История пишется победителями
Шрифт:
Прошло чуть больше столетия, и с карты исчезла огромная империя, от которой остались лишь воспоминания. Свойственно ли истории повторится…
Глава 9
— Хорошо, что итальянцы не прислушались к доводам австрийского министра — теперь они не смогут сказать, что фон Эренталь их не предупредил. А нам, Тихир-бей, надлежит дать им показательный урок, благо османские моряки многому теперь научились.
Назначенный командующим броненосной эскадрой «проливов» контр-адмирал Вильгельм Сушон постарался, чтобы осман, с черными блестящими глазами, назначенный к нему помощником, не услышал в голосе едкой иронии. С назначенными в экипажи турками были одни хлопоты —
Зрелище османского флота было настолько жалкое, что поначалу германские офицеры ужасались этой «кунсткамерой». Ни один из одряхлевших броненосцев нельзя было посчитать даже условно боеспособным. Команды довели свои корабли «до ручки» — лишь немногие могли ползать по воде, везде ржавчина и течи, а куда ушли огромные деньги за ремонт, понять было невозможно. Вернее, ясно куда — разошлись по карманам вороватых беев и капуданов, что являлось «милой привычкой» османов, давно ставшей неписаной традицией. В списки команд занесено множество «мертвых душ», исправно получавших жалование, но ни разу не появлявшихся на службе. Были и офицеры, в немалом числе, которые вообще ухитрились не служить, но звания получали исправно, как и денежное содержание. Стоявшие у пристаней броненосцы давно нужно было списывать по «возрасту» и безобразному состоянию, но флотское начальство стояло тут насмерть — ведь на них выделялись деньги, в том числе на уголь и ремонт, и такой бакшиш тут же немедленно разворовывался. Установленные орудия, даже самые новые, представляли кошмарное зрелище — стволы никогда не банили, затворы проржавели, стрельбы не проводилась. Объяснение простое — турки боялись из них стрелять, прекрасно зная состояние и орудий, и снарядов к ним. Англичане пытались навести порядок, в энергии им не откажешь, к тому же они пару веков служили на турецком флоте — определенный опыт имелся, как у немцев при подготовке османской армии.
Однако переломить ситуацию даже британцы не смогли — османы со всеми предложениями соглашались, но ничего не делали, демонстрируя знаменитый восточный фатализм. И оно понятно, если и так хорошо живется, то к чему напрасная на их взгляд суета.
Ситуация стала изменяться в лучшую сторону после «революции, которые устроили 'младотурки» — в Порте власть захватила партия «Единение и прогресс». Два с половиной года тому назад они призвали на помощь кайзерлихмарине, вот только прибывшие немцы стали действовать иначе — весь многочисленный хлам был оценен правильно, и в целях экономии немедленно отправлен на слом. Со списанных кораблей снимали все, что имело хоть какую-то ценность, но такового было немного.
Османы пришли в неподдельный ужас — из четырнадцати всевозможных броненосцев у них остался только один «Мессудие», который сочли более-менее пригодным для береговой обороны, благо тот был перевооружен новыми английскими пушками. Однако команды не расформировали, наоборот, перевели на «проданные» Порте корабли. На них турки стали составлять от трети до половины команды, весь остальной экипаж оставался исключительно немецким. К каждому германскому офицеру и матросу приставили турка для обучения, и подготовка пошла «ускоренным методом», и с учетом восточного менталитета затянулась на полтора года. И не поторопишься никак — сами турки, оставь их одних, быстро бы довели аккуратные германские корабли до состояния полного безобразия.
Зато теперь четверка бывших «виттельсбахов» представляла реальную силу, к тому же в Чесменскую бухту прибыл пятый корабль этого типа, с чисто немецким экипажем, что дружно надел на голову турецкие фески. Вместе с ним пришли два броненосных крейсера «Фридрих Карл» и «Принц Адальберт», также превратившиеся вчера в «османов». Отрядом подкрепления командовал старый приятель Франц Хиппер, недавно получивший чин контр-адмирала, и долго командовавший первым крейсером, ставшим флагманом. Чтобы не возникло недопонимания и конфликтов, в Берлине решили, что Сушон будет командовать броненосцами, а Хиппер броненосными крейсерами, к которым добавится «Принц Генрих», переименованный в «Хамидие». Именно на эти восемь кораблей боевой линии рассчитывали в противостоянии с мощным итальянским флотом, да на небольшую Триполитанскую эскадру. Последней номинально командовал турецкий вице-адмирал Бакнам-паша, за спиной которого находился напяливший феску контр-адмирал Рейнхард Шеер, вечно драчливый еще с кадетских времен, и получивший на кайзерлихмарине прозвище «человек в железной маске». В состав его эскадры включили «Месудие» и довооруженный «Бранденбург», или «Торгут Рейс» — все германские корабли «обасурманились», плюс три маленьких броненосца береговой обороны, носивших прежде имена языческих
Однако от приказов из Берлина имелось и нехорошее «послевкусие». Вильгельма Сушона такие спешные назначения изрядно раздражали, к тому же он сам был моложе на год двух прибывших адмиралов, пусть и находившихся с ним в равном чине. Выходило, что принц Генрих и адмирал Тирпиц ему не доверяют в полной мере, раз по прибытию в Ливию он должен будет формально подчиниться турецкому адмиралу, а фактически Шееру. Но сетовать на судьбу нельзя — впереди предстоит первое для германских моряков морское сражение. Австрийцы при Лисе разгромили итальянский флот, пусть и таранными ударами, немцам же предстоит скоро пустить в ход знаменитые пушки Круппа, чтобы они послужили главным доводом кайзера…
Именно так по мнению итальянских репортеров местное население встретило своих «освободителей»…
Глава 10
— Петр Николаевич, я прекрасно понимаю, что кайзер меня старался обмануть, но зачем мне о том говорить ему. Страница из моих дневников была аккуратно вырезана ножницами, а не вырвана — это я заметил сразу. Стало понятно, что погибшим русским офицерам это для чего-то потребовалось. А потом, когда на экране появлялся значок, требующий пароль, я все понял. Принц постоянно набирал слово «мама», а оно было как раз третьим в той поденной записи, что должна была быть на отсутствующей странице. К тому же Генрих был крайне смущен и отводил взгляд — ему было стыдно за брата в тот момент. Мы ведь с ним и Ирен очень тепло общаемся, а как иначе. Этого оказалось вполне достаточно — Вилли теперь ведет себя иначе, и не думаю, что они стараются от меня скрыть будущее.
Царь посмотрел на старика, что сидел напротив него — семь лет тому назад Дурново был министром внутренних дел, уступив эту должность Петру Аркадьевичу Столыпину. Петр Николаевич был один из немногих германофилов в правительстве, и не раз говорил ему о гибельности конфронтации с рейхом — и чуть ли не почернел лицом, когда ознакомился с материалами. То, что он оказался правым, только расстроило старика. Зато ему можно было доверять, и Дурново был единственным, кто знал о «сокровенной тайне». И хватки с прожитыми годами нисколько не утратил — сейчас возглавлял «особую канцелярию ЕИВ», которая не только напрямую курировала Отдельный корпус жандармов, но и занималась политическим сыском. И уже не сетовал на старческую немощь — такой кипучей энергии он даже в молодости не проявлял, а сейчас к тому же торопился, прекрасно зная, когда умрет, и старался успеть сделать все возможное.
— Государь, я жду вашего решения. Понимаю, что его тяжело принять — но действовать по закону мы не можем, когда наши враги вообще не соблюдают никаких законов. Ваше императорское величество отвечает за страну и народ, и порой потребно казнить несколько сотен мерзавцев, чтобы уберечь страну от новой ужасающей Смуты. Да, войны с рейхом не будет, пока правите вы, но что будет в тот день, когда убийцы доберутся до вас и вашего сына?! Поверьте, они не остановятся, но мы можем их упредить.
Николай Александрович достал из серебряного портсигара папиросу, но курить не стал. Нужно было принимать тягостное решение, которого требовали не только обстоятельства, но и бесконечные просьбы Аликс. Супруга после того как посмотрела фильм о казни, которую устроили им всем революционеры в Екатеринбурге, чуть ли ежедневно просила его отринуть нерешительность и править сурово, как делал это Иван Грозный и Петр Великий. И примерно наказать несостоявшихся цареубийц, безжалостно, показательно. В тот момент он решился, и вызвал Петра Николаевича, рассказав тому все без утайки. А затем взял Дурново в поездку до Кенигсберга, где старик ознакомился уже напрямую с технологиями и информацией из будущего. А по возвращении предложил заняться сохранением «покоя» в империи, и пожелал, чтобы тот занялся «беспокойным» элементом, особенно теми, кто плетет заговоры и интриги в Париже, Лондоне и в других городах по всему миру. И не сказать, что просьба эта оказалась легкой, скорее вымученной и тягостной — в другое время на такой самосуд он бы не решился, но тут вспомнил, с какой тоской обнимал сына и дочерей, вернувшись из поездки.