История отношений между русскими князьями Рюрикова дома
Шрифт:
Если бы мы не знали всей правоты и простоты Мономахова характера, то можно было бы подумать, что он нарочно хотел дать старшинство Святополку, дабы показать народу все различие между ним и собою. В самом деле, трудно было найти противоположность более поразительную. Со слабостию характера в Святополке соединялось властолюбие и, что еще хуже, ненасытное корыстолюбие, порок, который всего более ненавидели в князе. Киевляне жаловались на Всеволода, что он пренебрегал старою дружиною и давал волю пришлецам недавним; Святополк не думал приобрести расположения граждан исправлением дядиной ошибки; он также пренебрег старыми боярами киевскими и слушался только тех, которых привел с собою. Эти люди, не говоря уже о том, что как пришлецы не имели с киевлянами общих интересов, но, будучи набраны на севере, где князь их провел большую часть жизни, не знали состояния дел на юге и, след., могли только вредить своею неопытностию{205}. Сам Святополк позволял себе грабежи и насилия в своей области. Так, однажды вздорожала
Могла ли Русь ждать чего-нибудь хорошего от такого князя? И вот усобицы не замедлили открыться, и все там же: на востоке за область Черниговскую, на западе за Владимиро-Волынскую.
В 1094 году явился Олег из Тмуторакани с половцами у Чернигова. Мономах сказал: «Не хвалиться поганым» — и отправился княжить в свою отчину Переяславль, уступив Чернигов Олегу{209}. Владимир думал, что, загладив несправедливость дяди и отца, возвратив Святославичам отцовскую волость, он тем самым умирит Русь, ибо исключенные князья не будут уже более наводить на нее половцев, но, к несчастию, ошибся в своем расчете.
Мономах для успокоения Руси хотел восстановить родственную любовь, крепкий семейный союз между ее князьями, но в характере Олега встретил сильное тому препятствие. Несправедливость дядей ожесточила в молодости сердце этого князя; изгнанническая жизнь отчудила его от родины, заставила думать только о самом себе; потерпев несправедливость, он считал справедливым все средства для возвращения прав своих; потерпев гонение от родственников, он уже не верил более родственной любви, святости семейного союза, в поступках братьев видел одно коварство и считал себя вправе быть также коварным; добыв мечом часть в родовой собственности, он полагался только на один меч и не любил никаких дружественных, миролюбивых сделок. Таков был Олег Святославич: между ним-то и Святополком поставлен был Мономах с своим высоким стремлением поддержать семейный союз князей.
Уступив Чернигов Олегу, Мономах дозволил сначала другому Святославичу, Давиду, княжить в Смоленске. Неизвестно, где был Давид в последние годы старшинства Изясланова и при Всеволоде, — вероятно в Муроме{210}. По смерти Всеволода мы видим его в Смоленске; вероятно, успех брата Олега в овладении Черниговом дал Давиду смелость завладеть Смоленском. Но Смоленск не был никогда отчиною Святославичей, и потому в 1095 году Мономах вместе с Святополком пошли на него к Смоленску: Давида вывели из этого города, но зато дали Новгород, откуда Мстислав Владимирович вышед в Ростов. Кем был замещен Давид в Смоленске, в известных списках летописи не находим известий, один Татищев говорит, что Изяславом Владимировичем Мономаховичем{211}. Но как скоро князья удалились, Давид опять явился в Смоленск (след., если возьмем во внимание известие Татищева, выгнал Изяслава, который удалился в свою прежнюю волость, Курск и оттуда в отмщение Давиду занял Муром, отчину Святославичей){212}. Давид, заняв опять Смоленск, не хотел вместе с тем отказаться и от Новгорода: узнав, что новгородцы, недовольные его удалением, взяли к себе вторично Мстислава Владимировича, он пошел к Новгороду, но, видя, что граждане были против него, возвратился опять в Смоленск{213}.
Из этих движений Давида мы легко можем усмотреть, что Святославичи действовали дружно и наступательно, желая захватить сколько можно более областей в свой род. Мономах и в. князь видели покушения Святославичей, особенно беспокоило их поведение Олега Черниговского. Когда они соединенными силами ходили в степи громить половцев, Олег не давал им никакой помощи{214}. Тщетно после того соединенные князья звали его в Киев для совещания, по обычаю, с епископами, боярами и гражданами: Олег видел в этом приглашении только оковы, думал, что в Киеве произведут над ним суд; особенно должен был оскорбить и устрашить его намек на присутствие в совете епископов и граждан, ибо он знал, что духовенство и граждане ненавидят его за опустошение страны половцами, как это ясно из многих мест летописи; вот почему Олег отвечал: «Не пойду на суд к епископу, или игумену, или смердам»{215}. Этот ответ показал князьям, что им нечего более ждать от Олега. Святополк хотел непременно войны, Мономах послушался его{216}, и оба повестили князю черниговскому: «Ты не помогаешь нам в войне
Но вместо того, чтоб сдержать свое обещание, Олег пошел к Мурому, убил в кровопролитном сражении сына Мономахова Изяслава, засевшего, как мы видели, там, потом бросился в землю Суздальскую и Ростовскую и укрепился тут, сбираясь овладеть и Новгородом. Это заставило вооружиться Мстислава Владимировича, князя новгородского. Мстислав, прямой наследник своего отца, свято чтивший родственный союз, тщетно уговаривал Олега решить дело мирными распоряжениями со старшими князьями; не могши победить племянника силою, Олег хотел победить коварством; но и это не удалось: он был вытеснен отовсюду. В такой крайности Святославич решился наконец явиться на общий съезд.
В 1097 году в Любече на одном ковре, в знак односемейности, сидели внуки Ярослава и рассуждали о средствах умирить землю{220}. «Зачем губим Русскую землю, подымая котору на самих себя, — говорили двоюродные братья, — а между тем половцы несут нашу землю розно и радуются, что между нами идет беспрерывная рать; возьмемся же наконец в одно сердце блюсти Русскую землю»{221}. Положено было, чтоб каждый князь держал ту волость, которую имел отец его; Святополк — старший стол Киев, Мономах — Переяславль{222}, Святославичи: Олег, Давид и Ярослав — область Черниговскую с принадлежащими к ней землями на востоке. Что же касается до князей, исключенных преждевременною смертию отцов своих, то решено было держаться распоряжений последнего из Ярославичей — Всеволода: вследствие чего Давид Игоревич получил Владимир, Ростиславичи: Володарь — Перемышль и Василько — Теребовль{223}; брата их Рюрика уже не было в живых{224}. Мономах достиг своей цели: семейный союз между князьями был восстановлен, Русь умирена. В самом деле, Святославичи, увидя искренность двоюродных братьев и введенные снова во владение родовою собственностию, начинают жить с этих пор спокойно.
Но в то время как мир был восстановлен на левой стороне Днепра, на правой, в области Владимирской, возникли опять усобицы, ибо земля Черниговская отдана была в исключительное владение одному роду Святославичей, тогда как Владимирская область была поделена между двумя враждебными линиями, из которых каждая считала себя вправе на обладание целою волостию.
Давид Игоревич, которому достался Владимир, опасался, что Ростиславичи, сгубившие Ярополка, не оставят и его в покое. Особенно боялся он младшего из них, Василька, который отличался необыкновенно предприимчивым духом и питал геройские замыслы. Наделав много зла Польше во время господствовавших в ней смятений после Болеслава II, Василько хотел нанести решительный удар этой державе, потом сбирался идти на дунайских болгар и поселить их у себя (знак, как тяготились князья малолюдностию русских владений и заботились всего более об умножении городов и народонаселения); наконец, Василько думал ударить на половцев и либо стяжать себе славу, либо положить голову за Русскую землю{225}.
Ясно, что соседство такого князя, прямого внука старого Святослава, не могло нравиться Давиду. Притом узнали, что толпы степных варваров — берендеи, торки, печенеги идут к Васильку: Давид не мог не встревожиться этим известием; скоро явились люди, которые начали подтверждать его опасения: то были трое из близких к нему дружинников — Туряк, Лазарь и Василь{226}. Они уверяли Давида, что двое самых доблестных князей — Мономах и Василько сложились вместе, чтобы выгнать Святополка из Киева, а его, Давида, из Владимира. Игоревич поверил, но решение, принятое на съезде, что все князья должны вооружиться на зачинщика усобиц{227}, связывало ему руки, и потому он решился употребить орудием в. князя.
С этою целию Давид, на возвратном же пути из Любеча заехав в Киев, стал наговаривать Святополку, что им обоим не ждать добра от Ростиславичей, что они убили Святополкова брата и теперь в союзе с Мономахом хотят завладеть Киевом, что должно предупредить врагов, для чего необходимо захватить Василька. Напоминовение о несчастной кончине брата взволновало Святополка; с другой стороны, он боялся нарушить клятву, только что данную целому роду; напоследок злые советы перемогли: Святополк решился задержать Василька, коварно зазвав его к себе на перепутье. Но, начав дело, опять не знал, как кончить; созвал совет из бояр и граждан: советники отвечали неудовлетворительно, что если слова Давида справедливы, то Василько достоин казни, духовенство же прямо заступилось за пленника{228}. Тогда Давид начал говорить, что по крайней мере нужно ослепить Василька, и увез наконец свою жертву у полусогласного Святополка. Злодеяние было совершено на дороге: Ростиславич ослеплен.