История на одну ночь
Шрифт:
Он откидывается на спинку стула и слепо глядит на серый потолок. Он слишком ровный. Он не должен быть таковым. Этот чрезмерный перфекционизм вокруг сводит с ума. Человек смотрит на ручку. Она остра. Всего одно движение и он унесется из этого идеально-ровного мира.
Нельзя. Они должны знать. Она должна.
Он вновь наклоняется над столом.
Глава 2.
Когда я проснулся, ее уже не было. Семь тридцать. Удивительно, но я уже не помню, когда последний раз вставал вовремя без будильника. Вчерашний день казался сном. Я откровенно не готов к каким-либо действиям.
Я поднялся с постели и двинулся на кухню. Там, на столе стояла тарелка с овсянкой, остывший чай и пара шоколадных конфет. Слава Богу,
«Крис, я побежала на учебу. Постараюсь закончить пораньше и успеть до твоего возвращения. Глаженая рубашка в коридоре на вешалке. Удачи на работе. Люблю тебя. Вася».
Снизу было пририсовано кривое сердечко. Я улыбнулся и, свернув бумажку, положил ее в карман халата. Удивительный человек – Василиса. Записки, рисунки, завтрак, постараюсь прийти раньше тебя… Где же всепоглощающий умы женщин феминизм, будь он проклят? Может быть, мне просто повезло. Интересно, как там в университете? Все ведь, по-прежнему, я уверен. Приходят новые люди, уходят старые. Преподаватели читают лекции, не несущие никакой интересной информации, а какой-нибудь паренек сидит на заднем ряду со своей первой печатной книгой и ему абсолютно параллельно на окружающий его мир. У него есть свой. Куда он его приведет? Куда привел меня?
20 минут в тесном автобусе, и я на месте. Да, давненько я не бывал в общественном транспорте в час пик, все больше передвигаясь пешком, я совсем позабыл все прелести букета запахов жара и давки. Но сегодня все это будто проносилось мимо меня. Прислонившись к стеклу, я внимал непонятной для меня музыке какой-то русской песни из Васиного сборника. Вот и моя остановка.
Немного помявшись у входа, я хотел было уже нажать на кнопку звонка, как вдруг сзади меня окликнул знакомый голос:
– Крис, доброе утро! Чего же не заходите? – через дорогу неторопливым шагом переходил доктор Кроссман. Сказать, что его вид удивил меня – не сказать ничего. Он словно сошел с картинки, с кадра из фильма образца двадцатого века: облаченный в бежевый полосатый костюм, он опирался на резную деревянную трость, а голову его, прикрывая седины, венчала широкополая шляпа. Он подошел ко мне, и, наверное, заметив мой взгляд, спросил, – Вас удивляет мой вид? Не смущайтесь, это всего лишь дань традициям. Заходите, – он приложил, внезапно появившуюся у него в руке, ключ-карту к домофону, и открыл передо мной калитку.
Мы зашли во двор, и медленно двинулись по мощеной камнем дорожке. Следуя чуть позади доктора, я обратил внимание на его походку. Она была то ли неправильной, то ли правильно настолько, что кидалась в глаза, по крайней мере, она идеально сочеталась с его внешним видом. Его спина все время была вытянута подобно струне, а шаги были выверены настолько, будто он их планировал. Сейчас он больше походил на отставного военного, нежели на врача. Этот человек поражал меня каждым своим действием. Я не понимал его, не понимал окружения, которое он строил вокруг себя, не понимал манер и стиля одежды. Это пугало и притягивало одновременно.
Он растворил дверь, и мы попали внутрь самой больницы. Здесь он обернулся и протянул мне небольшой плоский белый пластиковый прямоугольник:
– Это, дорогой друг, – универсальная ключ-карта. Она позволяет открыть любую дверь в этом здании. Сейчас мы в главном холле. Если подняться по лестнице, вы окажетесь во врачебном коридоре, вы бывали там вчера, когда шли ко мне в кабинет. Вы можете занять любой их них, за исключением, соответственно, моего, – он слегка улыбнулся, а я кивнул, внимательно слушая его слова, – сейчас у нас достаточно маленький штат сотрудников. Если конкретнее, то лишь мы с вами и Феллиса – единственная медсестра, а по совместительству садовник и уборщица. Итак, в конце коридора гардероб. Возьмите там халат, так положено. Слева и справа от гардероба лестницы на второй этаж, там располагаются комнаты пациентов. Второй этаж также запирается на ключ карту. Во избежание инцидентов перед походом туда убедитесь, что при вас нет острых или режущих предметов. Ах да, уборная за соседней от гардероба дверью. Это все, что вам надо знать, чтобы приступить к работе. Есть вопросы?
Вопросов, в принципе, не имелось, за исключением оного: два человека? Ну, допустим, теперь три. Но, даже втроем невозможно управиться с целой клиникой для душевно больных. Почему же персонала так мало?
– Мистер Кроссман, вчера вы отказали мне в вакансии санитара, сказав, что их у вас предостаточно, а сейчас говорите, что до моего появления в больнице работало всего два человека? Как это возможно? Вас же должны спонсировать, направлять людей из центра занятости… – я хотел продолжать и дальше, но вдруг понял, что он уже готов ответить. Он знал, что именно я спрошу.
– Финансирования нам хватает, а за подбор кадров отвечаю лично я и никто более. Когда мне понадобился помощник, я заявил об этом в надлежащие органы и дал объявление в газету. Помощник найден, а значит, персонал полностью укомплектован. Вы все поймете, не бегите впереди паровоза. А сейчас, ступайте, переодевайтесь, выбирайте кабинет и заходите ко мне на разговор. И распишитесь у Феллиссы в журнале, когда она придет, – с этими словами он отвернулся и пошел в сторону лестницы, с видом, будто меня здесь и не было, а я просто остался смотреть ему в спину. Это определенно самая неординарная личность из всех, кого я видел на своем веку. Я знавал ярких, безбашенных и веселых представителей всевозможных субкультур, умных и собранных прилежных студентов, музыкантов, поэтов, математиков и даже одного космонавта. Все до одного, они желали казаться лучше и необычнее всех остальных, и все недотягивали до установленной самим себе же планки. Невилл Кроссман не старался показать себя ни с лучшей, ни с худшей стороны. Я вообще не понимал, чего он действительно желает, каких целей преследует, что за мысли роятся в его голове. Так я и стоял, погруженный, как всегда, в раздумья, пока он не скрылся во врачебном коридоре. Только после этого, я несмело, двинулся следом.
Что ж, приступим. Белый халат я еще не носил, уберегла судьба. Попробуем. Я без проблем отыскал нужную мне дверь, и, воспользовавшись ключом, попал внутрь. В тесной маленькой комнатке в свете одной лампочки показались всевозможные предметы хозяйственного назначения: пара металлических ведер, швабра, совок с веником, и куча разнообразных перчаток, тряпок и губок, а так же здоровый набор моющих средств. На стене расположились в два ряда маленькие крючки, на которых висели два белых медицинских халата. Я выбрал тот, что побольше и натянул его на себя.
Закрыв за собой дверь, я еще раз посмотрел на помещение вокруг себя. По четыре комнаты с каждой стороны, одна занята. Мне, в принципе, было без разницы, но воспоминания об общежитии, в котором мне не посчастливилось оказаться в студенческие годы, напрочь оттолкнула желание иметь соседа через стену. Поэтому я выбрал соседний от гардероба кабинет, подальше от Кроссмана.
Он оказался намного просторнее, чем обиталище доктора, да и убранство было побогаче. У покрытой краской темно-алого цвета стены расположился обтянутый зеленой атласной тканью диван, напротив которого стоял длинный рабочий деревянный стол вместе с высоким стулом, очевидно, из того же набора. Шкафов не было, что огорчало, зато напротив широкого окна висела большая, во всю стену, явно старая картина эротического содержания. Вальяжно раскинувшая на простынях девица, окруженная различными фруктами, смотрела прямо на меня, как бы я не перемещался. Когда-то я читал о таком художественном приеме. Надеюсь, здесь не бывал ни один из пациентов данного заведения, ведь, без сомнения, эта барышня являлась бы им в ночных параноидальных кошмарах. В принципе, можно жить. Если честно, я не очень-то понимал, зачем мне здесь нужен свой собственный угол, ведь, судя по вчерашней речи Невилла, я должен буду практически всегда находиться рядом с ним. Кстати о докторе, он ведь, наверное, уже заждался.
Я зашел в полуоткрытую дверь его кабинета. Доктор, казалось, даже не заметил моего появления. Он вытянулся в кресле и увлеченно листал какую-то толстую книгу. Лишь после того, как я смущенно покашлял, Кроссман поднял на меня глаза, и отложив чтиво, проговорил:
– Садись, я расскажу тебе, что да как.
Я плюхнулся напротив него и, поправив рукава и ворот не лишком удобного халата, приготовился слушать. Но вместо ожидаемых мною инструкций, он вдруг задал вопрос, который я не ожидал услышать: