История русской армии. Том первый
Шрифт:
И чудо-богатырь был действительно учен. Но он был и воспитан, он знал все, что было нужно, он любил свое ружье-«жену», верил в свой клинковый (а не граненый) штык, умел его вытаскивать из врага, не оставляя его в нем (а ныне именно из-за трудности вынимать у нас и не применяется снова штык-кинжал), верил в другие рода войск, верил в то, что его ведут только к победам, а не к бедам, верил в Бога и величие русского народа и желал им — и, конечно, себе в том числе — «Славы, Славы, Славы».
Необходимо еще оговорить, что Суворов знал почти всех своих сподвижников в лицо, что он свято чтил войсковые предания и славу, что никто бережнее его не относился к неприкосновенности и нерушимости на
Обаяние Суворова на войска было удивительное. «Довольно возить изображение этого странного чудака по войскам, чтобы они сделали самые необыкновенные подвиги», — говорил Дерфельден Фуксу на поле сражения под Треббией.
Наряду со всем изложенным, нельзя, конечно, не сказать и о чудачествах Суворова. Но ведь этот крупный самородок, эта «соль земли русской», эта знаменательная личность, чьи меткие высказывания и теперь способны взбодрить русскую душу — был все же человек, и у него могли быть свои недостатки, свои особые свойства, с ним родившиеся, с ним и ушедшие в могилу. Но вместе с тем они необычайно сближали его с его людьми и делали «своим», «Божьим» человеком. Нельзя также обойти молчанием славолюбие Суворова, его высокое о себе мнение, явное осознание превосходства над другими. Но они основывались на действительных его заслугах, а все, что было в нем лишнего — если только было, — искуплено прощальными с миром словами: «Долго я гонялся за славою: все суета. Истинный покой у престола Всевышнего».
Когда гроб с телом Суворова поднесли к вратам Александро-Невской лавры, возникли опасения, что он не пройдет. «Везде проходил, и здесь пройдет», — раздался из толпы голос чудо-богатыря, боевого соратника почившего. Действительно, Суворов «везде проходил», руководимый горячей любовью к Богу, твердой преданностью Отечеству и непреклонной верой в своих чудо-богатырей.
«Славный подвигами на защиту Русской земли, великий учитель и воспитатель армии, генералиссимус, князь Италийский, граф Суворов-Рымникский, неизменно являл собою пример самоотверженного служения Престолу и Родине.
Грозный к врагу, милостивый к побежденному, поборник правды, радетельный о младшем и преданный военной науке, он представляет высокий образец человека и воина, сильного верою в Бога, преданностью царю и любовью к Родине», — так говорится в высочайшем приказе от 6 мая 1900 г., приуроченном к столетию со дня кончины Суворова.
Суворов — воистину великий полководец. Разбитый им Моро ставит его нисколько не ниже Наполеона и оценивает его поход на Треббию как «верх военного искусства». Масена готов отдать все свои 48 походов за 17 дней Швейцарского похода Суворова. Сам Наполеон, не любивший соперников и не изучавший как следует деяний Суворова, признает все же за ним «душу великого полководца».
Немецкий писатель Гюнтер говорит, что военное искусство Суворова было той же тайной ведения войны, которой владел Наполеон и которой немцы обязаны своими беспримерными успехами в 1870–1871 гг. Австриец Биндер Кригльштейн в сочинении «Дух и материя на войне», описывая действия Суворова в войне 1799 г., восхищается как личностью нашего полководца, так и его высокими качествами русского солдата. О Суворове он говорит: «Мы вполне понимаем то фанатическое почитание, каким до сих пор пользуется память Суворова в рядах русской армии, и мы смело и с полным убеждением признаем в этом величественном отпрыске славянского племени величайшего полководца, наряду с Фридрихом и Наполеоном».
Наша гордость — Суворов-полководец — высоко чтил чисто русские устои и понимал величие славянской души. Вот почему заветы Суворова никогда не умрут, вот почему они навсегда сохранят свою актуальность.
Суворов и его чудо-богатыри взращены на исконно русской почве. Они — прямые наследники по духу дружин Святослава, Ярослава и Александра Невского, ратей Дмитрия Донского и Иоанна Грозного, «регулярства» Петра, победителей Фридриха при Елизавете. Они же отцы героев «Священной памяти Двенадцатого года», героев Забалканских наших походов, витязей покорения Кавказа и Средней Азии.
А в заключение напомним поэтичное народное предание о великом старце, Александре Васильевиче Суворове:
«В дремучем лесу, средь болот, лежит огромный камень с пустым нутром. Дурная слава про то место ходит: там блуждают синие огни, носятся белые тени, раздаются тоскливые стоны. Всегда здесь мертво; только ворон каркает над мшистым камнем да вьется хищный орел. Путник, нечаянно сюда попавший, торопится уйти, кладя на себя крестное знамение. В камне видно малое отверстие; брезжит оттуда тусклый свет неугасимой лампады, и раздается чуть слышное, глухое поминовение рабу Божию Александру. Там спит Суворов, склонив седую голову на уступ камня; давно он спит и долго спать будет. Только тогда, когда зальется русская земля кровью боевому коню по щиколотку, проснется вещий дедушка, выйдет из своей неволи и избавит Отечество от лютой невзгоды».
Военное дело в эпоху императора Павла I
Алексей Константинович Баиов, ординарный проф. Императорской Николаевской Военной академии, полковник Генерального штаба
Почти никогда смена власти не влекла за собой таких перемен в жизни русской армии, как последовавшее 6 ноября 1796 г. восшествие на престол императора Павла I. Своеобразный характер Павла I, в связи с обстоятельствами его жизни до восшествия на престол, обусловливал как резкость перемены направления, так и характер нового курса. Он вытекал прежде всего из условий его рождения, весьма метко определенных профессором П. И. Ковалевским: он был сыном Петра III, который отличался хилостью тела и слабостью духа, душевной неуравновешенностью, эмоциональной неустойчивостью и преобладанием низших страстей над высокими умственными интересами. Напротив, мать его, Екатерина II, была женщиной несомненно физически мощной и умственно гениальной. Такое сочетание свойств родителей имело последствием то, что Павел, по закону наследственности, получил натуру отца, значительно смягченную духовными качествами матери.
Все старания воспитателей Павла, Порошина, графа — Панина, епископа Платона, были направлены к тому, чтобы подавить в Павле, насколько это было возможно, проявления тех влечений, страстей и недостатков, которые так явно и так резко выражались в отце его, Петре III. Если они и не успели искоренить всего, то во всяком случае значительно смягчили и исправили многое.
Что касается отношений Павла к его матери, то прежде всего нужно отметить, что Павлу с первых же дней его жизни были чужды материнская любовь, нежность и забота. Это повлекло за собой впоследствии отчужденность, а с течением времени — даже враждебность к матери.
Несомненно также, что государственный переворот 1762 г. не прошел бесследно для семилетнего Павла. Очевидно, что смерть отца, в связи с предшествовавшими тревожными днями, оставила в душе Павла след на всю жизнь. «Между матерью, не любившей сына Петра от рождения, и сыном лежала глубокая пропасть», — пишет один из историков.
Павел в детстве не имел друзей-сверстников, жил и развивался одиноким; у него развилась фантазия, и он жил образами этой фантазии, как чем-то действительным.