ему предан. Пока во Франции не восстановился мир, эти события будут повторяться снова и снова. Орел будет увенчан тройной короной, вернется победителем к своему гнезду и покинет его лишь для то го, чтобы вознестись в небеса".
После предсказаний о разграблении церквей и убийстве священников, Нострадамус предвещает рождение императора близ Италии и говорит, что его царствование наполнит Францию великим потоком крови, в то время как те, кто принадлежат ему, предадут его и обвинят в кровопролитии.
В собрании предсказаний, опубликованных в 1820 году, копия которого у нас есть, после предсказаний, касающихся Наполеона I, содержится такая фраза: "И племянник завершит то, чего не сделал дядя". Знаменитая мадемуазель Ленорман хранила в своей библиотеке книгу, "Трактат пророчеств Оливария", с приложением десятка рукописных страниц, на которых предсказывалось царствование Наполеона и его падение. Гадалка сообщила об этом императрице Жозефине. Ленорман была уникальной женщиной, она давала смелые и крайние объяснения, выразительные, но смешные по стилю, как пробужденный сомнамбулист. Она была самой модной гадалкой Первой империи и Реставрации. Нет ничего более слабого, чем ее писания, но как предсказательница судьбы по картам она пользовалась великим успехом.