История нового имени
Шрифт:
Перебивая друг друга, они начали жаловаться мне на Антонио. Он стал жутко нервный, срывается на Мелину, прогуливает работу. Горрезио, его начальник, знавший его с детства, серьезно забеспокоился: что происходит с парнем?
– Он боится, что его призовут в армию, – сказала я.
– Если призовут, придется идти, – заметил Паскуале, – иначе объявят дезертиром.
– Когда с ним ты, он совсем другой, – вздохнула Ада.
– У меня нет на него времени.
– Что важнее, человек или учеба? – возмутился Паскуале.
– Поменьше ходи к Лине, – поддакнула Ада, – тогда и время появится.
– Я
– Он слишком нервный, вот и переживает, – сказал Паскуале.
– Я с детства за матерью ухаживаю, – добавила Ада, – еще одного сумасшедшего в доме я не вынесу.
Я и рассердилась, и испугалась. Чувствуя себя виноватой, я стала чаще видеться с Антонио, хотя задавали по-прежнему много, да и не было у меня особенного желания бегать к нему на свидания. Но он все равно был недоволен. Как-то вечером, когда мы встретились на прудах, он показал мне повестку и расплакался. Его призвали, как и Энцо; осенью они должен были вместе отбыть к месту службы. Вот тут он меня действительно напугал: упал и принялся набивать себе рот землей. Я крепко прижала его к себе, шепча, что люблю его, и вытирая землю руками.
Во что я вляпалась, думала я вечером, ворочаясь без сна, и вдруг поняла, что не хочу бросать школу, не хочу выходить замуж за Антонио, не хочу жить с его матерью, братьями и сестрой, не хочу работать на бензозаправке. Я решила, что помогу ему чем смогу, но потом честно скажу, что между нами все кончено.
На следующий день я пошла к Лиле. Настроение было хуже некуда. Лила встретила меня непривычно бодрой, хотя в последнее время мы обе не видели причин особенно радоваться. Я рассказала ей о том, что Антонио получил повестку, и призналась, что хочу втайне от него обратиться за помощью к Марчелло или Микеле.
Честно говоря, я сильно преувеличивала свою решимость. На самом деле я была в растерянности: с одной стороны, мне казалось, что я обязана испробовать все средства – ведь это из-за меня Антонио так страдал, но с другой, посвящая в это дело Лилу, я в глубине души надеялась, что она меня отговорит. Погруженная в свои мысли, я не обратила внимания на то, в каком состоянии была Лилы.
Она восприняла мои слова странно. Сначала назвала меня вруньей: если я готова унижаться перед Солара, значит, по-настоящему люблю Антонио, ведь все знают, что Солара за просто так никому не помогают. Потом принялась расхаживать туда-сюда по комнате, то усмехаясь, то хмурясь, то снова издавая нервный смешок. Наконец она остановилась и сказала:
– Ну что ж, сходи поговори. Посмотрим, что из этого выйдет. – И тут же добавила: – А ты знаешь, Лену, в чем разница между моим братом и Микеле Соларой? Или между Стефано и Марчелло?
– Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду, что лучше бы я вышла за Марчелло.
– Я тебя не понимаю.
– Марчелло хотя бы ни от кого не зависит. И делает что хочет.
– Ты что, с ума сошла?
Она засмеялась и замотала головой, но я видела, что она не шутит. Мне не верилось, что она может серьезно рассуждать о браке с Марчелло. И потом, этот странный смех, от которого за милю несло фальшью… Наверно, поссорилась со Стефано, подумала я, вот и болтает всякую чушь.
Мои подозрения тут же нашли подтверждение. Лила вдруг отбросила
– Вместе пойдем.
– Куда?
– К Солара.
– Это еще зачем?
– Узнать, согласятся ли они помочь Антонио.
– Не надо.
– Почему?
– Стефано разозлится.
– К черту Стефано. Он с ними общается, а почему мне нельзя? В конце концов, я его жена.
15
Я так и не сумела ее отговорить. В следующее воскресенье – Стефано по воскресеньям спал до полудня – мы пошли прогуляться, и Лила потянула меня к бару Солара. Выглядела она сногсшибательно – когда я ее увидела, у меня аж дух перехватило. Куда подевалась бедно одетая девчонка, моя детская подружка? На Жаклин Кеннеди, фотографии которой мы рассматривали в журналах, она тоже больше не походила. Скорее уж на Дженнифер Джонс в фильме «Дуэль под солнцем» или на Аву Гарднер в «И восходит солнце».
Я немного стеснялась и даже побаивалась идти рядом с ней. Она рисковала показаться нелепой и дать пищу сплетням, что с неизбежностью отразилось бы и на мне, ее бесцветной компаньонке, сопровождавшей ее с покорностью собачонки. Всем своим обликом Лила – прической, серьгами, облегающей блузкой и узкой юбкой, даже походкой – выделялась на фоне окружающей нас серости. Проходящие мимо мужчины с трудом удерживались, чтобы не свистнуть ей вслед, а женщины, особенно те, что постарше, провожали ее изумленным взглядом – некоторые останавливались посреди тротуара и принимались хихикать себе под нос, как иногда делала сумасшедшая Мелина.
Но когда мы вошли в бар-кондитерскую Солара, где было полно мужчин, покупавших воскресные сласти, на нас посмотрели с уважением; кое-кто из посетителей кивнул нам в знак приветствия, а стоявшая за стойкой Джильола Спаньюоло окинула Лилу восхищенным взглядом. За кассой сидел Микеле. Он громко сказал нам: «Добрый день!», как мне показалось, с искренней радостью. Их с Лилой дальнейший обмен репликами шел на диалекте; видимо, оба были так напряжены, что не нашли в себе сил строить правильные фразы на литературном итальянском.
– Что вам угодно?
– Дюжину булочек.
Микеле обернулся к Джильоле и с оттенком сарказма в голосе крикнул:
– Дюжину булочек для синьоры Карраччи.
Едва прозвучало это имя, как штора, отделявшая зал от конторы, раздвинулась и из-за нее возник Марчелло. Увидев Лилу, он побледнел и отступил назад, но через пару секунд взял себя в руки и подошел к нам поздороваться.
– Чудно слышать, как тебя называют «синьора Карраччи», – обратился он к Лиле.
– Как ни странно, мне тоже, – заметила Лила с добродушной улыбкой, до глубины души поразив не только меня, но и обоих братьев.
Микеле внимательно смотрел на Лилу. Голову он немного наклонил, точно изучал картину.
– А мы тебя вчера видели, – сказал он и обернулся к Джильоле: – Правда, Джи, это ведь вчера было? После обеда?
Джильола неохотно кивнула.
– Точно, видели, – поддакнул Марчелло, но в его голосе не было ни следа насмешки. Он стоял точно загипнотизированный и смотрел на Лилу, как зрители смотрят на фокусника.
– Вчера? После обеда? – удивилась Лила.
– Да, – подтвердил Микеле. – В Реттифило.