История покойного Джонатана Уайлда великого
Шрифт:
Очутившись благополучно на борту рыболовного бота, Уайлд тотчас начал просить, чтобы бот пошел со всею скоростью в Диль, так как корабль, который еще оставался в виду, был пострадавшим в буре французским торговым судном; он держит курс на Гавр-де-Грас и может быть легко перехвачен, если найдется корабль, готовый погнаться за ним. Так, с истинным благородством великого человека наш герой пренебрег долгом благодарности к врагу своего отечества и сделал все что мог для захвата своего благодетеля, которому обязан был и жизнью и свободой.
Рыболовы приняли его совет и вскоре прибыли в Диль, где, к большому огорчению Уайлда и, несомненно, читателя, не оказалось ни одного
Итак, наш герой снова очутился в безопасности на terra firma [70] , но, к сожалению, вдали от того города, где изобретательные люди могут с легкостью удовлетворять все свои нужды без помощи денег, или, вернее сказать, с легкостью добывать деньги на удовлетворение своих нужд. Однако, так как для его талантов не существовало трудностей, он очень ловко сплел историю о том, что он-де купец, взятый в плен и ограбленный неприятелем, и что у него есть крупные средства в Лондоне. Это позволило ему не только всласть попировать с рыбаком в его доме, но и захватить путем займа (способ захвата, который, как мы упоминали выше, вполне им одобрялся) изрядную добычу, давшую ему возможность оплатить место в почтовой карете, которая с божьей помощью и подвезла его в положенный срок к одной из гостиниц столицы.
70
Твердой земле (лат.).
А теперь, читатель, поскольку ты можешь уже не волноваться за судьбу нашего великого человека, раз мы его благополучно доставили на главную арену его славы, – вернемся немного назад и посмотрим, как сложилась судьба мистера Хартфри, которого мы оставили в не очень-то приятном положении; но этим мы займемся в следующей книге.
КНИГА ТРЕТЬЯ
Глава I
Низкое и жалкое поведение мистера Хартфри и глупость его приказчика
е надо думать, что Хартфри из-за своих несчастий не смыкал глаз. Напротив того, в первую ночь заключения он проспал несколько часов. Однако он, пожалуй, слишком дорого заплатил и за отдых, и за сладкий сон, сопровождавший его, – сон, представивший ему его маленькую семью в одной из тех нежных сцен, какие часто в ней происходили в дни счастья и процветания, когда они с женой беседовали о будущих судьбах своих дочерей – самом милом их сердцу предмете разговора. Приятность этого видения послужила только к тому, что узнику по пробуждении его теперешнее бедствие представилось еще страшнее – и еще мрачнее стали мысли, толпившиеся в его уме.
Прошло немало времени с того часа, когда он впервые поднялся с кровати, на которую как бросился, не раздеваясь, так и проспал до рассвета, и его стало удивлять долгое отсутствие миссис Хартфри; но так как ум человеческий обладает склонностью (быть может, мудрою) утешаться, строя самые обольстительные выводы из всех неожиданностей, то и узник наш стал думать, что чем дольше не приходит жена, тем верней надежда на освобождение. Наконец нетерпение все-таки взяло верх, и он уже собрался отправить к себе домой посыльного, когда его пришел проведать молодой приказчик из его магазина и на его расспросы сообщил ему, что миссис Хартфри несколько часов тому назад уехала в сопровождении мистера Уайлда и увезла с собой из магазина весь самый ценный товар; и она, добавил приказчик, ясно ему объяснила, что направляется в Голландию, получив на этот счет от мужа точные указания.
Некоторые мудрецы, изучавшие анатомию человеческой души более пристально, чем наши молодые врачи анатомию тела, отмечают, что сильная неожиданность оказывает иное воздействие, чем то, какое на хорошую хозяйку производит беспорядок, замеченный ею в кухне, – беспорядок, который она в этих случаях обычно спешит распространить не только на весь свой дом, но и на всю округу. Но большие бедствия, а в особенности бедствия внезапные, ведут не к пробуждению всех способностей, а к их приглушению и подавлению; этому соответствует и рассказ Геродота о Крезе, лидийском царе, который горько плакал, глядя, как уводят в плен его слуг и царедворцев, но, увидев в том же положении свою жену и детей, застыл недвижимо, точно одурев; так и бедный Хартфри, слушая рассказ своего приказчика, стоял не шевелясь, и только краска совсем отлила от его лица.
Приказчик, нимало не усомнившийся в правдивости своей хозяйки, увидав теперь столь явное удивление своего хозяина, онемел, как и он, и несколько минут оба безмолвно, в изумлении и ужасе, глядели друг на друга. Наконец Хартфри воскликнул с тоской:
– Жена бросила меня в моих бедствиях!
– Боже упаси, сэр! – отозвался юноша.
– А что же сталось с моими бедными детьми? – спросил Хартфри.
– Они дома, сэр, – сказал приказчик.
– Слава богу! Их она тоже покинула! – воскликнул Хартфри. – Веди их сюда сию же минуту. Ступай, дорогой мой Джек, приведи сюда моих малюток – все, что осталось у меня теперь; лети, мальчик, если ты не надумал тоже покинуть меня в моих горестях.
Юноша ответил, что скорей умрет, чем замыслит такое, и, умоляя хозяина утешиться, подчинился его приказанию.
Как только он ушел, Хартфри в отчаянии бросился на кровать. Но когда он пришел в себя после первого смятения чувств, его взяло раздумье, и неверность жены показалась ему делом невозможным. Ему вспоминалась ее неизменная нежность в обращении с ним, и была минута, когда он устыдился, что так легко допустил дурные мысли о ней; и все же другие обстоятельства – то, что она не приходила так долго, а потом, не написав ему, не прислав даже весточки, уехала со всеми его ценностями и с Уйалдом, относительно которого у него и раньше возникали кое-какие подозрения, наконец, и это главное, ее ложная ссылка на его распоряжения – все это вместе перетягивало на весах и убеждало в ее измене.
Он все еще предавался этим волнениям, когда добрый юноша-приказчик, спешивший, как мог, привел к нему детей. Отец обнял их горячо и любовно и без конца целовал в губки. Старшая девочка бросилась к нему почти с таким же пылом, какой проявил он сам при виде ее, и вскричала:
– Ах, папа! Почему ты второй день не приходишь домой к бедной маме? Не думала я, что ты можешь оставить свою маленькую Нэнси на такое долгое время.
Тогда он спросил ее про мать и услышал, что утром она расцеловала их обеих и очень плакала о том, что его нет. И тут слезы хлынули потоком из глаз этого слабого, глупого человека, который не нашел в себе достаточно величия, чтобы преодолеть пошлый порыв нежности и человечности.
Потом он стал расспрашивать свою служанку, которая сама, по ее словам, ничего не знала и могла сообщить только одно: что хозяйка со слезами и поцелуями попрощалась утром с детьми и очень взволнованно препоручила их ее заботам; и она, служанка, обещала ей неизменно заботиться о них и будет верна своему слову, покуда дети на ее попечении. Хартфри горячо поблагодарил ее за это обещание и, потешившись нежностями, которых мы не станем описывать, передал детей на руки доброй женщине и отпустил ее.