История помнит
Шрифт:
Вышинский. Всех трех?
Бухарин. Совершенно верно.
Вышинский. А насчет убийства товарища Ленина, Сталина и Свердлова?
Бухарин. Ни в коем случае. (СО. С.338.).
Вышинский. Я буду ходатайствовать перед судом вызвать сегодня на судебное заседание свидетелей по настоящему делу: бывших активных участников группы “левых коммунистов” Яковлеву, Осинского и Манцева, а также левых эсеров, членов их ЦК — Карелина и Камкова. Суд удовлетворил ходатайство государственного обвинителя.
Учитывая поведение Бухарина на процессе и его многословие при ответах, отход от ответов на конкретные вопросы, председательствующий Ульрих сказал ему, что “он имеет защитительную речь, а не последнее слово”, т.е. был
В это время председательствующий суда вновь попросил подсудимого Бухарина давать показания о своей антисоветской контрреволюционной деятельности, а не читать лекцию. Добавил, что в последнем слове он может говорить все, что ему угодно.
После этого Бухарин заявил, что “это у меня не защита, это у меня самообвинение”. И четко затем определил: “Если формулировать практически мою программную установку, то это будет в отношении экономики — государственный капитализм, хозяйственный мужик -индивидуал, сокращение колхозов, иностранные концессии, уступка монополии внешней торговли и результат — капитализация страны” (СО. С.341).
В дальнейшем Вышинский поинтересовался тем, что когда Бухарин жил в Австрии (1912-1913 гг.), в Америке семь месяцев, был неделю в Токио проездом в Россию, имел ли он связь с полицией и не завербовали ли его. Бухарин на это ответил отрицательно.
Продолжая показания о своей контрреволюционной деятельности, Бухарин сказал, что она заложена еще в 1919-1920 годах, когда из своих учеников Свердловского университета он сколачивал группу, которая быстро переросла во фракцию, а после стала составной частью “правотроцкистского блока”. Организация создавалась путем сближения с Томским, Рыковым, Углановым, потом путем приобретения новых связей среди членов ЦК. Так сформировалась верхушка этой контрреволюционной организации. Ягода стоял в стороне, но был связан с нами. Он снабжал материалами для формирования ее контрреволюционной идеологии и методов действия.
“Потом начались поиски блоков, — продолжил Бухарин. — Мое свидание с Каменевым на его квартире, с Пятаковым — в больнице, встреча с Каменевым и Томским на даче Шмидта, где обсуждалась тактика действий организации”. Шла жестокая классовая борьба, тройка превратилась в нелегальный центр, к которому тесно примыкали Енукидзе и Угланов с московской организацией.
С 1932 года начинается переход к тактике насильственного ниспровержения Советской власти на основе рютинской платформы которая стала общей и для троцкистов.
После этого в 1932 году состоялось совещание трех плюс Угланов, на котором была апробирована эта платформа. В нее вошли: “дворцовый переворот”, террор, курс на прямую смычку с троцкистами. Идея “дворцового переворота” исходила от Енукидзе, возглавлявшего тогда охрану Кремля. Следовательно, в то время намечался план и подбирались силы для осуществления “дворцового переворота”. По этому поводу велись переговоры между Пятаковым, Томским, Рыковым, Каменевым, Зиновьевым. Пятаков рассказал тогда о встрече с Седовым и об установке Троцкого на террор. Томский ориентировался на переворот, другие — на повстанческое движение.
К этому времени относится создание заговора в Красной Армии. “Об этом я слышал от Томского. Томский и Енукидзе говорили мне, что в верхушке Красной Армии произошло в это время объединение правых, зиновьевцев и троцкистов. Мне были названы имена; Тухачевского, Примакова, Путна. Связь с правым центром шла по линии: военная группа, Енукидзе, Томский и остальные” (СО. С.250-351).
“К началу 1933 года образовался так называемый контактный центр, куда вошли различные антипартийные, контрреволюционные течения, в том числе и правые. Центральной его идеей был государственный переворот, свержение Советского правительства насильственным путем с помощью военной группы Тухачевского, Примакова, группы Енукидзе и других. Ставился вопрос о том, чтобы спровоцировать несколько кулацких восстаний под моим руководством, — сказал Бухарин.
В 1933-34 годах кулачество было разгромлено, повстанческое движение перестало существовать, центральной идеей сделался контрреволюционный заговорщический переворот. Силы заговора — это силы Енукидзе, который завербовал бывшего коменданта Кремля Петерсона, который был в свое время комендантом поезда Троцкого, и силы Ягоды, его организация в НКВД, затем — военная организация заговорщиков: Тухачевский, Корк и другие” (СО. С.873).
В ходе судебного допроса Бухарин встал на путь отрицания фактов того, что Карахан вел переговоры с немцами о территориальных уступках с санкции “правотроцкистского блока”, об установке блока на террор и то, о чем он давал показания на следствии. В этой связи неоднократно завязывался острый разговор с ним Вышинского, в результате чего он заявил, что будет вынужден прекратить допрос, потому что Бухарин придерживается определенной тактики и не хочет говорить правду, прикрываясь потоком слов, крючкотворствуя, отступая в область политики, философии, теории и т.п., в то время как он обвиняется в шпионаже и является, по данным следствия, шпионом одной из разведок.
Несмотря на такое поведение, Вышинский своими вопросами буквально загонял Бухарина в угол и путем допроса других подсудимых добивался признаний Бухарина и корректного поведения с его стороны.
Бухарин в конце показаний признал, что давал поручение Семенову об организации террористические групп, за что несет полную ответственность, и что стремился через него и Чернова наладить связь с эсерами как внутри страны, так и за границей. Сам он во время своей поездки в 1936 году за границу установил связь с меньшевиком Николаевским, от которого узнал, что меньшевики, и в частности Маслов, были в курсе сделки между правыми, зиновьевцами, каменевцами и троцкистами.
Однако на этом допрос Бухарина на процессе не закончился. Впереди был не менее важный вопрос его обвинения, по которому должны были дать свидетельские показания его коллеги по 1918 году, бывшие члены ЦК “левых коммунистов” и их союзники из числа левых эсеров.
Первой давала показания Варвара Николаевна Яковлева, которая сказала, что идейным руководителем “левых коммунистов” в 1918 году был Н.И.Бухарин. Кроме него идеологию “левых коммунистов” формулировали Преображенский, Радек, Осинский. Бухарин и вся его группа была против заключения Брестского мира. Это проявилось в выступлениях в печати и партийных кругах, в нелегальной деятельности группы. Узким кругом этой группы был фракционный центр, на заседании которого в феврале 1918 года обсуждался вопрос о заключении мира с немцами. На нем член бюро Стуков по указанию Бухарина внес проект резолюции, в которой говорилось, что “в политической борьбе по вопросу о войне и мире не следует останавливаться не только перед сменой руководства в партии и правительстве, но даже не следует останавливаться и перед арестом руководящей, наиболее решительной части пролетариата в лице Ленина, Сталина, Свердлова, а в случае дальнейшего обострения борьбы не следует останавливаться даже перед их физическим уничтожением”. Он добавил, что “в политической борьбе не следует останавливаться ... и перед утратой Советской власти, которая, в случае заключения мира с немцами, становится чисто формальной” (СО. С.392-393).