История одного пета. Часть 1
Шрифт:
Характер спокойный, нордический – когда спит, а во время бодрствования окружающим кажется, что у него вечное шило в одном месте. Лицо лунообразное, веснушчатое и курносое, глаза карие, то веселые, когда затевает какую-нибудь пакость, то невинные и скромные, когда его ловят, а наказание по имени «Папазол» достается из шкафа и поблескивает пряжкой.
В целом, Павел мало хулиганит и всегда заступается за слабых и немощных. Особенно, если эти слабые и немощные живут на нашей улице, и отстегивают малую толику в пользу голодающей крыши в лице Павла Семеновича.
«Три, два, один?»
Извините, секундочку, – МЯЯЯЯЯ-ААА-УУУ!!! Торе-е-е-адор, смяу-ле-е-е в бо-о-ой!
– Павел, перестань мучать кота! – с ленивой интонацией протянул отец.
Мелькание цветных картинок и бушующая центробежная сила сразу стихли. Отец семейства удовлетворенно прочистил обе ноздри. Из джинсового костюма вылез носовой платок и элегантно обтер слегка осопливленные пальцы.
Семен Алексеевич Латуфьев заслуживает отдельного разговора, «да под поллитра, да под хорошую закуску» – как обычно он говорил соседу, предлагая поддержать дружескую беседу.
– Маргоша, может, я мухой слетаю до ларька? Отпуск всё-таки, а я сухой как лист! – со слезой в голосе обратился Семен Алексеевич к своей дражайшей половинке.
Он работает слесарем-сантехником в местном ЖКХ и считается обладателем «золотых рук», а по дням аванса и зарплаты еще и «бриллиантового горла», если жена не успеет отобрать получку. Морщины и мешки под глазами – вот характерные черты для составления его фоторобота. Сухой, как жердь и такой же длинный.
– Ага, улетишь-то ты мухой, под ней же и вернешься, а нам ещё твой храп и перегар два дня терпеть. Нет, когда доберемся до места, обустроимся, искупаемся, тогда и…
– Тогда и домой пора собираться, и весь отпуск пойдет насмарку, – буркнул Семен Алексеевич и отвернулся, надувшись как рыба-иглобрюх.
– Не бурчи, в кои-то веки выбрались дальше дачи, а ты по привычке норовишь наклюкаться и завалиться спать. Терпи! На вот минералки попей. Ну не хочешь, как хочешь, – послышалось шипение бутылки и следом мощные глотки.
Ну и наконец, самая главная в семье, самая большая и сильная, самая великолепная и неповторимая – Маргарита Павловна. Основной чертой является пронзительный голос. Когда она сердится или делает внушение – фальцет, пробирающий до глубины души, вступает в полную силу. В таких случаях я убегаю и прячусь под кроватью, или зарываюсь в подушки, если там не занято Павлом.
Глаза серого цвета, румяные щеки, нос картошкой – в целом вид нормальной русской женщины, как о них грезят иностранцы (это я в какой-то передаче видел). Химическая завивка напоминает комок медной проволоки, а на солнце горит ярче лазерной указки. Такая штучка есть у Павла, и я иногда забавляюсь с неуловимым пятнышком, а один раз он поиграл в доктора и проверил меня на светочувствительность. Я тогда ослеп и полдня ничего не видел, собирал лбом углы и истошно орал, пока зрение не вернулось… Зато из-за моей адекватной мести ему пришлось выкинуть любимые ботинки.
Ой, ладно, кто старое помянет, тому в глаз лазерной указкой…
Вот снова отвлекся, но поймите правильно – когда приходится молчать (из-за непонимания двуногими нормального кошачьего языка), накапливается куча слов, претензий, ругательств.
Латуфьева работает бухгалтером в том же самом ЖКХ, что и муж (поэтому «бриллиантовое горло» редко смазывается). Именно по её инициативе мы находимся на вокзале. Маргарита Павловна выбила, или вернее сказать – выкричала путевки на отдых, и начальник вынуждено отдал, так как беруши в этот раз забыл дома.
Меня тоже взяли с собой, все же я полноценный член семьи и крайне необходим в путешествии, как мудрый наставник и руководитель. Хотя что-то подсказывает, что меня банально не с кем оставить – почти всем соседям я в той или иной степени досадил, а оставлять дома одного чревато.
Один раз, в качестве наказания, оставили одного… но в свое оправдание могу сказать, что Латуфьевы давно собирались делать ремонт да всё откладывали, а я их к этому ненавязчиво подтолкнул. Конечно же, я простил, и последующую ругань стерпел со смирением святых – такие уж мы, коты, по натуре незлопамятные. Отомстим и забудем… если не забудем, что уже отомстили.
Пока я вам это рассказывал, перрон оживился. Люди заполняли перрон, неспешные, неторопливые, задумчивые... К нам подошла соседка Екатерина Николаевна:
– Марго, ты тоже собралась косточки погреть? Ну, надо же, и семью прихватила, и блохосборник не забыла взять!
До чего же вредная особа… Подумаешь, один раз царапнул, так сама виновата – нечего об меня руки вытирать. Нашла, понимаешь, тряпочку! И ведь ещё удивляется так натурально – им же вместе путевки давали, вчера собираться помогала.
Маргарита Павловна почему-то также громко ответила:
– Катрин, какой сюрприз!!! Да вот наконец-то собрались немного мир посмотреть, а то все дома, да дома. А ты тоже с нами? Ой, как здорово, а почему без благоверного?
Так, стоп, кажется, понял – это такая специальная манера общения, ориентированная на других пассажиров. Пусть смотрят и слушают, завидуют и облизываются. Две взрослые дамы, как любит говорить Павел, «понтуются на песке» или выделываются, проще говоря.
Я заметил данную особенность не только у людей – у соседского кота Васьки понты составляют суть жизни. Жаль, что меня забрали как раз накануне профилактической беседы. А я как раз собирался внести веские аргументы на его морду путем вырывания половины усов и рунического татуажа вечно поднятого носа. То есть хотел настучать по сопатке, а меня забрали в поездку.
Однако я клятвенно обещал вернуться, пока этот подлец истошно орал вдогонку, что «Кешка – трус и побоялся выйти на поединок». В тот миг я сдерживал приступы тошноты из-за «центрифуги», чтобы достойно ответить. Впрочем, успел запомнить все гневные тезисы, что пришли на ум, и при личной встрече обязательно выложу их на полосатую морду.
Тем временем фарс под названием «мы на море – вы пашите» пошел на второй виток. Катрин удивленно распахнула глаза и жеманно сложила губки куриной гузкой: