История русского романа. Том 1
Шрифт:
«Собранье пестрых глав» представляло собою целостное единство, объединенное не только сюжетом, но и наличием лирического героя, проходящего со своими чувствами и думами через всё произведение. В романтических поэмах образ основного героя произведения и лирическое «я» автора часто сливались. О «Кавказском пленнике» Пушкин писал: «…в нем есть стихи моего сердца» (XIII, 372). В «Евгении Онегине» резко подчеркивается «разность» между автором и героем романа; иронически отвергается байронический принцип превращения героя в рупор авторских переживаний:
Как будто нам уж невозможно ПисатьОбъективированность образа Онегина подтверждается с самого начала и тем, что автор представляет его читателям как своего приятеля:
Друзья Людмилы и Руслана! С героем моего романа Без предисловий, сей же час Позвольте познакомить вас… (5)Предупреждая, таким образом, против отождествления Онегина с авторской личностью, Пушкин вместе с тем столь же подчеркнуто вводит в роман лирического героя — знакомца Онегина, который представляет автора, но в то же время не тождествен ему. Лирический герой выступает в романе то с признаниями автобиографического характера, причем иногда явно политического содержания (например, намеки на ссылку: «вреден север для меня» (6) и др.), то с воспоминаниями или размышлениями на разные темы, то с оценками персонажей романа или их поступков. [187] Но во всех случаях лирические отступления способствуют «энциклопедизму» романа, широте и многосторонности охвата русской жизни этой эпохи, ощущению современности, острой злободневности.
187
В статье А. Г. Цейтлина «Из истории русского общественно — психологического романа» верно отмечено значение лирических отступлений в «Евгении Онегине» для дальнейшего развития русского романа. — «Лирические отступления Пушкина, — пишет исследователь, — были тем зерном, из которого вскоре развился и вдохновенный пафос „Мертвых душ“, и эмоциональный финал „Отцов и детей“, и суровый в своем моралистическом обличении зачин „Воскресения“» (Историко — литературный сборник. Гослитиздат, М., 1947, стр. 305).
Новаторским подходом отличается воплощенное в «Евгении Онегине» творческое решение проблемы взаимоотношения среды и героев.
Господствующая общественная среда изображена в романе не только как фон действия, но прежде всего как сила, влияющая на развитие сюжетных ситуаций и определяющая в той или иной степени поведение даже положительных персонажей. Такая трактовка роли среды резко отличает «Евгения Онегина» от многих предшествовавших ему произведений, где положительные герои выступали как носители абстрактных, не обусловленных какими-либо социальными обстоятельствами добродетелей. Отрицательные черты в характере подобных героев также получали отвлеченные внесоциальные, чисто психологические мотивировки (неустойчивость настроений, отсутствие твердости характера и т. п.). Общественноисторическая трактовка среды Пушкиным носила в себе объективно революционную логику: среда, не только противоречащая элементарным понятиям гуманности, не только парализующая самые светлые стремления лучших людей, но и уродующая их психику, такая среда заслуживает самого сурового, самого жестокого приговора.
Обличительная сила пушкинского реализма выражена с наибольшей силой в изображении среднего и высшего дворянства. Бесцветной и пошлой предстает перед читателем жизнь провинциальных помещиков:
Пустяковых, Гвоздиных, Скотининых, героев фонвизинского «Недоросля». Но если в этих картинках романа проскальзывает ирония, то в иных тонах — г ненависти и гнева — изображен высший свет с необходимыми глупцами, клеветниками, чопорными «бальными диктаторами» (177). Рукопись восьмой главы, где изображается петербургский высший свет, показывает, как Пушкину приходилось непрестанно сдерживать свое желание дать волю перу. В беловой рукописи отмечено, что на рауте, где был «цвет столицы» (628), присутствовал и царь. В этой же рукописи цвет столицы характеризуется чертами еще более резкими, чем в окончательном тексте: здесь и князь М., вступивший в корыстный брак с «куклой чахлой и горбатой», и «правленья Цензор», лишенный места за взятки, и «сенатор сонный», картежник, «Для власти нужный человек» (630).
Пушкин показывает на протяжении всего романа как эта общественная среда калечила лучшие, одаренные натуры, порывавшиеся освободиться из-под ее растлевающего влияния, как она превращала человеческое существование в унылый, не позволяющий никаких отклонений обряд. Легкая ирония лирических отступлений сменяется скорбной интонацией, когда поэт говорит о жизни, в которой «свежие мечтанья» истлевают, «Как листья осенью гнилой» (170). Обличительный пафос доходит до высшего напряжения в последних строфах шестой главы (напечатанных целиком в 1828 году в ее отдельном издании, но значительно ослабленных при подготовке к печати полного издания в 1833 году), где говорится о жизни, грозящей душе окаменением «В мертвящем упоеньи света» (137).
Трагическое ощущение власти этой среды усиливается тем, что ее влияние вторгается в духовный мир героев, понимающих ее отвратительную сущность. Онегин, внутренне чуждый этому миру и презирающий его, не только не мог с ним разорвать, но в силу объективных причин, — зависимости человека от среды, определяющей характер, — оказался подверженным его тлетворным влияниям. В этом выразилось одно из крупнейших открытий Пушкина — реалиста.
Одна из важнейших особенностей трактовки характера героя в романе заключается в раскрытии процесса «выламывания» его из окружающей среды, в конкретном противопоставлении всего облика героя, его образа мыслей, его психологии существовавшему жизненному укладу. В этом отношении принципы создания образа Татьяны явились основополагающими для всей последующей русской реалистической литературы.
Чуждость среде, связанной с господствующими взглядами на жизнь, с крепостническим бытом, с интересами провинциального, а затем высшего света, раскрывается в романе как определяющая черта духовной биографии героини. Притом эта чуждость более глубокая, чем внутренняя отчужденность Онегина от той же среды, отчужденность, вызывающая сочувствие Татьяны («говорят, вы нелюдим»; 66). Внутренне ничто не связывало Татьяну даже с интересами, которыми жила ее семья, рядовая мелкопоместная дворянская семья, как ничто не связывало ее с интересами людей, с которыми она сталкивалась сначала в глуши степных селений, а затем в высшем московском свете. Не следует воспринимать слова о семье Лариных — «Простая, русская семья» (51) — как положительную оценку. Эта оценка явно ироническая и дана устами Онегина. Ирония звучит и в той строфе романа, где дается авторская характеристика этой семьи. В числе отличительных особенностей ее перечисляются:
У них на масленице жирной Водились русские блины; Два раза в год они говели… В день троицын, когда народ Зевая слушает молебен, Умильно на пучок зари Они роняли слезки три; Им квас как воздух был потребен, И за столом у них гостям Носили блюды по чинам. (47)Видеть в этих признаках сущность национально — русского, конечно, не приходится, в нем нет поэзии национального быта, которая так дорога Татьяне. Вполне оправдана, следовательно, обобщающая характеристика ее самочувствия в доме:
Она в семье своей родной Казалась девочкой чужой. (42)Причина этой отчужденности раскрывается в беглых, но точных характеристиках отца и матери. Отец — осколок минувшего века, человек «в прошедшем веке запоздалый». О положительных его качествах иронически говорится:
… в книгах не видал вреда; Он, не читая никогда, Их почитал пустой игрушкой… (44)Мать Татьяны обрисована как типичная провинциальная крепостница, в прошлом не без претензий на подражанье моде (понаслышке «любила Ричардсона», «Звала Полиною Прасковью» и т. д.). Выданная замуж против воли, она сначала «рвалась и плакала», но затем погрязла в заботах помещичьего хозяйства, «Привыкла, и довольна стала» (44, 45, 46). Разумеется, в романе нет даже намека на какую бы то ни было близость Татьяны и матери. Признание Татьяны — «я здесь одна» — в совокупности с краткой, но выразительной характеристикой матери исключает всякое предположение об этой близости.
Не могло быть духовного родства у Татьяны с сестрой, будущей улан- шей, бесцветность которой подчеркнута в романе дважды: эпиграмматической характеристикой, которую дал ей Онегин («В чертах у Ольги жизни нет»; 53), и стандартизованным портретом, в котором намеренно отрицается всякая индивидуализированность:
… любой роман Возьмите и найдете верно Ее портрет: он очень мил, Я прежде сам его любил, Но надоел он мне безмерно. (41)