История русской армии. Том первый
Шрифт:
Вместе с тем у Павла мало-помалу стали развиваться по отношению к людям, особенно близко стоявшим к нему, крайняя подозрительность, недоверие и мнительность. Неудачная первая женитьба только способствовала развитию в Павле раздражительности, впечатлительности, подозрительности и резкости в обхождении с людьми.
В 1774 г. цесаревич Павел представил императрице записку под заглавием «Рассуждения о государстве вообще, относительно числа войск, потребного для защиты оного и касательно обороны всех пределов». Эта записка представляла собой не что иное, как жестокую критику нынешнего царствования, начавшегося в 1762 г. Екатерина, руководившаяся прежде всего интересами государства и признававшая в данном случае невозможным
По смерти первой жены, великой княгини Наталии Алексеевны, Павел отправился за границу искать себе другую супругу. Прежде всего он поехал в Берлин поклониться своему кумиру, Фридриху Великому. Поездка в Берлин имела следствием еще больший разлад между матерью и сыном.
Вскоре Павел женился на принцессе Вюртембергской, принявшей имя Марии Федоровны. Благодаря личным качествам великой княгини отношения между Павлом и Екатериной значительно улучшились, но рождение у великокняжеской четы сыновей, Александра и Константина, вновь повлекло за собой обострение этих отношений, так как Екатерина взяла на себя воспитание внуков и вела их по своему усмотрению, а не так, как хотел этого Павел.
Второе путешествие в Европу также не осталось без влияния на впечатлительного великого князя. К воспринятому им потсдамскому идеалу присоединились еще и версальские воспоминания. Вместе с тем цесаревич пропитался в высшей степени аристократическими идеями и вкусами как раз тогда, когда они стали отживать свое время в Европе. В конечном результате вторая заграничная поездка развила в нем в еще большей степени стремление к тому именно, чего Екатерина не могла ему предоставить: к неограниченной власти.
Чтобы как-нибудь занять по природе деятельную натуру Павла, жаждавшего дела и власти, Екатерина подарила ему Гатчину. Павел с жаром принялся за ее обустройство. Оставшись в тиши, погруженный в себя, он переживал все прошлое и создавал планы на будущее, имея в виду круто и радикально перевернуть все то, что существовало теперь. При этом великий князь не стеснялся открыто высказывать недовольство окружающим и свои мнения насчет современного управления государством и деяний императрицы.
В 1793 г. женился сын Павла, Александр. Это событие, обычно радостное для любого отца, было тягостным для Павла. Опасность лишиться престола усилилась. Павел стал проявлять крайнюю несдержанность. Гнев его против императрицы дошел до того, что сначала он не хотел даже присутствовать при бракосочетании сына. Все это заставило Екатерину сильно призадуматься, и она, ссылаясь на нервы и неспособность Павла, решила устранить его и передать престол старшему сыну его, Александру. Но вскоре наступившая кратковременная болезнь свела в могилу Екатерину Великую, и 6 ноября 1796 г. Павел стал русским императором, т. е. получил то, чего он так болезненно ждал свыше 30 лет — неограниченную власть, в дальнейшем послужившую новым источником его странностей и бедствий для России.
Очевидно, что на военных преобразованиях Павла должны были отразиться особенности его характера. Но при рассмотрении военных реформ Павла необходимо обратить внимание еще на одну существенную черту его характера, а именно: на его страсть к военному делу, его милитаризм, который, однако, по тем или другим причинам получил весьма одностороннее направление. Для нас это тем более важно, что направление это порывало со славным прошлым нашей армии, порывало с заветами Петра I и Екатерины II, порывало с основами русского военного искусства, покоившегося на глубоком понимании нашими полководцами природы войны, значения в ней человека, особенностей русского воина, причем этот разрыв со старым был настолько решителен, новые идеи настолько разнились по существу от прежних, что военные реформы Павла затормозили правильное развитие русского военного искусства более чем на 50 лет. Нужен был Севастопольский погром, чтобы вновь возвратиться к допавловской эпохе и отрешиться от посеянного в армии Павлом слепого преклонения перед «немцами».
Помимо всего прочего, Павел унаследовал от отца своего, Петра III, любовь к военному делу, проявляющуюся в неудержимой страсти к экзерцирмейстерству, к парадомании, одним словом, к «мелкостям» военной службы. Воспитатель Павла, граф Никита Иванович Панин, словом и делом отклонял от своего воспитанника соблазн подобного увлечения. Печальный опыт царствования Петра III служил для Панина достаточным побуждением, чтобы относиться с большей осмотрительностью ко всем военным упражнением цесаревича. Тем не менее страсть к низшим формам военного дела, несмотря на все принятые меры предосторожности, окончательно восторжествовала в уме цесаревича, чему способствовали различные обстоятельства.
Дальнейшей ступенью к развитию страсти Павла к «мелкостям» военной службы послужило представление ему командиром Московского пехотного полка, Каменским (будущим фельдмаршалом), описания Бреславльского лагеря, в котором Фридрих Великий собирал и обучал свои войска и куда Каменский был послан в 1765 г. Это описание Бреславльского лагеря представляло собой апологию прусских военных порядков и самого короля Фридриха II.
Рисуя картину бедственного положения империи, Павел в своем «Рассуждении» приходит к заключению, что России необходим покой и пока следует отказаться от наступательных войн и устроить всю военную систему государства для обороны. С этой целью великий князь предлагал покрыть Россию чем-то вроде военных поселений. Затем признавалось необходимым ввести строгую регламентацию в военном деле и для этого дать войскам подробнейшие штаты, уставы, инструкции и «предписать всем, начиная от фельдмаршала и кончая рядовым, все то, что должно им делать; тогда можно на них взыскивать, если что-нибудь будет упущено».
Введением строжайшей подчиненности, по мнению Павла Петровича, была бы достигнута цель, чтобы «никто, от фельдмаршала до солдата, не мог извиниться недоразумением, начиная о мундирных вещах, кончая о строе». Когда же, благодаря введению по всему государству строгой централизации, все, и фельдмаршал, и солдат, должны были бы испрашивать особые высочайшие разрешения на каждый случай, непредвиденный инструкцией, то, как писал цесаревич, «через такое ограничивание все будут несравненно довольнее и охотнее к службе, потому что не будут страдать и видеть себя подчиненными прихотям и неистовствам частных командиров, которые всем сим сквернят службу и вместо приохочивания удаляют всех от ней».
Различие взглядов Павла и императрицы до некоторой степени обусловливалось действительными недостатками военной системы Екатерины, при которой командиры полков являлись почти полновластными во всех отношениях распорядителями своих частей, не направляемыми и не контролируемыми свыше, вследствие чего, конечно, в связи с низким общим нравственным развитием общества того времени, естественно, возникали злоупотребления как в распоряжении людьми, так и особенно — материальной частью. Цесаревич Павел мог лично наблюдать все эти непорядки, тем более что в гвардейских частях, бывших всегда у него на глазах, они были значительнее, в особенности в том, что касалось порядка службы.
Упомянутое выше пребывание Павла в Берлине усилило пристрастие великого князя к Пруссии, усилилась страсть к милитаризму с Потсдамской окраской. По словам одного из очевидцев Павловского царствования, «ничто не могло сравняться с тем вредом, какой причинили Павлу Петровичу прусская дисциплина, выправка, мундиры и т. п., словом, все, что напоминало о Фридрихе Великом». Между тем Екатерина называла прусскую военную систему «обрядом неудобоносимым». На этой почве вполне естественно отношения между Екатериной и Павлом еще более обострились.