История Петра Великого
Шрифт:
Между тем 25 июня прибыли иностранные инженеры. Они не ускорили своего путешествия потому, что в Вене ничего не знали о начале военных операций. Между прибывшими инженерами находился Боргсдорф, известный как писатель в области военной техники. Особенно отличился впоследствии в русской службе Краге. Когда Гордон водил этих инженеров по всем укреплениям, они дивились огромности работ, однако, мы не знаем, какого мнения они были о земляном вале.
Инженеры оказались полезными. Под их руководством бомбардирование шло успешнее прежнего, так что угловой бастион крепости был разрушен. Зато приступ, предпринятый 17 июля с земляного вала запорожскими казаками, не имел успеха, потому что храбрые воины не были поддержаны другими частями войска. В то время, когда в военном
Сооружение вала, отважность запорожцев, искусство иностранных инженеров, помощь флота, отрезывавшего крепость от сообщения с морем, приготовления к общему штурму — все это вместе побудило турок сдаться [193].
Азов не был взят русскими с бою, а сдался на капитуляцию; но все-таки сдача Азова являлась результатом искусных действий Петра и его войска. Обрадованный этой победой, Петр сообщил о ней Ромодановскому, Виниусу и прочим. В своем ответе Ромодановский называл царя вторым Соломоном, Самсоном, Давидом. В покоренном Азове пировали. Гордон занялся исправлением укреплений. Петр поехал отыскивать удобное место для постройки гавани. Затем он возвратился в Москву, где 30 сентября происходил торжественный вход войск.
И в этом празднестве, устроенном главным образом под наблюдением Виниуса, но по указаниям Петра, заметно влияние иностранцев. Триумфальные ворота были построены по образцу древнеклассических; везде были видны непонятные для народа эмблемы и аллегории; было множество лавровых венков; надписи гласили о победе Константина над Максентием, о подвигах Геркулеса и Марса. Гораздо нагляднее были картины. Желябужский пишет: «На Каменном мосту всесвятском, на башне, сделана оказа азовского взятия, и их пашам персуны написаны живописным письмом, также на холстине левкашено живописным же письмом, как что было под Азовом, перед башней по обе стороны» [194]. Лефорт ехал в золотых государевых санях в шесть лошадей. За великолепными санями адмирала шел сам Петр в скромном мундире морского капитана, «с протозаном» в руке, в немецком платье, в шляпе.
Такая скромность государя сильно не понравилась народу [195].
Взятие Азова произвело глубокое впечатление на современников. После неудач Чигиринских походов при царе Федоре и Крымских — при царевне Софье этот успех царя Петра имел особое значение. С тех пор как русское оружие одерживало победы при царе Алексее Михайловиче, прошло несколько десятилетий. Затем следовал целый ряд неудач. При громадном значении восточного вопроса в то время победа царя, одержанная над турками, должна была придать России некоторый вес в Европе. Московское государство явилось в борьбе с исламом полезным союзником Польши и императора.
Вскоре, однако, оказалось, что успехи русского оружия в войне с Турцией вовсе не нравились полякам. Еще прежде взятия Азова один француз, провожавший иностранных офицеров в Россию и возвращавшийся через Варшаву, рассказывал панам с похвалой о действиях русских под Азовом. Сенаторы слушали, качали головами и говорили про Петра: «Какой отважный и беспечный человек! и что от него вперед будет?»
После получения в Варшаве известия о взятии Азова к русскому резиденту Никитину приезжал цесарский резидент и рассказывал, что сенаторы испугались, что паны не очень рады взятию Азова. Никитин писал в Москву, что хотя поляки и празднуют эту победу над турками, «будто совершенно тому радуются», хотя они и приезжают к нему с поздравлениями, но «на сердце у них не то». Литовский гетман Сапега говорил громко, что царские войска; никакого храброго дела не показали, что они взяли Азов на договор, а не военным промыслом, и проч. На это Никитин возразил: «Дай, Господи, великому государю взять на договор не только всю турецкую землю, но и самое государство Польское и княжество Литовское в вечное подданство привесть, и тогда вы, поляки, будете всегда жить в покое и тишине, а не так, как теперь, в вечной ссоре друг с другом от непорядка своего». 1 сентября Никитин в торжественном собрании сената и земских послов, говорил следующую речь: «Теперь, ясновельможные господа сенаторы и вся Речь Посполитая, да знаете вашего милостивого оборонителя, смело помогайте ему по союзному договору, ибо он, знаменем креста Господня, яко истинный Петр, отпирает двери до потерянного и обещанного христианам Иерусалима, в котором Христос, Господь наш, на престоле крестом триумфовал… Теперь время с крестом идти, вооруженной ногой топтать неприятеля; теперь время шляхетным подковам попрать наклоненного поганина и тыл дающего; теперь время владения свои расширить там, где только польская зайти может подкова, и оттуда себе титулами наполнить хартии согласно договорам, вместо того чтобы писаться такими титулами, каких договоры не позволяют».[196]
Последнее замечание было угрозой, которая и произвела свое действие. На третий день после этой церемонии приезжал к Никитину цесарский резидент и рассказывал, что сенаторы испугались и порешили, чтоб впредь короли их не писались лишними титулами — Киевским и Смоленским.
Гиперболически и витиевато Никитин в письме к Петру поздравлял его со взятием Азова, замечая: «Орел польский от окаменелого сердца своего в нечаемости задумался в храбрости вашей, а лилии французские не сохнут ли от гуков и от молнии триумфов вашего царского величества; одним словом: Гишпанское, Португальское, Английские государства, Голландская и Венецианская Речь Посполитая, на те победительства смотря, радуются и славу воссылают. Великая вашего величества слава, которая разошлася от захода до восхода солнца… Пред вашим царским величеством дрожит Азия, утекает пред громом Африка, кроется под блистанием вашего меча Америка» и т.д. [197]
К счастью для России, были и государства, довольные успехом Петра. Бранденбургский курфюрст сочувствовал царю. Когда позже Петр был в гостях у Фридриха III в Кенигсберге, для него устраивались празднества; особенно ему понравился фейерверк, представлявший великолепную картину русского флота пред Азовом, искусно придуманную наставником Петра, инженером Штейтнером фон Штернфельдом [198]. В Голландии и в Италии сочинялись стихи, восхвалявшие славу русского оружия при взятии Азова [199].
Успех царя обещал многое в будущем. Он стал твердой ногой на берегах Азовского моря и положил начало флоту. То было лишь начало других подвигов.
Но пока нужно было продолжать учение. Для этого приходилось отправиться на Запад. Путешествием 1697 года обусловливался целый ряд преобразований, долженствовавших создать новую Россию.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА I
Путешествие за границу (1694—1698)
Знаменитый английский историк Маколей, говоря о пребывании Петра за границей, замечает: «Это путешествие составляет эпоху в истории, не только России, но и в истории Англии и во всемирной истории» [200].
Путешествие Петра было необходимым следствием многолетнего пребывания юного царя в Немецкой слободе. В свою очередь, оно повело к непосредственному сближению России с Западной Европой. Внешним поводом к этому путешествию служило желание подготовить все способы к усиленной борьбе с турками и татарами. На возвратном пути из-за границы созрела мысль и о нападении на Швецию. Таким образом, это путешествие занимает видное место в истории восточного вопроса и в то же время служит как бы введением в историю Северной войны.
Мы не знаем, каким образом появилась первоначальная мысль о поездке за границу.
В Венском архиве было найдено относящееся к тому времени письмо неизвестного лица, в котором рассказано, что царь однажды на пиру, в присутствии бояр, сообщил о своем намерении отправиться в Рим для того, чтобы там поклониться мощам св. апостолов Петра и Павла. Поводом к этому намерению царя, сказано далее, служило чудесное спасение жизни Петра во время ужасной бури на Белом море, в 1694 году. Бояре были недовольны таким намерением царя и подозревали, что мысль о поездке за границу была внушена ему Шереметевым [201].