История России XX век. Эпоха сталинизма (1923–1953). Том II
Шрифт:
Историческая справка
Лев Михайлович Ребет родился 3 марта 1912 г. в городе Стрый в семье почтового работника. По национальности еврей. В 15 лет в вошел в состав Украинской войсковой организации (УВО). С 1934 г. руководил ОУН в Стрые и до 1938 г. был региональным руководителем ОУН. С 30 июня 1941 г. – заместитель председателя украинского правительства, а после ареста его председателя, Ярослава Стецько, и.о. главы правительства. С осени 1941 до октября 1944, как лицо еврейской национальности, был заключен в концлагерь «Освенцим». С 1944-го стал председателем Украинского главного освободительного совета. С 1945–1948 главный судья ОУН(б) за границей. С 1948-го – один из руководителей западной части ОУН. С 1954 г. профессор права Украинского свободного университета в Мюнхене. Является автором многочисленных работ по теории и истории Украины и украинской нации. 12 октября 1957 г. убит в подъезде агентом КГБ Богданом Сташинским, который через два года убил и Степана Бандеру.
Существенным шагом в борьбе с украинским национализмом было запрещение греко-католической (униатской) церкви, которая в 1946 г. была насильственно объединена с православной. Но подпольно униатская церковь продолжала существовать все годы коммунистической власти.
В Прибалтике антикоммунистические вооруженные формирования составляли в 1945 г. в Литве – 30 тыс. бойцов, в Латвии – 15 тысяч, в Эстонии – 10 тыс. Организованное партизанское движение продолжалось в Латвии и Эстонии до 1950 г. В Латвии последнее сражение национальной партизанской армии с войсками МГБ произошло в феврале 1950 г. В Литве около 5 тыс. бойцов продолжали борьбу до конца 1952 г., когда руководство движения, видя бесперспективность сопротивления, предложило бойцам самодемобилизоваться и бороться за свободу Литвы мирными средствами. За эти семь лет бойцы сопротивления казнили около 13 тыс. своих соотечественников за сотрудничество с советскими оккупантами.
Некоторые отряды не согласились на самороспуск и продолжали борьбу до конца 1954 г. Ряд видных партизанских командиров согласились стать агентами МГБ (Декшниш, Маркулис, поэт Кубилинскас) и выдали своих соратников. В результате тысячи партизан и членов их семей, вплоть до малых детей, были уничтожены истребительными отрядами МГБ.
Через отряды сопротивления в Литве прошло около ста тысяч человек, в Латвии – 40 тыс., в Эстонии – 30 тыс. Чтобы подавить сопротивление, МГБ уничтожались не только бойцы и их семьи, но вся поддерживающая их общественная среда. В 1945–1951 гг. около 9 % населения Балтии было депортировано в Сибирь и Казахстан. Особенно многолюдной была депортация 1949 г.
Особой формой вооруженной (или частично вооруженной) борьбы против сталинской диктатуры были восстания в исправительно-трудовых лагерях. Во время войны строились планы заброски десантов русских добровольцев в районы расположения лагерей, чтобы открыть «второй фронт Гражданской войны», но немцы в итоге поддержать такую операцию отказались. Волна беспорядков, забастовок и восстаний в лагерях, начавшаяся после войны, при жизни Сталина не прекращалась.
Весной 1946 г. восстания на Колыме, в Устьвымлаге и Джезказгане. В 1947 г. вооруженный побег около 50 заключенных со строительства атомного объекта «Арзамас-16» (Саров). Все бежавшие были окружены отрядами МГБ и убиты. Летом 1948 г. происходит восстание заключенных офицеров Советской армии в Печорских лагерях под руководством полковника Бориса Мехтеева. Они пошли с оружием на Воркуту, поднимать другие лагеря. Отряд Мехтеева был рассеян при помощи боевой авиации. В том же году восстают под руководством полковника Воронина заключенные, строящие железную дорогу Сивая Маска-Салехард. В 1949 г. происходит массовый вооруженный побег из Нижнего Атуряха на Колыме под руководством Семенова. Все участники побега были убиты. В тот же год вспыхнуло вооруженное восстание на приисках Эльгенуголь на Колыме. В 1950 г. вновь восстает Салехард под руководством осужденного за «контрреволюционную деятельность» генерал-лейтенанта Беляева, в том же году – восстание в Тайшете. В 1951 г. – вооруженное выступление в Краслаге, в результате которого 64 восставших убиты, попытка вооруженного побега заключенных в Джезказгане и голодовка на Сахалине. В январе 1952 г. – голодовка 5 тыс. заключенных в Экибастузе в знак протеста против убийства заключенных конвоирами. В том же году восстания заключенных в Коми АССР и в Красноярском крае, вооруженное восстание на строительстве заполярной дороги Салехард-Игарка, возглавляемое Ершовым.
Борьба повстанцев с превосходящими силами советской системы была заведомо безнадежной, и все же они ее упорно вели. Почему? Одна причина – жизненная: если тебе все равно грозит расстрел, то лучше погибнуть в бою, чем сдавшись противнику. Советская власть на Украине 5 раз обещала повстанцам амнистию, если они сложат оружие, но они ей, как видно, не очень верили (расстрелянным в Крыму солдатам Врангеля тоже была обещана амнистия). Другую, философскую причину определил мыслитель из Русского Зарубежья, член НТС Роман Редлих: «Мы боремся против большевизма не потому, что наша победа близка, или даже возможна, а потому что борьба – это единственное нравственно достойное поведение по отношению к большевизму».
Сопротивление не обязательно было вооруженным. Среди студентов, большинство которых после войны составляли бывшие фронтовики, оно приняло вполне мирный вид неформальных кружков.
Свидетельство очевидца
Об одном из студенческих кружков его участник вспоминает:
«Понятием «катакомбная культура» воспользовались я и мои друзья в 1949 г. для того, чтобы определить, чем мы хотим заниматься. Я в то время учился в Академии художеств и одновременно на философском факультете МГУ и обнаружил, что при существующей системе образования мы, после огромных трудов и нагрузки, выйдем из университета безграмотными людьми. <…> Мы решили заниматься самообразованием. Никаких политических задач мы перед собой не ставили. <…> Однако все мы понимали, что самообразовываться надо широко и что чтение, скажем, Троцкого, или святого Августина, или Оруэлла или Бердяева – наказуемо. Потому и нужна конспирация. <…> Только четыре человека знали, что делают. Остальные принимали косвенное участие. Чем мы занимались? Еще до Самиздата нам удалось перевести Оруэлла и напечатать его в ограниченном числе экземпляров. Еще до Самиздата мы частично доставали, а частично копировали весь круг «веховцев» – Шестова, Лосского, не говоря уже про Соловьева. Мы слушали доклады <…> Поскольку мы знали, что создание любой серьезной группы карается законом, мы разыгрывали из себя веселых пьяниц. Мы писали песни, которые потом пела вся студенческая Россия, не подозревая, кто их автор. В том числе «Лев Николаевич Толстой», «Венецианский мавр Отелло», «Входит Гамлет с пистолетом», «Я бил его в белые груди». Последнюю пели в вагонах нищие, принимавшие иронию всерьез. Некоторые из бывших участников кружка стали в период оттепели довольно крупными функционерами. <…> Сплетение между катакомбной культурой и правящим слоем – сложнее, чем кажется на первый взгляд». Эрнст Неизвестный. Говорит Неизвестный. Frankfurt a. M.: Посев, 1984. С 37–39.
Между этими двумя полюсами – повстанческим движением и культурным подпольем – существовал целый спектр политически оппозиционных настроений. Еще в последние годы войны в газеты стали поступать многочисленные письма в редакцию с предложениями послевоенных реформ: расширять товарно-денежные отношения, создавать акционерные общества, развивать кооперативное движение. Все эти предложения отправлялись в архив с пометкой «вредные взгляды». Но взгляды эти укрепились после войны и среди фронтовиков, повидавших Европу, и среди 14–16-летних юнцов, не выносивших газетных статей о счастливой жизни, когда кругом люди умирали от голода.
В Воронеже была раскрыта подпольная Коммунистическая партия молодежи, насчитывавшая 50 членов и выступавшая за демократические свободы. В Москве существовал Союз борьбы за дело революции, идеализировавший Ленина и рассматривавший захват власти Сталиным в конце 1920-х гг. как контрреволюционный переворот. Подобного рода группы возникали в Ленинграде, Челябинске, Свердловске и других городах. Их коммунистическая символика объясняется тем, что доступа к другой у них не было. Большинство этой молодежи было «наивными коммунистами», т. е. реагировали буквально на обещание справедливости и равенства, в то время как вокруг них, нередко в их семьях, царил режим бесстыжих привилегий, вопиющего неравенства между роскошью начальственного быта и нищетой простого народа, постоянного двуличия. Трое членов московского Союза были расстреляны, 13 осуждены на лагерные сроки от 10 до 25 лет. В Ленинграде три члена Марксистской рабочей партии были расстреляны, 9 получили сроки от 10 до 25 лет.
Но что-то изменилось в русском «подсоветском обществе». Жестокости коммунистического режима больше не сковывали страхом. Напротив, они возбуждали, подвигали на сопротивление и даже на высмеивание тирана. По стране всячески вышучивали плакат с «мудрым изречением вождя» – «Жить стало лучше, жить стало веселее». То в подписи «Сталин» подписывали в конце букву «у» – Жить веселее и лучше стало Сталину, то распевали стишки – «Жить стало лучше, жить стало веселее – шея стала тоньше, но зато длиннее». Смех и бесстрашие убивали режим не хуже повстанческих пуль. Многие уже давно расшифровывали буквы СССР как «Смерть Сталина Спасет Россию».
А. Гогун. Между Гитлером и Сталиным. Украинские повстанцы. СПб.: Нева, 2004.
В. Левенштейн. По-над нарами табачный дым… М.: Русский путь, 2008.
Т. Таннберг. Политика Москвы в республиках Балтии в послевоенные годы (1944–1956). Исследования и документы. М.: РОССПЭН, 2010.
4.3.23. Отношение общества к смерти Сталина. Март 1953 г.