История Одного Андрогина
Шрифт:
В результате данного репортажа по стране прокатилась волна протестов. Десятки людей отправляли на психиатрическую экспертизу, пару десятков остались в психбольнице. Правительство США посчитало образ и деятельность Евы Адамс деструктивным, подало иск в Международный Суд ООН и запретило Еве въезд на территорию США. Теперь Еве грозил не только мировой скандал, но и судебный процесс. Ева была в ярости от этого.
Данная новость облетела мир моментально. И хуже того, многие страны Ближнего Востока и некоторые из стран Латинской Америки поддержали США и запретили въезд Еве Адамс на свои
Ева не понимала почему. Почему мир так отнесся к ней, если она все делала правильно. Это эти «патологические фанаты» виноваты в том, что у них податливая психика. И в том, что люди смотря на таких, поддаются тоже. Ева была в ярости.
Страны Европы молчали. Они никак не отвечали на международный скандал. В некой степени, Европа оставалась тем обителем, где Ева могла залечь на дно. Что она и сделала.
Ева уже не была впечатлительным подростком, который будет плакать, угнетая самого себя. Но что-то подобное вызвало в Еве депрессию. Сказав на одном из светских мероприятий, что она уходит в отпуск, Ева закрылась в своей квартире на месяц. Ее никто не видел и не слышал, кроме соседей и обслуги, эпизодически встречающихся с Евой в ее элитном доме.
У нее было чувство дискомфорта. Она до сих пор ощущала нравственный удар ниже пояса. Даже когда Еву пытались поддержать, она сама не знала, почему она больше не ведет социологической деятельности. Она не могла ответить на собственные вопросы. Некоторые дома высокой моды перестали интересоваться Евой. Она забыла, когда последний раз общалась с Оливье. Ее все это угнетало. Она слышала шептания прессы и своих коллег, будто бы образ Евы Адамс не развеян. Все хотят внимать ее. Только никто не хочет сказать ей об этом. И это сводило Еву с ума.
Она чувствовала недостаток внимания. Она чувствовала, что нужна завистливому и ненавистному миру и бичевалась по поводу того, какую кашу заварила. И пытаясь хоть как-то отвлечься от всех этих взрывающих ее голову мыслей, она включила музыку, надев на свое голое тело (на ней были лишь трусы) длинную рубашку. Как всегда, она посчитала, что все проблемы решит бутылка красного вина. И достав ее из холодильника, она стала пить прямо из горла, завалившись на свою огромную мягкую постель. Закурив параллельно, Ева умостилась удобнее, полусидя, закинув ногу на ногу и начав красить ногти на своих ногах кроваво-красным лаком. Теперь она разрывалась от действий: пить, курить, красить ногти. Она заняла себя по полной.
– Пошло все к черту! Этот гребаный мир не достоин меня! – сказала она сама себе с сигаретой в зубах, вдохновлено смотря на свой лак на ногтях.
– Так будет лучше! – добавила она с более веселым видом, вероятней всего, от того, что в колонках заиграла песня «The Final Countdown» группы Europe, которая так нравилась Еве.
Сквозь музыку она стала слышать стуки в свою дверь. Кто-то из соседей жаловался на ее громкость.
– Я здесь живу! Проваливай, раз не нравится! – крикнула она, продолжая слушать песню и красить ногти на своих ногах.
Но настырливая соседка не сдавалась и продолжала стучать в дверь.
– От настойчивая сука! –
Вскочив с кровати, Ева подбежала к проигрывателю и сделала как можно громче, сказав:
– А это моя любимая часть песни! – и словно сорвалась с цепи, начав плясать и изображать гитару у себя в руках, не выпуская дымящую сигарету изо рта.
Ей стало весело. Ева резвилась и моталась по комнате. И ей хотелось еще. Она и пила, и курила, и плясала одновременно.
– Вот так, твою мать! – кричала она в радостях, чувствуя удовлетворение в крови.
Соседская француженка грозилась вызвать полицию, чуть ли не выбивая дверь. Но Ева ее даже не слышала. Она не заботилась ни чем иным, как оторваться по полной.
Она снова прыгнула к себе в постель и стала фокусировать свой взгляд на зеркало, которое хорошо просматривалось в ванной.
– Черт, ты хреново выглядишь! Это ведь не то, чего ты так хотела! – сказала она, смотря в зеркало.
Ева чувствовала опьянение. Ей резко дало в голову и ей становилось плохо. Она чувствовала, как ее мозг напрягся, словно перед отключением, а ее зрение не слушалось и темнело по секундам. В один момент, перед тем, как Ева пожелала встать с кровати, она сказала:
– Не ожидала я… - и тут же рухнула на пол, потеряв сознание.
Дом. Ей снился дом в Лондоне. Именно тот, в котором жила Синди. И в ее голове было непонятное ощущение, будто она погрузилась в прошлое, но при этом была в настоящем. Она проезжала мимо этого дома, сидя на заднем сидении дорогой марки автомобиля.
– Смотри, это мой родной дом! – говорила она водителю.
Машина тут же остановилась на обочине неподалеку, и Ева опустила свое дверное стекло, дабы полюбоваться милым домом. Чувство тревожного удовлетворения прошло по ее телу. Она вдруг ощутила, кто она есть, и что она делает. И будто бы в порядке вещей она сказала водителю:
– Ладно. В следующий раз зайдем в гости.
– Но вы же хотели видеть Синди. – сказал тот.
– Синди? – переспросила Ева, не понимая и осознавая, что все это бред и это не должно происходить с ней.
Она вошла в небольшой ступор, и когда она повернула голову на право, то тут же совершенно неожиданно для себя увидела Синди, сидевшую рядом. Она была точно такой же, какой ее помнила Ева: густые, черные волосы, характерный макияж и выражение лица. Синди предстала перед ней в черном деловом платье. И только Ева начинала думать: «Черт! Что это? Как она здесь оказалась?», как Синди стала перебивать ее, со свойственной ей уверенностью и харизматичностью:
– Зачем тебе меня видеть? Что же ты делаешь?
Слова Синди пробирали Еву до костей. Будто она чувствовала этот физический контакт с Синди, которой на самом деле не было. Она осознавала это. И она чувствовала вину, сама не понимая, почему. Ее охватило чувство страха и тревоги. Это чувство стало настолько сильным, что все силуэты перед ее глазами стали мешаться и растворяться, от чего Ева проснулась.
Открыв глаза в диком ужасе и холодном поту, Ева до сих пор была под впечатлением, не в силах сосредоточиться, чтобы понять, где она.