История нетрадиционной ориентации. Легенды и мифы всемирной истории
Шрифт:
Среди прочих загадок нашей истории немало вопросов остается по поводу начала русской письменности. Вспомним, что во время своей «хазарской» (а по мнению Ламанского и Карташева — русско-славянской) миссии Кирилл-Константин ознакомился у херсонского ученого «самарянина» с Евангелием и Псалтирью, написанными «русьскими» («роушькими») письменами [115] . Отсюда становится ясно, что еще до проявлений греческого прозелитизма русы испытывали активную религиозную экспансию (в первую очередь с Востока), и тут были возможны влияния любого толка.
115
«Житие Кирилла»: «Обреть тоу Евангелие и псалтырь Роушкими писмены писано и человека обреть глаголюща тою беседою, и беседовав с ним и силоу рече прием, своей беседе прикладає и вскоре начеть чисти и сказовати и дивляхуся ему Бога хваляще».
Рад ученых говорит об обилии богомильских воззрений в древнерусской литературе и даже связывает
Исследователь еретических влияний на древнерусское христианство М.А. Буданов говорит о наличии на Руси в X–XI вв. следов ариан-ской, богомильской, ирландской и других религиозных традиций. Арианские черты, по его мнению, могли быть занесены из Крыма, Среднего Подунавья или Болгарии. Буданов упоминает точку зрения латинского духовенства на глаголицу как на готское (ариан-ское) письмо. «В дальнейшем, — пишет он, — глаголицу восприняли богомилы и патарены, которые распространили ее в Западной Европе. Можно предположить, что глаголица имела хождение среди различных неортодоксальных общин в качестве тайнописи… В Моравии, где было создано "Житие Кирилла", русской называли именно глаголическую письменность… Новосоставленная кириллица была призвана вытеснить глаголицу и тем самым подорвать в славянской среде воздействие еретических воззрений».
Он также обращает внимание на то, что «орнаментика в славянских глаголических рукописях и русских народных изделиях прикладного искусства… повторяет зооморфические мотивы крымских археологических памятников того же времени, что и символы», а так называемые Корсунские книги, «скорее всего, вообще не были славянскими, а принадлежали неизвестному нам народу русов, проживавшему в одном из районов Северного Причерноморья…».
По поводу грамматики «неизвестного народа», как и влияния на Кирилла зооморфных орнаментов (прямо-таки всюду их искал и обрабатывал!), весьма сомневаюсь. Столь же сомнительны предположения о том, что Кирилл мог использовать германские либо какие-то иные руны (в том числе славянские черты ирезы). Последние хороши для кратких посвятительных надписей, для поэтических заклинаний, но не для того, чтобы излагать ими библейские книги. В качестве маргинального довеска упомянем еще о высказываниях наших старых знакомых, Гриневича и Чудинова.
О том, какой язык мог изучать Кирилл в Корсуни, Гриневич пишет: «такое обучение было возможно лишь в случае близости языка книг, найденных Кириллом, к языку самого Кирилла». Странная логика (впрочем, для Гриневича это как раз нормально).
Еще оригинальнее выгладит теория Чудинова, который, в соответствии с собственными взглядами на появление и строение древних алфавитов, переворачивает принятую хронологию и, фактически, не признает за Кириллом заслуги по созданию азбуки: «вопреки мнению большинства исследователей, видевших в глаголице в силу сложного начертания знаков признаки создания ее одним автором, а не черты эволюционного процесса… глаголица может быть понята как азбука, созданная как на основе заимствования (из слогового письма, германских рун, греческого алфавита и под влиянием кириллицы), так и в процессе развития на собственной основе».
Что тут можно сказать? Только то, что рассуждение это весьма вольное. Солидаризируюсь с очевидным мнением о сложности начертания глаголицы без всяких заметных («эволюционных») упрощений. Какое-либо «предваряющее» письмо должно было быть передано в уже опосредованном виде, т. е. в виде некой «протоглаголицы». И мешать в одну кучу возможные сходства различных алфавитов нельзя: например, коптское письмо прямо происходит из греческого, и какая-либо нужда в его привлечении необъяснима.
Также и зооморфные символы сначала должны были быть приведены в целостную идеографическую систему. Сомнительны все соотнесения глаголических букв с другими алфавитами: здесь явно не просматривается системы, а отдельные сходства могут быть случайны. Иначе говоря, авторская работа здесь вполне логично предполагается.
Но вопрос о вероятных истоках глаголицы и возможного этнокультурного определения корсунского «следа» остается открытым.
В целом есть сомнения в точности передачи и понимания сведений о «Корсунских книгах», и напротив, почти несомненным кажется наличие помех в информационной «цепочке» и правки полученных сведений. В «Толковой Палее» вопрос решается, согласно логике вероисповедания, фидеистически: «а грамота русскаа явилась Богом дана в Корсуне руску, от нея же научися философ Костянтин, отуду сложив, написав книгы рускым гласом, и еврейстей грамоте тогда же извыче от самарянина в Корсуни. То же муж русин бысть благоверен помыслом и добродетелью, в чистей вере един уединився и той един от руска языка явися преже крестьяный и не ведом ни-кимь же откуду есть бысть».
Готское и еврейское «направления» кажутся здесь наиболее перспективными и чаще прочих разрабатывались [116] . Однако, не отрицая в целом такого подхода, можно взглянуть на вопрос несколько под иным углом.
Интересна версия, высказанная еще А.И. Соболевским, а впоследствии развитая А.В. Исаченко, Д. Дзиф-фером и другими авторами: в двух известных списках «Жития Кирилла» в перечне народов вместо слова «соури» (сирийцы) читается «роуси», т. е. перепутаны «с» и «р». Исходя из этого наблюдения, Исаченко видит такую же простую ошибку переписчика и в слове «русьский». Дзиффер же делает вывод о сознательном искажении рукою русского редактора текста «Жития». А поскольку такое «искажение» присуще всем дошедшим до нас спискам, этот исследователь считает архетип «Жития» ранней восточнославянской переработкой.
116
Г Ильинский считал, что «русьский/рускый» — это «фрузский/ фрушский», т. е. язык фрягов-франков (или фризов), здесь — латынь. Е. Классен: Салонский собор (1060 г.) назвал азбуку Кирилла Готф-ской (litterae Gothicae). Ср. у Орбини (переводчика Дуклянина на итальянский) отождествление гот(ф)ов и русов; вероятно, по древним отождествлениям, связанным как с донаучной путаницей (типа Скандия = Скифия, гунны = венгры = югра), так и с реальными историческими связями германцев и славян. См. также статью о германо-славянских отождествлениях у южнославянских летописцев на сайтеТеперешнее название — «Летопись попа Дуклянина» — известно с XV в. Сам переводчик летописи со славянского языка на латынь во вступлении «Автор к читателю» называет его Записью (книжечкой) готов (Libellus Gothorum), которая на латыни называется Regnum Sclavorum. Славянский оригинал не сохранился… автор Летописи пользовался Паннонскими легендами о св. Кириле и Мефодии… В 6-й главе отождествлены готы и славяне — «готы, они же и славяне», «Gothi qui et Sclavi»…. Дуклянин следовал византий-скому обычаю называть «варварские народы именами тех племен, которые жили на этой территории в классическую эпоху»… Он считал готами хорватов, которые приняли христианство и славянское письмо от св. Мефодия и боролись за славянскую литургию в римско-католических церквях. Далматинские латыняне называли глаголицу — «готской», но язык славянским. Нет сомнений, что неясная память о жестоком владычестве арийских готов оставила у далматинских латынян свои следы о готах. Такое восприятие пробивается и у Дуклянина. Пока славяне были язычниками, они были готами… Тогда в представлении Дуклянина, католического священника, они были дикими, грубыми и т. д. Когда же приняли христианство, стали славянами… Латыняне презрительно называли славян готами. Кроме того, «Хорватская хроника» выводит род хорватов от готов. Словенский историк Й. Рус выдвинул гипотезу о славянизации готов и непрерывности их ославянившейся династии, но критика ее не приняла. Но ему удалось доказать, что начальные Дукляниновы главы — это вырезки из восточноготской истории. Иордановым трем братьям — Валамеру, Видемеру и Тео-домеру — отвечают Дукляненовы братья — Брус [т. е. Бору с. — ВЛ.], Тотила и Остроило; Теодомеровому сыну Теодрику соответствует Остроилов сын Свевлад. Так же и битвы Дукляниновых князей хорошо совпадают с борьбой паннонских готов… Эта механическая связь выражается коротким предложением — «наполнил страну неисчислимыми славянами» (4-я гл.), — которому отвечает — «готы, они же славяне» (5-я гл.).
Но можно предположить еще кое-что. «Роуськие письмена» — это не просто «сирские», в смысле «сирийские», а — генетически — от «сирены», мифологической поющей полуптицы, и, следовательно, имеется в виду особый, элитарный и тайный, для посвященных, волшебный, ангельский, адамов, «птичий язык». Он же, по черноризцу Храбру, праязык как таковой.
В таком случае это было бы первое, более древнее появление в славянском понятия и образа сирены, еще до того, как оно вторично (из-за маргинальнос-ти первого случая) попало в русский язык с Запада (а туда из латыни). Этому не противоречат и возможные языковые ассоциации с «сиреной»-свирелью или сирианом/сурянином/зырянином (см. в словарях Фасмера и Черных). Согласно черноризцу Храбру, первым из всех языков был сотворен Богом сирийский язык — «несть бо Бог сотворил жидовьска языка преже, ни римска, ни еллинска, но сирски имже и Адам, глагола»; на нем говорили и Адам, и все люди до Вавилонского столпотворения («О письменах») [117] ; в апокрифических «Вопросах, от скольких частей создан был Адам», утверждалось, что Бог «сурьянским языком хощет всему міру судити».
117
Дополнительную трудность создает то, что высказывания Храбра разнятся по спискам: «Ибо Бог не сотворил сначала ни еврейского языка, ни римского, ни эллинского, но сирийский, им ведь Адам говорил, и от Адама до потопа говорили, и от потопа, пока Бог не разделил языки…». Ср. в испорченных вариантах: «HjbCTb бо Бъ~ створилъ Жидовьска и=зыка прежде ни Ри'м\ъска, ни Е='ллиньска, ни Си'р\ъскы, и=мже и= А=да^мъ гл~а, и= w\t А=да'ма до потопа…»; «HjbCTb бо б~ъ створилъ жидовьска и=зыка пріьж\де, ни ри'м=ска, ни — ллиньска, ни си'р=скы, имже и А=да^мъ гл~а. и= w\t А=да'ма до потопа, и w\t потопа». Здесь до конца неясно: «но» или «ни», особенно если мы учтем борьбу Кирилла с «триязычниками» (римляне, эллины, евреи).
Этот сирский, или сурьянский, язык понимают не только ангелы, но и бесы (падшие ангелы). Преподобный Илларион, изгоняя беса, вопрошает его «сир-скы»; в другом эпизоде его же жития некий муж, одержимый бесом, «сирьскы отвечает» (см. «Житие преподобного Иллариона», входящее в Великие Минеи Четии). Святой Андрей Цареградский, Христа ради юродивый, «преврати язык… на сирьску речь, и нача седя повести деяти с ним сирьски, еликоже мыш-ляше и хотяше»… В источниках, говорящих именно о «грамоте» и «письменах», либо имелась в виду непо-нятность//рунообразность//вид как от птичьей лапы этого письма, либо, скорее, первоначальный смысл был не понят (т. е. понят фактически как ошибка в слове) и переделан в «роушьские».