История одного дня. Повести и рассказы венгерских писателей
Шрифт:
И только Элфи плетется по утрам в школу понурив голову. Чтобы выйти на улицу, ей нужно пересечь весь двор: они живут в самом его конце, на первом этаже; солнце к ним не заглядывает никогда. И каждый день бабушка кричит ей вдогонку: «Не горбись, не шаркай ногами, как дряхлая старуха!»
Вот если бы бабушка была феей, феей-волшебницей, или хотя бы колдуньей, с ее помощью Элфи мигом бы избавилась от своих горестей, перестала бы быть некрасивой, неумной.
Ведь, честно говоря, Элфи далеко не красавица, да еще чуть ли не самая плохая ученица в классе. Недаром классная руководительница Лайошфи всегда сердится на нее. Элфи на уроках невнимательна, а учительница Лайошфи сразу же замечает, если кто-то сидит и не слушает.
Отец Элфи — дамский парикмахер, и она тоже будет работать в парикмахерской, вот только бы поскорее окончить восьмой класс! Ей уже давно уготовано местечко в отличной дамской парикмахерской — большом, элегантном государственном салоне с блестящими зеркалами, тюлевыми занавесями на окнах. С двух сторон вдоль стен выстроились по двенадцати красных колпаков для сушки волос. Особенно много посетителей в субботу после полудня: в этот час под каждым из колпаков сидит клиентка; кое-кому из них одновременно делают маникюр, остальные сидят и читают иллюстрированные журналы, курят. Отец Элфи уже договорился с заведующим парикмахерской и с профсоюзом. Сам-то он работает в Буде, на Пашарете, в такую даль не захочешь ездить из Седьмого района города.
Школа, например, рукой подать от дома Элфи, и то она тратит десять минут на ходьбу. Потому что Элфи готова останавливаться у каждой витрины. Правда, на их улице витрин почти нет, только продмаг, «Химчистка» да еще точильная мастерская. А в этих витринах никогда не бывает ничего нового. На витрине продмага сплошные банки с желудевым кофе, под названием «Семья» — хватило бы хоть на целый полк солдат; в «Химчистке» в знак того, что у них поднимают также и чулочные петли, — дамский чулок, натянутый на стекло. Точильщик же — старик в очках, — тот сам сидит на подоконнике своей мастерской и точит ножи.
Элфи разглядывает на витринах все, что бы там ни лежало, но, если говорить по совести, ее ничто не интересует. Она и на прохожих-то не смотрит, будто зла на всех. А на самом деле зла она только на самое себя. Ну, пусть ее никто не любит, это бы еще полбеды, а то ведь ее и любить-то не за что, — такого уродливого, никчемного утенка, как она!
На углу Элфи останавливается: здесь ходит троллейбус, быстрый и бесшумный, так что, прежде чем начать переходить улицу, нужно сначала хорошенько осмотреться. На противоположной стороне улицы инвалид войны — лоточник с перекошенным ртом — всегда продает что-нибудь вкусное: осенью — виноград, яблоки, груши, зимой — печеную тыкву и каштаны, а сейчас, весной, когда уже все запасы сластей приходят к концу, — жареную кукурузу. Элфи по дороге в школу всегда покупает у него что-нибудь, что бы он ни продавал. Бабушка зовет ее за это сластеной. Между тем Элфи не всегда съедает купленное. Просто ей нравится покупать. А деньги у нее есть. Отец дает. Правда, бабушка отбирает у нее деньги, откладывает на одежду, обувь. Но кое-что удается выклянчить на свои расходы. Надо же и ей иметь какие-то радости! Ведь она, Элфи, и без того такая несчастная.
От лоточника-инвалида до школы — всего две минуты ходьбы. Вон она притаилась в маленькой улочке за старой, сутулой церковью. Улочка такая крохотная, что на ней уместилось всего-навсего три здания: школа для девочек, школа для мальчиков и еще один старый, почерневший домишко в два этажа. Этот последний стоит как раз напротив окон Элфиного класса. Элфи часто во время урока разглядывает со своей парты чужие окна, задернутые тюлевыми занавесками. Зимою на их подоконниках красуются синие и красные кастрюли, кружки колбасы, завернутые в бумагу, сквозь которую проступают жирные пятна. Вы скажете: что ж тут интересного, чтобы на них смотреть? Верно, интересного мало. Давно могло бы надоесть! К тому же Элфи знает, что учительница Лайошфи сразу замечает, когда она смотрит в окно. И все же Элфи делает это. Воля судьбы. Такой уж она уродилась. А почему — не знает. Нелли Вай, очень умная девочка из их класса, как-то раз объяснила Элфи: «Знаешь, Варга, почему ты плохо учишься? Потому что не слушаешь на уроках». Но Элфи не поверила, да и не могла поверить ей. Элфи считает, что как раз наоборот: она не слушает потому, что плохо учится. Какой ей смысл слушать объяснения учителя, если она все равно ничего в них не поймет! Разве может она понять, что такое обратная величина, или запомнить, где находится Алма-Ата! Или что такое поэтическое кредо! А если иногда она вдруг решит слушать, ей тотчас становится страшно. До сердцебиения. Все равно — учитель ли объясняет или девочки отвечают. У нее сразу же начинает кружиться голова от мысли: сколько же существует всяких вещей, о которых она совсем-совсем ничего не знает!
Прежде, бывало, Элфи не испытывала таких страданий в школе, как теперь. Она, правда, никогда не была хорошей ученицей, но как-то ее это мало трогало. Впрочем, сейчас она уж и не помнит себя маленькой. Знает только, что тогда ее еще не огорчало, что все дети обязательно должны учиться в школе. Большинство девочек были, правда, умнее ее, но попадались и глупее, и даже такие, что оставались на второй год. Элфи ни разу не была второгодницей, только в прошлом году, в седьмом классе, чуть-чуть не провалилась на экзаменах. Ну, это вообще был трудный для нее год. А вот с каких пор учение стало для нее настоящей пыткой, Элфи сказать не может. Знает только, что она уже возненавидела школу. Она и в свой класс-то поднимается по лестнице так, словно на плечи ей давит какое-то тяжкое бремя.
В классе она сидит за предпоследней партой, рядом с Маргит Хорват. Маргит — рослая девушка с двумя длинными бесцветными косами. Когда Маргит зубрит, она всегда сжимает виски кулаками. А зубрит она до звонка, до самой последней минуты, — Маргит не из очень-то способных и робеет, отвечая урок. Она может ответить урок или слово в слово, или никак. Стоит ей хоть раз споткнуться — конец. Покраснеет, потом побледнеет и молча начнет теребить косу.
Элфи садится, засовывает в парту свою расползающуюся по швам сумку, кладет перед собой бумажный кулек с кукурузой, снова достает сумку, извлекает из нее тоненькую тетрадку и плохо отточенный карандаш. На обложке тетрадки — ее собственноручная надпись: «Песенник». Красивыми, большими буквами, а заглавное «П» еще и обведено красным.
Элфи собирает модные песенки. Она их очень любит. А в школе страсть как ненавидит уроки пения, на которых заставляют тянуть «до, ре, ми, фа, соль» и к которым нужно готовиться, и до смерти обожает «Не отдам никому, ты судьбой мне назначен» или, скажем, «Сулико». Ну разве не прелесть: «Я могилу милой искал, но ее найти нелегко»?..
Записывает Элфи только слова песен. Нот она не знает, да и ни к чему они ей: у нее хороший слух, она легко и быстро запоминает любую мелодию. А вот слова она записывает прилежно и постоянно зубрит их наизусть, повторяет. Не робеет она — всему миру на удивление — даже перед иностранными текстами. Например, перед французскими. В самом начале тетрадки у нее, например, слова песни «Жатандре». Разумеется, в ее собственной транскрипции: «Жатандре ле жур э ла нюи». И немножко дальше еще: «Парле муа дамур…» Неправильно? Подумаешь! Она же не знает французского и даже не уверена, по-французски ли это?.. Зачем ей это знать? Совсем незачем. Она ведь любит только песни.
Погодите, разве кто-нибудь слышал, как Элфи поет? Бабушка — никогда, это уж точно. Она бы только руками всплеснула: «Смотри-ка, была зеленой гусеницей, а обернулась звонким жаворонком!» Но дома Элфи ни за какие деньги не заставишь запеть. Чтобы потом смеялись над ней же! Она и говорить-то на людях не любит, не то чтобы петь! Поет Элфи, только оставшись одна, когда бабушка и дедушка уходят из дому, да и то вполголоса, себе под нос, забившись в уголок дивана. Или в школе, когда в классе стоит шум и гам и на нее никто не обращает внимания. Маргит, ее соседке, вообще нет до нее дела. А остальные и подавно не слышат: болтают, хохочут. Они и друг друга-то не слушают, каждый кричит свое — все разом. Где уж им там знать, чем занимается Эльвира Варга, одна из самых неприметных учениц в классе.
В школе Элфи известна только под своим официальным именем Эльвиры Варги, так, как она значится в классном журнале, как называют ее преподаватели. Всего одна-две девочки знают, что дома ее зовут Элфи или ласкательно Белочкой. Имя «Эльвира» настолько непривычно для Элфи-Белочки, что когда ее вызывают к доске, ей в первое мгновение кажется, что обращаются не к ней, а к кому-то еще. А что поделаешь?
Когда Элфи родилась, ее маме едва минуло шестнадцать, иначе говоря, она была всего на два года старше, чем теперь Элфи. Бабушка сколько раз говорила, да и сама мама признавала это: детский разум был тогда у бедняжки. Девочка в шестнадцать лет все равно умом девчонка, даже если она и выйдет замуж и станет матерью. Для своей первой девочки мама выбрала имя «Эльвира», потому что оно казалось ей тогда красивейшим в мире. Благородным и таким необычным! Правда, уже через год-другой мама пожалела, что нарекла дочку Эльвирой, как, впрочем, пожалела и о том, что вышла замуж за Режё Варга, своего первого мужа, отца Элфи. Она развелась с ним, вышла замуж за другого, а девочку отдала на воспитание бабушке. К этому времени Эльвиру уже все звали Белочкой. Имя «Эльвира» забыли совершенно, вспомнили о нем, лишь когда Белочке пришла пора идти в школу.