История Османской империи. Видение Османа
Шрифт:
Глава 8
Паши мстят
В феврале 1639 года изгнавший Сафидов из Багдада и возвращавшийся в Стамбул султан Мурад прибыл в Диярбакыр. Он был болен, и ему пришлось задержаться там на два месяца, чтобы восстановить силы и продолжить свой путь в Стамбул. Не прошло и года, как он скончался (в возрасте 29 лет) и был погребен в уже переполненной династической усыпальнице своего отца, Ахмеда I. Незадолго до этого умер его дядя, несведущий в государственных делах, но дважды становившийся султаном Мустафа I. Вопреки недавно установленной практике, Мурад лишь по возвращении домой после окончания многочисленных военных кампаний расправился со своими братьями: Баязидом [31] и Сулейманом (которые для него были братьями только по одному из родителей, а для султана Османа II — родными братьями). Они были умерщвлены во время празднований в честь Ереванской кампании 1635 года. Родной брат Мурада Касим был убит по возвращении Мурада из Багдада.
31
Поскольку
Мурад пощадил только одного брата (вероятно, в ответ на мольбы своей матери, Кёсем Султан), и султаном стал Ибрагим, которого называли «безумным» Ибрагимом. Впервые с того времени, как Сулейман I стал наследником своего отца, Селима I, не оказалось ни одного претендента-соперника: Мурад не оставил после себя ни одного сына, а все прямые наследники мужского пола были уничтожены. Возможно, психическое состояние Ибрагима внушало сомнения, но можно было только догадываться о том, к каким последствиям привел бы полный отказ от политического курса Османской империи. Когда Ибрагима вызвали из внутренних покоев дворца, он не мог поверить, что Мурад мертв, и предполагал, что сам он вот-вот разделит судьбу своих несчастных братьев.
Ибрагим оставил людей, назначенных еще Мурадом, таких как шейх-уль-ислам и великий визирь. Зекерьязаде Яхья-эфенди оставался главой духовенства вплоть до своей смерти в 1644 году. Он находился в этой должности целых восемнадцать лет, при правлении трех султанов. Последний великий визирь Мурада, Кеманкеш Кара («Черный лучник») Мустафа-паша, заключил мирный договор, положивший конец иранским войнам, и насладился относительно долгим пребыванием на своем посту (около пяти лет), прежде чем пал жертвой фракционной борьбы и был казнен в том же 1644 году. Будучи матерью султана, не проявлявшей особой склонности к участию в государственных делах, Кёсем Султан снова выдвинулась вперед и вновь воспользовалась властью, от которой она отказалась после кровавых событий 1632 года.
Соперничество между великим визирем и валиде-султан было неизбежным, но в первые годы царствования Ибрагима силовую борьбу на высших уровнях власти удавалось сдерживать.
Кеманкеш Кара Мустафа-паша продолжил реформы, начатые при Мураде IV и его бывшем великом визире Табаниясси Мехмед-паше. В последующий период стабильности продолжалась передышка, на время которой прекратились фракционные распри, что было обеспечено законодательными актами, принятыми в течение четырех с половиной лет пребывания Табаниясси Мехмеда на своем посту. Казначейство было вынуждено признать, что переселение крестьян на их прежние земли несет массу неразрешимых проблем, и вместо этого было предписано провести новую перепись налогоплательщиков, согласно которой их следовало регистрировать там, где они находились в момент переписи. Кеманкеш Кара Мустафа сократил численность янычар и кавалеристов до 17 000 и 12 000 соответственно. Он укрепил государственную валюту и требовал, чтобы при внесении сумм и их снятии со счетов казначейства предпочтение отдавалось наличной валюте, а не векселям, и ввел в обращение детально разработанную систему цен. Он также принял меры, направленные против одной из самых трудноразрешимых проблем того времени: увеличения численности тех, кто, не представляя явной ценности для государства, тем не менее получал казенное жалованье.
Действия столь решительно настроенного великого визиря не могли не вызвать противодействие, и в 1642–1643 годах вспыхнуло очередное восстание. Губернатор Алеппо, Насухпашазаде Хусейн-паша, который был сыном великого визиря Ахмеда I, Насух-паши, находился в очень плохих отношениях с Кеманкеш Кара Мустафа-пашой. Насухпашазаде Хусейн укрыл одного смутьяна, которого разыскивало правительство, сделав это вопреки указаниям Стамбула, и ставил вензель султана в верхней части своих посланий, что было незаконно, так как визирям в провинциях запрещалось пользоваться привилегией ставить этот вензель. Кроме того, он жаловался на то, что пост губернатора обходится ему настолько дорого, что с доходов, которые дает ему эта должность, он не может оплатить свои колоссальные долги. Катиб Челеби сообщал, что приблизительно в этот период на высшие государственные должности стали назначать тех, кто мог за них заплатить. Тогда Кеманкеш Кара Мустафа назначил Насухпашазаде Хусейна на должность губернатора провинции Сивас, но тайно приказал исполнявшему обязанности губернатора этой провинции оказать ему вооруженное сопротивление. Несчастный губернатор был убит во время стычки, а Насухпашазаде Хусейн направился в Стамбул, чтобы там высказать свои жалобы. По мере того как он двигался по Малой Азии, численность его армии росла. Возле Измита, расположенного в какой-то сотне километров от Стамбула, он разбил наголову высланные против него силы и продолжал двигаться в направлении Ускюдара. Сведения современников о том, чем это для него закончилось, весьма противоречивы. Согласно одной версии, Насухпашазаде Хусейн сел на корабль, совершил плавание по Черному морю, а потом был схвачен агентами правительства неподалеку от города Русе, на Дунае, и убит. Согласно другой версии, великий визирь, сделав вид, что он его прощает, пообещал ему пост губернатора Румелии, а потом направил на другой берег Босфора палачей, чтобы привести в исполнение приговор.
Насухпашазаде Хусейн стремился стать великим визирем, но другим претендентом на пост, занимаемый Керманкеш Кара Мустафа-пашой, являлся Киван («Юный друг») Капукубаши («Сторожевой пес») Султанзаде Мехмед-паша, который, будучи губернатором расположенной на северном берегу Черного моря провинции Ози, увенчал свою относительно успешную военную и административную карьеру тем, что в 1642 году отвоевал захваченную казаками крепость Азов. Реформы Кеманкеш Кара Мустафы угрожали выгодам, которые были гарантированы многим, что делало его позицию весьма уязвимой, и в конце 1643 года великий визирь отдалил Киван Капукубаши Султанзаде Мехмеда от двора, назначив его губернатором Дамаска. Но Кеманкеш Кара Мустафа не мог надеяться на то, что ему удастся перехитрить группировки, которые плели против него свои бесконечные заговоры. Мятеж Насухпашазаде Хусейна был лишь одним из признаков недовольства, порожденного его реформами, и в феврале 1644 года султан Ибрагим приказал его казнить. Киван Капукубаши Султанзаде Мехмед был отозван из Дамаска и назначен великим визирем.
Султан Ибрагим перепоручал ведение повседневных дел визирям, но, подобно своему брату Мураду, всегда прислушивался к подсказкам своих фаворитов. И если проповедники из секты Кадизадели сумели убедить Мурада в необходимости закрытия кофейных заведений и в принудительном соблюдении законов, регулирующих потребление предметов роскоши, то слабое здоровье Ибрагима делало его легкой жертвой всякого рода шарлатанов. В Кинки («Гонитель демонов») Хусейне Хока он нашел того духовного наставника, в котором он нуждался. Формально, вершиной карьеры Кинки Хусейна было его назначение на должность главного судьи Анатолии, но та роль, которую он играл в политике тех дней, далеко выходила за рамки его служебных обязанностей. То предпочтение, которое султан оказывал Кинки Хусейну, говорило о шаткости позиций высшего духовенства, но, по счастью, Зекерьязаде Яхья-эфенди умер еще до того, как султану Ибрагиму внушили его сместить.
Подобно инциденту с корсарами, случившемуся в районе Влёры в 1638 году и грозившему дальнейшим обострением отношений, но затем улаженному, происшествие, случившееся летом 1644 года, казалось проблемой, которую можно решить. Но этот инцидент привел к войне между Османской империей и венецианцами, которая, хотя и с перерывами, но продолжалась вплоть до 1669 года. Турецкие источники того времени (включая Катиба Челеби) сообщают, что тем летом мальтийские корсары атаковали небольшую флотилию у берегов острова Карпатос, расположенного между Родосом и Критом. На борту одного из кораблей этой флотилии находился главный черный евнух Сюнбюль-ага, который был изгнан из столицы и плыл в Египет, что стало традицией для главных черных евнухов, уволенных по возрасту. Кроме него на кораблях находилось некоторое количество именитых паломников, совершавших путешествие в Мекку. Сюнбюль-ага был убит во время стычки, а захваченные сокровища корсары погрузили на корабль, который вскоре прибыл в одну из критских гаваней. В знак признательности за оказанное содействие корсары подарили часть сокровища венецианскому генерал-губернатору Крита. Когда выгружали одну из лошадей Сюнбюль-аги, которую решили подарить губернатору Кандии, ее копыта задели землю, что, как сообщает Катиб Челеби, сочли дурным предзнаменованием. Через несколько дней корсары отплыли на запад, но перед тем, как удалиться на значительное расстояние, они затопили захваченные турецкие суда, пустив ко дну оставшиеся на них припасы и животных.
Известие об этих пиратских действиях вызвало гнев в Стамбуле, где сочли, что венецианцы на Крите намеренно попирают условия соглашения, согласно которым запрещалось давать прибежище тем корсарским судам, которые имели намерение или были виновны в нападениях на судоходство другой стороны. Согласно сообщениям поверенного Венеции в Стамбуле Джованни Соранцо, все иностранные посланники в столице были вызваны на прием к влиятельному фавориту султана, Кинки Хусейну. Они подверглись перекрестному допросу, с целью выяснить причастность их государей к этому делу, и каждому из них приказали дать письменные показания. Сначала отказавшись выполнить такое распоряжение, они затем все же дали свое согласие, но с оговоркой, что истинное положение дел можно выяснить только в том случае, если направить кого-то на Крит. Некоторые из тех турецких моряков, которые уцелели после этого инцидента, в конце концов вернулись в Стамбул и поведали о том, что на самом деле мальтийцы в течение двадцати дней оставались на Крите, где они продавали награбленное и пополняли свои запасы. По мнению турок, это не было тем незначительным нарушением, на которое можно смотреть сквозь пальцы (и было воспринято как явный союз между венецианцами и их единоверцами с Мальты).
Объяснения этого инцидента другой стороной значительно расходились с турецкой версией. Венецианский губернатор Крита сообщил дожу, что мальтийские суда оставались в гавани столько времени, сколько было необходимо для того, чтобы высадить на берег нескольких греков, находившихся у них на борту, а потом продолжили свой путь на Мальту. На самом деле чиновник, отвечавший за тот участок побережья, куда прибыли мальтийцы, уже был казнен за то, что в тот момент его не было на посту. Две столь отличные версии одного события никак нельзя было согласовать. Сохранение мира было явно в интересах Венеции, поскольку она не сумела бы защитить от турок ни себя, ни свои владения. На самом Крите местное греческое население едва ли встало бы на защиту своих венецианских господ, к которым оно не испытывало любви. Похоже, имперский совет не слишком долго дискутировал относительно того, стоит ли вступать в войну из-за этого инцидента. Воинственную позицию, которую занял Кинки Хусейн Хока, поддержал другой фаворит султана Ибрагима, принявший мусульманство далматиец Силахдар («Оруженосец») Юсуф-ага, а также его зять. Силахдара Юсуфа возвели в ранг паши и назначили главным адмиралом, поручив ему ведение как наземных, так и морских операций. После кончины Кеманкеш Кара Мустафа-паши не осталось сторонников умеренной политической линии и возобладала партия войны.