История одной деревни
Шрифт:
Из воспоминаний Клары Пропенауэр
«…И мы решили поехать на родину. Продали свой дом и уехали. Сюда мы приехали – одни развалины остались. Наши дома, которые мы оставили, – в них русские люди жили. Они на нас косо смотрели, боялись, что мы у них отберем свои дома… Мы купили конюшню, в которой жил один пьяница. И мы опять месили саман ногами и из конюшни сделали такой красивый домик, что все нам завидовали. Так как мы были приезжие, нас ничем не обеспечивали. Мне пришлось идти на работу, чтобы дали 5 соток земли в поле и дрова на отопление. И даже не хотели нас прописать. Пришлось заявление подать в Анапский райисполком…»
Вопросы с пропиской, кстати, возникали не только у семьи Пропенауэр. Но немцы были терпеливы. И трудолюбивы. И очень хотели вернуться на родину.
Из воспоминаний Клары Пропенауэр
«…И все немцы приехали, начали строить целые улицы… Джигинка стала немецкая, с русскими работали дружно. В магазинах все было, держали хозяйство, скотину – коров, свиней, птицу. Дали по 15 соток земли на поле и 10 соток при доме…»
Новые времена – 3
Конец 1960-х – 1970-е годы – к этому времени процентов шестьдесят населения Джигинки опять были немцы.
Из воспоминаний Александра Рейнгольдовича Штумма
«…Но мы тогда и не различали – немец, русский. Все были одним целым…»
В эти годы Джигинка переживает один из стабильных и «сытых» своих периодов. Жизнь течет деятельно, размеренно. Нет, Джигинка с этого времени вовсе не стала ходить в передовиках, но и в отстающих никогда не была. Стабильно в ходе соцсоревнований
И сельский клуб (бывшая кирха) в эти годы не простаивает без дела. Концерты, смотры, спектакли сменяют друг друга с невероятной быстротой. Кажется, в эти годы в художественной самодеятельности участвует все село. Без преувеличения. Танцевали целыми бригадами, пели, участвовали в спектаклях. И это было в порядке вещей. Проводились и праздники улиц, и колядки, и смотры.
На уборке винограда
Награждение медалями за доблестный труд работников совхоза «Россия»
Работники совхоза «Россия»
Работники совхоза «Россия»
Работники совхоза «Россия»
Да и почему бы не петь и не плясать? Жизнь располагала и к тому, и к другому.
Впрочем, не все, конечно, в той жизни было так уж радужно и безоблачно. Было немало и проблем. У тех же немцев. Но человеческая память устроена самым удивительным образом – она вычеркивает все негативное и преувеличивает все хорошее. Во всяком случае, об этих временах сегодня часто вспоминают с ностальгией – и немцы, и русские…
Так и жили. До самой перестройки.
Цех консервирования овощной продукции
Сельский клуб – бывшая кирха
– Вы сказали, что в 1944 году произошел коренной перелом в вашей личности, потому что стало понятно, что цель жизни не достигнута, мировую революцию совершить не удалось. А вот есть такое мнение, что коренной перелом произошел, когда погибла ваша жена…
– Она в 1932 году погибла.
– Вы стали дальше жить совершенно один, под жесткой охраной, то есть ваш образ жизни коренным образом изменился. Во-первых, вопрос чисто человеческий: как вы обходились без женщин, без любви, вам это было не нужно? И действительно ли произошел коренной перелом?..
– Начнем про женщин. После смерти Нади Лаврентий привозил каких-то девушек. Но все это было эпизодически, не по-настоящему. По-настоящему я, конечно, жил без женщин. Да, мой образ жизни сильно поменялся, хотя я стал теплее относиться к детям. Особенно к Светланке. Васька-то всегда был шалопаем. Хотя он был смелый парень, как я. Но дурак. И алкоголик. А Света была хорошей девочкой. Я ее очень любил, я думаю, что и она меня любила. Но мой образ жизни действительно сильно поменялся. Но это не значит, что поменялись мои убеждения.
Мне тогда было 58 лет. Я думаю, что для мужчины это начало старости. Может быть, это происходило бы медленнее, но смерть Надежды меня сильно подкосила. Я ее очень любил. Если бы я знал, что она так… Понимаете, в чем дело. Я же с ней познакомился, когда ей было шестнадцать лет. Я все время был такой грубоватый, знаете, как бывает, как кавказцы перед русскими бабами выделываются? И она из года в год терпела, и все в порядке, и у нас был именно такой стиль отношений, эта была такая игра… Потом раз – и застрелилась. Если бы я знал, что она в тот день так прореагирует, я бы никогда так себя не повел!
– То есть это трагедия была для вас?
– Абсолютно. Понимаете, в чем дело: дело в том, что она ходила в эту Промакадемию. Она там слушала этих бухаринцев, они несли какую-то околесицу про меня… Плюс я выступил за столом, бросил в нее салфетку, что-то там крикнул ей. Сейчас пишут какую-то гадость, типа «заткнись»… Нет, я просто сказал: «Замолчи». Я вот этого себе никогда не прощу.
Конечно, я стал стареть. Может быть, даже пить больше стал. Вот эти ночные посиделки для меня стали важны, потому что я боялся ночью один остаться. Потом это прошло. Когда началась война, я стал уставать сильно и спать. А потом уже что с меня взять… Другой человек.
Но убеждения мои в тот момент не поменялись. Я стал более жестоким, потому что я понял, что жизнь ко мне стала относиться жестче… У меня появилось какое-то внутреннее право: раз так ко мне жизнь относится, и я могу так к другим относиться. Но убеждения не поменялись. Они и в 1944-м не поменялись, просто я трезво смотрел на свои возможности и понял, что я уже не смогу…
– А вот к евреям у вас какое было отношение? Мне просто интересно, по личным мотивам…
– У меня к евреям было очень разное отношение. Сначала не было никакого отношения. Потом оно стало обычно-крестьянским, такой бытовой антисемитизм. Особенно в ссылке. Потом, когда я стал уже с ними работать, сначала за границей, потом после революции, оно изменилось. Были среди них совершенно интересные личности. Был Яшка Свердлов, смешной такой, живчик. А вы знаете, что, когда он умер, у него в кабинете в сейфе нашли золотых монет что-то на полмиллиона и чуть ли не ведро драгоценностей?
Ну Троцкий, конечно, выдающийся человек. Но Троцкий, кстати, евреем себя не считал. У него не было, понимаете, чисто еврейского воспитания. Он не вырос в местечке, не ходил в хедер… Он же был крестьянин. Отец у него был крестьянин. Он был по темпераменту еврей, но ментально он был не еврей. Я бы даже сказал, что он, скорее всего, по ментальности был хохол. Смесь хохла с немцем. Он долго жил в Австрии. Он был очень умный человек. Он же практически после гимназии нигде не учился. Он литературно был сильно одарен. Я помню его статью на смерть Есенина. Выдающийся материал!
Я ведь очень много литературы прочитал. Троцкий меня надоумил, что ничего страшного, что нет формального образования. Я смотрел, как он на языках чесал – французский, немецкий, английский… Я тоже много занимался самообразованием. Что-то перенял у Троцкого.
Долгое время у нас в СССР к евреям относились очень хорошо. И даже в институты у них проходной балл был ниже, чем у всех остальных, до войны. Специальная была квота для евреев, потому что они были угнетенная нация. Изменения начались постепенно…
Вы знаете, по еврейским законам если человек сделал хорошее дело для евреев, то независимо от его реальной мотивации он праведник. Этому учат Тора, Талмуд и раввины. Так вот, я хотел бы, чтобы мы посмотрели на мое отношение к евреям еврейскими глазами. Это же справедливо?
Пакт Молотова-Риббентропа. На территории тогдашней Польши жила основная масса мирового еврейства, не считая американских евреев и евреев, живущих в Палестине. 90 % европейских евреев жило на территории Польши. Включая Львов, включая все эти местечки Западной Белоруссии и так далее. Мы присоединяем к себе Западную Белоруссию и Западную Украину. И, соответственно, в Советский Союз было включено два с половиной миллиона евреев дополнительно к тому, что мы имели.
– И они частично были спасены тем самым.
– Да! Пакт Молотова-Риббентропа спас минимум полтора-два миллиона евреев. Ведь значительная часть успела эвакуироваться. Еще какая-то часть спаслась, поскольку, как ни парадоксально, мы их призвали в армию. Это не я, это еврейские демографы из иерусалимского Института холокоста говорят, что таким образом было спасено большое количество евреев. И это сделал я! Я праведник?
– Да. Если по Торе.
– Я праведник. Дальше. 1943 год. Конференция в Тегеране. Второй этап войны. Обсуждается вопрос, каким он должен быть. Я – за форсированный разгром немцев, а Рузвельт и Черчилль за то, чтобы взять немцев измором. Мы их постепенно задушим, говорят они. К 1948-1949-му они лапки вверх подымут. И не надо терять солдат. Я говорю:
И в Тегеране было принято мое решение, я продавил эту резолюцию о форсированном разгроме. Союзники мне увеличили поставки, они начали более интенсивную войну на коммуникациях, на море. Наконец, в 1944 году они осуществили высадку в Нормандии, хотя сильно этого не хотели. И мы к 1945 году разгромили Германию. И это значит, что Красная армия успела освободить Освенцим, Треблинку и остальные лагеря смерти. Еще спасли порядка полутора миллионов евреев. Если бы был принят американский или английский план медленного удушения Гитлера, он бы всех их сжег. У него план был уже разработан, и к концу 1945 года ни одного еврея бы не осталось. Сколько он успел сжечь, вы знаете? Порядка двух миллионов человек. В этих лагерях. А мы спасли порядка полутора. Я праведник?
– Праведник.
– После войны приходит Соломон Михоэлс и рассказывает мне про то, что нужно создать еврейское государство в Палестине. Я ему говорю: «Это государство будет другом Советского Союза? Или врагом Советского Союза?» Он говорит: «Это государство будет другом Советского Союза». Я спрашиваю: «Это государство возьмет курс на построение социализма? Это будет первое социалистическое государство на Востоке?» «Да, это будет первое…» – «Ты мне точно это обещаешь?» – «Я вам, товарищ Сталин, точно это обещаю!» – «Кто мне еще может это подтвердить?» – «Это вам может подтвердить Бен-Гурион. Это вам может подтвердить кто угодно».
– Михоэлс? Он был на связи между…
– …Еврейской диаспорой и советским руководством. Он же был руководителем Еврейского антифашистского комитета! Он взял на себя личную ответственность…
– От имени Бен-Гуриона?
– И от имени Бен-Гуриона тоже! Во всяком случае, мне так объяснил Лаврентий. Более того, мне Бен-Гурион сам писал письма! «Да, это будет социалистическое государство»… И я в ООН продавил против воли некоторых других членов Совета Безопасности создание независимого государства Израиль.
Это общеизвестный факт, можете посмотреть, Израиль был создан исключительно благодаря поддержке Сталина. Я праведник?
– Праведник.
– Чем же они мне отплатили? На следующий же день они легли под американцев, тут же отказались от социалистического пути, начали антисоветскую агитацию и пропаганду… А я ведь автономию еще евреям обещал в Крыму! Чтобы они не сильно рвались в Израиль. Что они сделали в ответ?
Я пригласил Соломона, сказал: «Ну? И кто ты после этого? Кто вы все после этого? Я вас спас, вы бы все сгорели в печке! Я вам создал государство! И как вы меня отблагодарили?» И теперь Сталин – жестокий тиран, антисемит, скотина! Как вам это понравится? А что я должен был сделать? Как мне это называть? Космополиты – они и есть космополиты, безродные космополиты. Предатели!
– А почему все-таки возник план автономии?
– Они сами на этом настаивали. Они мне написали письмо, Соломон и все остальные эти евреи. «Мы просим сделать нам автономию в Крыму». И я написал резолюцию: «Согласен!»
– А потом?
– Так после такого обмана – езжайте в Биробиджан, на здоровье! Кто мешает? Вы хотели автономию? Получите! Не поехали. Надо было, видимо, в столыпинских вагонах их туда отвезти. Лаврентий легко это делал с целыми народами.
– Кстати, мы совсем не говорили про те вопросы, которые накопились к вам, Иосиф Виссарионович, не у отдельных людей, а у целых народов. А ведь хорошая тема.
– Тут все просто – военная необходимость. Даже советские немцы согласны с тем, что их правильно выслали в Казахстан. Японцев американцы посадили в концентрационные лагеря. Теперь, правда, каются. Ну так и вы кайтесь. После чеченских войн, которые были в 1990-2000-х годах, какие ко мне еще остались вопросы? Может быть, спокойней было бы на Кавказе без этих джигитов? Я, как грузин, этим чеченам цену знаю. Сколько они скота у нас украли, сколько девок перенасиловали! Через горы перелезут – и давай по Грузии шуровать!
Когда Лаврентий пришел и сказал «Надо с этими ребятами кончать», я сказал: «Слова не услышишь! Ты справишься?» – «Справлюсь». И 23 февраля 1944 года всех погрузили и отправили в Казахстан. Молодцы! А вы теперь с ними цацкаетесь. Сколько вы еще денег туда закачаете! Они же не будут работать, никогда. Вы будете все время на них работать. Знаете, победителем в войне считается тот, кому после ее окончания платят. Вы им сейчас платите, а они вам – нет. Значит, они выиграли у вас войну. А мне они проиграли.
Да, я выжег эту бандитскую вольницу каленым железом. Слушайте, ну поднимите архивы! Лаврентий мне приносил вот такие кучи всяких оперативных документов, из которых следовало, что если мы их не репрессируем, то они могут там устроить какие-то антисоветские вылазки. Например, вступить в сговор с врагом. Правда, в 1944 году это было уже не очень актуально, но тем не менее. В 1942-м, 1943-м, когда была битва под Сталинградом, мы очень опасались этого.
– Восстания опасались во время войны, но потом… То есть все-таки мотив мести присутствует?
– Эти люди понимают только этот мотив. Поверьте мне, я же кавказец. Они других аргументов не понимают. Они бы не поняли меня, если бы я их простил. Потому что они знают, что я знаю, что они творили в 1942-1943-м, понимаете, да? И если бы я их в 1944-м пожалел, когда я уже в их представлении победил, они бы меня не поняли. Вот тогда бы я и увидел заполыхавший Кавказ.
Ведь Кавказ заполыхал тогда, когда ваш Ельцин дал им понять, что он будет с ними цацкаться. Вот тогда он заполыхал. А мне в 1944-м восстания тоже не надо было. И в 1945-м не надо было. И в 1947-м, и в 1949-м тоже не надо было восстания.
– Насколько вы были грузином в тактике, в характере действий? Насколько вы себя осознавали грузином? Это все-таки какие-то восточные мотивы – сослать целый народ только за то, что он ослушался, наказать всех, до пятого колена…
– Для русских это тоже характерно. Спросите Сергея Эйзенштейна, он вам расскажет, что Грозный творил. И искоренение семей, и месть до девятого колена, и т. д. В России это тоже все было.
– Но вы ощущали себя грузином?
– На 30 %. Еще 50 % я ощущал себя русским. А еще на 20 % я считал себя человеком мира. Коммунист во мне не умирал никогда. Я всегда был интернационалист…
Перестройка
В годы перестройки из Джигинки начинают уезжать немцы. В Германию. Их приглашали, их звали, их ждали. Они думали, сомневались, решались. И решились. Собственно, немцы стали уезжать еще в конце 1970-х годов. Но теперь их отъезд принял массовый характер. (В перестройку только все уже ускорилось, потому что исчезли барьеры, а уехать хотели всегда. Начиная с 1945 года. Немцы уже понимали, что в СССР им делать нечего: жизни не будет. Люди второго сорта. Даже самых лучших в армию забирали только в стройбат. А большинство вообще не призывали: не могли доверить оружие. – Альфред Кох.)
Что касается самой перестройки, то с ней у разных людей свои ассоциации. У меня она ассоциируется со многими вещами. В том числе и с тем, что все как-то начало постепенно пропадать. Сначала пропали товары из магазинов, потом пропала уверенность в завтрашнем дне.
Что до совхоза «Россия», то годы перестройки и ему не пошли на пользу. Он постепенно, тихо стал сходить на нет.
«Наши» в Германии
Большая часть джигинских немцев покинула Джигинку в 1990-е годы. Это были самые смутные, безнадежные годы. Каждого из них в Германии ждала своя судьба. Но было у них всегда одно общее – они были и в Германии «джигинские немцы». Они долго помнили, чувствовали, берегли в себе это ощущение. Но, разумеется, годы размывают ностальгию по прошлому. Это естественно.
Когда джигинские немцы уезжали в Германию, многие им бросали в спину, что они «предатели Родины». Что мол, как только дождались, что границу откроют, так в Германию и подались. И о своих патриотических чувствах к России немедленно забыли, как только пришло время забыть. Много неприятных слов услышали тогда немцы Джигинки.
Они уезжали в сложные для России годы. Перестройка, пустые полки в магазинах, неуверенность в будущем, разгул преступности. Время перемен – непредсказуемое и сумасшедшее. А в Германии русских немцев ждали. Их приглашали. Им создавали условия для приезда. Разумеется, тем из русских немцев, кто уезжал в Германию задолго до перестройки, было легче устраиваться на своей исторической родине. Их встречали всем миром. Давали жилье, обеспечивали работой. Соседи, знакомые и незнакомые люди, несли им вещи, мебель, деньги. Бескорыстно. Первым немцем были рады. Но волна 1990-х, когда из России на свою историческую родину хлынул мощный поток русских немцев, видимо, захлестнула Германию.
Джигинским немцам было довольно сложно приспосабливаться к жизни на новом месте. Многие переселенцы в те годы иногда вовсе не знали немецкий язык, что немало усложняло жизнь. К тому же издалека все кажется более заманчивым и слишком похожим на мечту. Когда же наши немцы пересекли границу и оказались в Германии, то вряд ли в первые дни своего пребывания там они узнавали свою мечту в лицо.
Одним из неприятных моментов существования в новых условиях было то, что многие из джигинских немцев утратили свой социальный статус, к которому они привыкли в России. Далеко не все из них смогли подтвердить в Германии свои дипломы о высшем образовании и получить работу по специальности. Учителям, медицинским работникам часто приходилось довольствоваться местом горничной или прачки.