История одной компании
Шрифт:
Он не был злопамятен и вскоре забывал то, что, допустим, Чернышев никогда бы не забыл и не простил.
Поэтому даже несчастные изгои (объект насмешек и придирок всех ребят), которые, в свою очередь, по тем или иным причинам ненавидели своих сокурсников, отмечали, что единственный приличный парень на курсе (естественно, кроме них самих) – Медведев.
Все эти черты характера можно, конечно, назвать врожденными, но, скорее, это была определенная линия поведения и (уж если на то пошло) особое честолюбие.
Так или иначе, но то, что у других комсомольских лидеров института требовало дикой нервотрепки (уговоры, ругань, угрозы, просьбы, упоминания великих
– Что делать, мужики, надо идти!
И ребята, помянув недобрым словом всех прародителей декана, понимали, что надо идти и никакие справки о внезапной болезни тут не пройдут. Раз уж Медведь сказал…
На целине, вдали от руководящих органов (двадцать пять километров до штаба), Медведю также удавалось ладить со своим отрядом (где было много незнакомых ему ранее ребят), вернее, все как-то получалось само собой. Медведь ничем не выделялся, работал и уставал, как все, ел и спал со всеми, и если получались простои, не ходил с напряженно целеустремленным видом начальника (какую бы работу еще придумать?), а говорил «Айда загорать», если было солнце, или «Идем спать», если шел дождь.
Правда, однажды на целине ребята устроили «бунт». Много тут было причин, но все сводилось к тому, что надо немедленно вытаскивать последние рубли и ехать за тридцать километров в совхоз, где, по сведениям, продавалась водка, а то эта жизнь надоела, и вообще можно сдохнуть с тоски, и что мы, нанялись, и пускай медведь работает: у него четыре лапы.
Ребята были настроены очень решительно, и Медведь чувствовал, что никакими призывами их не удержишь, и он бы и сам не прочь, но, понимая обстановку, он знал, что тогда два дня работы не будет. Два дня простоя в разгар уборки – это ЧП № 1. Коллективное пьянство (если даже других последствий не будет) – это ЧП № 2. А кто начальник? Медведев. А кому отвечать? Опять же.
Страсти разгорались, а Медведь молчал и ждал, пока все выскажут, что нагорело и что накипело.
Потом сказал:
– Ребята, при чем здесь я? Вы же взрослые люди. Сами понимаете последствия. Но, впрочем, решайте сами. Если хотите, – пожалуйста.
Ребята еще помитинговали с полчаса, но уже по принципу «хорошо бы, хорошо бы нам моржа поймать большого». Никто не поехал.
На целине Медведь встречался со студенткой другого курса, Валей. Он не проявлял особой активности (вернее, был активен только там, где этого требовали обстоятельства).
Во всяком случае, на несколько решающих вечеров ребята великодушно дали Медведю уединиться с Валей. Естественно, потом были намеки и некоторые вопросы, но Медведь только подмигивал и (надо отдать ему должное) молчал.
В один прекрасный день (не верилось, что он когда-то наступит) «пятьсот веселый» подошел к Казанскому вокзалу. Тут действительно были и клятвы, и объятия, и поцелуи, и обещания всем завтра же собраться (что, конечно, никто не выполнил), и на такси домой (благо, в кармане еще хрустят целинные деньги, заработанные честным физическим трудом), и два часа в ванне (хорошо жили буржуи!), и обед от пуза (уж мать на радостях постаралась), а тут звонки ребят (знали, что он сегодня приезжает), ну, какие могут быть разговоры, в семь вечера на углу Сивцева Вражка все встречаются.
И вот он подходит к углу Сивцева Вражка в выглаженном костюме, в белой накрахмаленной рубашке, остроносых ботинках (живут же люди, сто лет не вылезал из спортивных шаровар!), и Москва-то какая, и как здорово, что он снова в Москве, и кажется, все на тебя смотрят, и девушек сколько красивых на улице, а ты идешь, мужественный, загорелый и элегантный, на встречу со своими ребятами, они не виделись все лето, и будет что порассказать – «ну, на целине, там такое было» (не забыть и студентку Валю), нет, хорошо, братцы, жить на свете, – а там на углу уже стоят Звонок и Бутенко (лето в Москве, расскажут про фестиваль; Юрка-то, говорят, уже выступил на летней эстраде, а Руслан, наверное, работать поступил, сейчас узнаем), – а с другого угла появляются Барон и Пятерка (Пятерка-то летом на даче, это ясно, а Сашка-то, Сашка бороду отпустил, умереть можно, и зачем я брился, хоть бы пару дней по Москве с бородой, так эффектно, а Барон, кстати, тоже был на целине, только в Казахстане, бойцы вспоминают минувшие дни), и с другого конца улицы навстречу идет Ленька (Ленька, как и все, выглажен и накрахмален, он был на практике, на одном из заводов Урала). Ребята, как я вас давно не видел!
Ленька заметил Медведя, но почему-то опускает глаза. Еще далеко, и он ступает солидно, не торопясь. Ребята тоже заметили и Леньку и Мишку, но смотрят по сторонам (однако все пришли точно, что значит – соскучились). А эти четверо на углу тоже приветствуют друг друга молча, поднятыми кулаками (один Звонок не выдерживает и кричит: «Привет!»). Но вот уже прятать глаза невозможно, только двадцать шагов осталось и Леньке и Медведю, и Ленька улыбается, и Медведь ничего не может с собой поделать, рот сам расползается до ушей, и лица ребят расплылись (прямо иллюминацию устроили среди бела дня).
Десять шагов!
Пять шагов!
Ну?
– Ну что, Медведь, – говорит Ленька, – твой «Спартак» горит синим пламенем?
– Поздравляю, – говорит Мишка, – а с каким счетом вчера припухло твое «Динамо»?
И пошел «футбол» на два часа.
4
Маша и Юра сели в такси, Юра опустил стекло, машина рванулась, Юрка что-то крикнул, высунулся в окно, но, очевидно, Маша дернула его сзади, и он сел и больше не оборачивался, хотя ребята еще смотрели вслед удаляющейся «Волге».
Медведь снял кепку, Ленька, Сашка и Яша сняли шляпы, Руслан, который вообще ничего не носил на голове, просто вытянулся, и ребята застыли на минуту в скорбном молчании. Потом Пятерка сказал:
– Один из нас ушел!
– Кто мог подумать, что так быстро, – сказал Руслан.
– Хороший был парень – сказал Сашка.
Через полчаса они разошлись. Ленька пошел прямо домой и заперся в комнате. «Буду работать», – сказал он родителям. Мамаша удивилась. Пришел со свадьбы и сразу за черчение! Но чертил Ленька недолго. Не хотелось Он закрыл готовальню. Тоже мне свадьба! Суматоха в загсе, обед и уже в пять вечера молодые улизнули на дачу. Понятно. Потом, конечно, они устроят пышную свадьбу. Но только для своего курса. Для знаменитостей А нас уже не пригласят. Маша сказала: «Зато вы первые». Велика честь! Скверное настроение. Недопил? Да нет. Уходят лучшие люди. Теперь пойдут дети, пеленки. Впрочем. Маша, наверное, спешить не будет. Не из тех. Странно, еще год назад о том, что кто-то из ребят может жениться, говорили, как о путешествии на Марс. Быстро взрослеем. Так что Юрка молодец. Не растерялся. Если бы только не эти суффиксы… И как Юрка может говорить; «Машенька, лапочка, милочка, деточка»! Застрелиться можно.