История Похитителя Тел

Райс Энн

– Зачем ты это сделал? – спросил он. Не лицо, а маска. Она сверкнула гневом. – Зачем ты это сделал?

– Не знаю.

– Вот только этого не надо. И не надо мне твоих слез. Зачем ты это сделал?

– Я сказал правду. Не знаю. Могу назвать много причин, но я не знаю; я сделал это, потому что хотел, хотел. Потому что я хотел узнать, что из этого выйдет, хотел… но не мог. Я понял это, вернувшись в Новый Орлеан. Я столько ждал, но не мог. А теперь сделал.

– Жалкий, лживый ублюдок. Ты сделал это из жестокости и злобы! Потому что твой эксперимент с Похитителем Тел пошел наперекосяк! Но он совершил со мной чудо – принес мне молодость, переродил меня, а ты пришел в бешенство – еще бы, я столько выиграл, когда ты так пострадал.

– Может, ты и прав!

– Прав. Признайся. Признайся, как это мелочно. Признайся, что ты злобствовал, что ты не мог дать мне ускользнуть в будущее в теле, выдержать которое у тебя не хватило мужества!

– Возможно.

Он подошел и, твердо, настойчиво схватив меня за руку, попытался поставить на ноги. Ничего, конечно, не вышло. Он не смог сдвинуть меня с места ни на дюйм.

– Ты еще недостаточно силен, чтобы играть в эти игры, – сказал я. – Если не прекратишь, я тебя ударю, и ты перевернешься на спину. Тебе не понравится. Слишком уж много в тебе собственного достоинства. Так что кончай с дешевым смертным мордобоем, пожалуйста. – Он повернулся ко мне спиной, скрестил руки и наклонил голову.

Я слышал доносившиеся от него тихие звуки отчаяния и почти что переживал вместе с ним. Он начал удаляться, и я опять уткнулся лицом в руку. Но тут услышал, что он вернулся.

– Зачем? Я хочу хоть что-нибудь услышать. Какое-нибудь признание.

– Нет, – сказал я.

Он протянул руку и вцепился мне в волосы, намотал их на пальцы и дернул мою голову вверх так, что меня пронзила боль.

– Ты слишком далеко заходишь, Дэвид – зарычал я, высвобождаясь. – Еще одна такая штучка, и я скину тебя со скалы.

Но увидев его лицо, его мучения, я угомонился.

Он опустился на колени передо мной, и мы оказались лицом к лицу.

– Зачем, Лестат? – спросил он измученным, грустным голосом, и у меня заныло сердце.

Охваченный стыдом и горем, я снова прижался закрытыми глазами к правой руке, а левой накрыл голову. И ничто, никакие мольбы, проклятья и крики, даже его тихий уход, не смогли заставить меня поднять голову.

Задолго до наступления утра я отправился его искать. Комната была убрана, его чемодан лежал на кровати. Компьютер закрыт, на гладком пластиковом футляре лежал «Фауст».

Но его здесь не было. Я обыскал весь отель, но так его и не нашел. Я обыскал сады, потом леса, сначала в одном направлении, затем – в другом, но безуспешно.

Наконец я нашел высоко в горах небольшую пещеру, зарылся поглубже и заснул.

Что толку описывать мое горе? Или тупую темную боль? Что толку говорить, что я в полной мере осознал свою несправедливость, бесчестность, жестокость? Я понимал важность содеянного.

Я познал до конца и себя, и свое зло и теперь не ждал от мира ничего, кроме точно такого же зла.

Как только солнце опустилось в море, я проснулся. С высокого обрыва я посмотрел на сумерки, потом спустился и отправился на охоту в город. Довольно скоро привычный вор попытался задержать меня и обокрасть, я отнес его в переулок и иссушил – медленно, с наслаждением, в нескольких шагах от гулявших рядом туристов. Тело я спрятал в глубине переулка и пошел своей дорогой. А где она, моя дорога?

Я вернулся в отель. Вещи лежали на месте, но его не было. Я еще раз отправился на поиски, борясь со страхом, что он уже с собой разделался, и потом осознал, что для такой простой вещи он слишком силен. Даже если он остался лежать на яростном солнце, в чем я сильно сомневался, оно не уничтожило бы его полностью.

Но меня терзали всевозможные страхи: возможно, он до того обожжен и искалечен, что не может самостоятельно двигаться. Его нашли смертные. Или же пришли другие вампиры и похитили его. Или же он сейчас придет и снова осыплет меня проклятьями. Этого я тоже боялся.

В конце концов я вернулся в Бриджтаун, не в силах покинуть остров, не зная, что с ним стало. До рассвета оставался час, а я все еще искал его. На следующую ночь я его тоже не нашел. Как и еще через одну ночь.

В результате, измученный и умом, и душой, сказав себе, что не заслуживаю ничего, кроме горя, я отправился домой.

В Новый Орлеан наконец-то проникло весеннее тепло, и город под чистым фиолетовым вечерним небом так и кишел туристами. Сначала я пошел в свой старый дом, чтобы избавить старушку от забот о Моджо, однако она отнюдь не рада была с ним расстаться, вот только он явно очень по мне скучал. И мы с ним прошествовали на Рю-Рояль.

Не успев подняться по ступенькам черного хода, я понял, что в квартире кто-то есть. Я на секунду остановился, выглянув в отреставрированный дворик с оттертыми плитами и романтичным фонтанчиком с херувимами, изливавшими в резервуар потоки прозрачной воды из огромных раковин в виде рогов изобилия.

У старой кирпичной стены высадили клумбу темных нежных цветов, в углу себя прекрасно чувствовали банановые деревья, чьи длинные, похожие на ножи листья грациозно кивали в такт ветру. Что невыразимо обрадовало мою злобную эгоистичную сущность.

Я вошел в дом. Заднюю гостиную уже закончили и обставили отобранными мной прекрасными старинными стульями, а на пол положили толстый бледный персидский ковер блекло-красного цвета.

Я всмотрелся в длинный холл, в свежие обои с белыми и золотыми полосками, в растянувшийся на ярды темный ковер, и увидел, что в дверях передней гостиной стоит Луи.

– Не спрашивай, где я был и что делал, – сказал я. Я подошел к нему, оттолкнул его в сторону и прошел в комнату. Она превзошла все мои ожидания. Между окнами стояла точная копия его старого письменного стола, золотой дамастовый диван с горбатой спинкой и овальный столик, инкрустированный красным деревом. А у дальней стены – спинет.

– Я знаю, где ты был, – ответил он, – и знаю, что ты сделал.

– Да? И что дальше? Уничижительная бесконечная лекция? Давай быстрее. Чтобы я уже мог пойти спать.