История нашей жизни том-3
Шрифт:
– Все, Шурик! Мне пора ехать. – твёрдо решил, поднимаясь из-за стола. – Меня не надо вам провожать. Сам дойду. Не люблю проводы. Проводы, это на кладбище. Мне умирать пока рано. Вокзал рядом с вами.
Шурик, не поднимая головы со стола, подал мне руку и окончательно отключился. Шурик словно держался до момента нашего прощания. Опустил его руку на стол и попрощавшись с родственниками Шурика, вышел на улицу.
Вздохнув свежего воздуха, почувствовал, что тоже пьян. Приток кислорода в лёгкие и в мозг, смешался с парами водки и меня закачало.
– "Ну, это мне совсем не нужно." – подумал сам. – "Чтобы меня ещё в медицинский вытрезвитель забрали?"
Мне понадобилось несколько минут постоять в стороне от дома Шурика, чтобы моё брожение в мозгах и в лёгких прекратилось, а моё состояние тела и души, приняло общую норму.
Случайный автобус проскочил рядом, встряхнув меня своим шумом и потоком воздуха. Перешёл улицу и по тротуару, раскисшему от мокрого снега, медленно двинулся в сторону железнодорожного вокзала.
Хотелось быстро пересилить пьяное состояние своего сознания, чтобы на вокзале у меня не заплетался язык. Если кто-то захочет со мной говорить. Но хмель, почему-то, не пыталась покинуть меня?
Тогда взял с бетонного забора снег руками и стал растирать себе все своё лицо. Такая процедура была малоэффективна. Выходит, что всё-таки нажрался водки до свинского состояния.
Мне не хотелось сдаваться перед алкоголем. Он не на того нарвался. Раз сознание моё всё ещё работает, то должен привести себя в порядок. Расстегнул на себе всю одежду и стал снегом растирать своё тело.
Хорошо, что на улице никого не было. Иначе бы меня, так точно, опять упрятали в психушку. Уж тогда бы профессор отвёл на мне свою душу. Сразу бы засунул в кислоту, чтобы там никаких следов от меня не осталось. Мамочка не смогла бы мне ни в чём помочь. Бедная Мамочка, она ждёт от меня помощи, а пьянствую с другом.
Совсем забыл, что обещал ей помочь. Снежные процедуры малость пошли на пользу. Взбодрился и сразу направился к вокзалу. Вокзал был на половину пуст. Несколько влюблённых парочек на скамейках, которым некуда спешить, а также люди, подошедшие к кассе за билетами.
Мне тоже надо взять билет. Постоял в стороне, пока пассажиры брали билеты. Мне совсем не хотелось на них дышать перегаром. Никому из людей не нужен мой пьяный перегар.
– Мне надо один билет до конца. – сказал, в окошко кассиру, которая тут же стала задыхаться от перегара.
– Вы лучше в сторону говорите. – намекнула, кассир, переводя дыхание. – Хочу вернуться домой.
Чтобы окончательно не отравить своим дыханием девушку, ни стал больше говорить, ни слова. Глядя в другую сторону, на ощупь взял свой билет и сдачи, положил в карман и направился к поезду.
Не желая вляпаться в какую-то историю, прошёл в вагон вместе с другими пассажирами и сел в самую середину вагона. Сидеть на виду у всех, это быть целым до Беслана. Пускай даже пассажиров в вагоне мало, но это безопаснее, чем одному ехать в пустом вагоне. Меня и так уже едва не зарезали в этом поезде.
Мне никуда не хотелось смотреть и ни о чём не думать. Уткнувшись в угол между скамейкой вагона и стеной у окна, сразу уснул. До Беслана ехать минут сорок, со всеми остановками. Можно было хорошо выспаться и слегка отрезветь.
– Молодой человек! Вставайте! Вагоны идут в депо на мойку. – услышал, женский голос сквозь свой сон.
– Мы, что давно в Беслан приехали? – растерянно, спросил, проводницу, которая улыбалась мне.
– Мы, то, давно приехали в Орджоникидзе. – смеясь, ответила она. – А вы все в Беслан хотите.
– Как в Орджоникидзе? – опять удивлённо, спросил, проводницу. – Вот, билет в Беслан брал.
– Пить меньше надо. – упрекнула меня, проводница. – Тебя ведь ночью в вагоне могли убить и обокрасть.
– Меня всю ночь охраняли ангелы в твоём виде. – пошутил сам. – Так что ночью бояться было нечего.
– Ты бы лучше со своими ангелами дома сидел. – серьёзно, сказала женщина. – Выходи из вагона.
Часы на перроне вокзала показывали второй час ночи. Мне болтаться до первого автобуса или поезда, почти, пять часов. Дома опять подумают, что со мной что-то случилось. Хорошо, что завтра на работу мне не надо ехать. Можно будет отдыхать. Это лучше, что вернулся в Орджоникидзе. Окончательно отрезвею. Скандала в доме не будет.
Все остальное, так это пустяки. Никто меня трезвым не тронет сейчас. Прошёл в здание вокзала. В зале ожидания горела всего одна электрическая лампа.
В полутёмном пространстве, в центре зала на стульях, дремали несколько опоздавших пассажиров. В дальнем углу молодая парочка занималась любовной акробатикой.
Белые бедра партнёрши сильно выделялись на тёмном фоне интерьера зала. Парочка так сильно была увлечена собой, что даже не обратили внимания на моё появление в сумерках зала.
Чтобы не тревожить эту любовную идиллию, осторожно прошёл в противоположную сторону зала и вышел в дверь на привокзальную площадь, на которой была лёгкая позёмка.
Свежий снежок крутился и падал между голых веток деревьев. На автомобильной площадке стоял кем-то давно забытый автомобиль "Запорожец". Такую машину людям не страшно было оставлять где угодно. В народе её называли "консервная банка".
Этой маркой машины, в основном, пользовались инвалиды войны, к которым с уважением относились все без исключения.
Поэтому такую марку машин никто, никогда не грабил в Осетии. Хорошо знал Орджоникидзе и понимал то, что в такое время суток и в такую погоду мне нечего опасаться.
Пошёл гулять по пустым улицам Орджоникидзе, как его называют ласково коренные жители "Владик", от старого названия Владикавказ. Точно не помню, сколько лет этому городу.
Могу сравнить с возрастом нашего Старого хутора. Если Старому хутору уже больше триста лет, то поселению на месте Орджоникидзе "Владикавказа" не меньше четыреста лет.