История русской культуры. XIX век
Шрифт:
Он весел, любит жизнь простую, И страх, как всеми он любим! И под кафтаном золотым Он носит душу золотую.
Так же, как на заседаниях Арзамаса, беседы «Зеленой лампы» перемежались шутками, веселыми рассказами. Заседания обычно завершались ужином, за которым, по воспоминаниям Я. Толстого, «начиналась свободная веселость; всякий болтал, что в голову приходило, остроты, каламбуры лились рекой».
Но общество не ограничилось дружескими встречами и чтением. Позднее, находясь в южной ссылке и тепло вспоминая о «Зеленой лампе», Пушкин писал: «Вот он, приют гостеприимный, Приют любви и вольных муз, Где с — ними клятвою взаимной Скрепили вечный мы союз, Где дружбы знали мы блаженство, Где в колпаке за круглый стол Садилось милое равенство». [144] В последней строфе поэт упоминал об эмблеме общества — фригийском колпаке — символе революционной Франции, что, безусловно, свидетельствовало о вольнолюбивых настроениях членов общества.
144
Литературные салоны и кружки… С. 67–68.
На заседаниях общества, как свидетельствуют мемуаристы, вместе с обсуждением литературных и театральных новинок, веселыми шутками и дружескими ужинами, велись свободные разговоры на политические темы: «Открытым сердцем говоря насчет глупца. Вельможи злого, насчет Холопа записного, Насчет небесного царя, А иногда насчет земного».
Еще более убедительно говорит о политическом характере общества содержание тех сочинений, которые читались на заседаниях. Так, Ф. Н. Глинка читал на одном из собраний «Зеленой лампы» свое стихотворение «Шарада», где были такие строки: «Лишь там над царскою главой Народов не легло страданье, Где крепко с Вольностью святой Законов мощных сочетанье».
На другом заседании А. Д. Улыбышев — позднее драматург и музыкальный критик — прочел свою социально-политическую утопию «Сон». «Сон» Улыбышева — о будущем Петербурга. Во сне все изменилось в городе: на Михайловском замке — надпись «Дворец собрания представителей», в бывших казармах разместились школы, академии, библиотеки. В Аничковом дворце спящий видит величественную картину русского Пантеона — собрание статуй заслуженных людей России. Повсюду в городе грандиозные здания, звучит музыка. Но главный образ «Сна» — преображенный царский дворец. Над дворцом развевается знамя с измененным гербом: «…обе головы орла, знаменовавшие деспотизм и суеверие, обрублены, и из брызнувшей крови возник феникс свободы и истинной веры». «Сон» Улыбышева воспроизвел представления декабристов об идеальном обществе свободных сограждан, управляемых выборными старейшинами. Есть сведения, что на одном из собраний «Зеленой лампы» Пушкиным была прочитана известная ода «Вольность». Влияние декабристских идей на творчество молодого поэта отразилось в целом ряде произведений. Наиболее ярким проявлением радикализма была ода «Вольность» (1817), навеянная одноименным произведением Радищева. Нарисованная поэтом картина страданий народа носила характер гневного обличения:
Увы! куда ни брошу взор — Везде бичи, везде железы, Законов гибельный позор, Неволи немощные слезы…
В духе идей «Союза спасения» мыслится и политический прогресс в виде конституционно-монархического строя:
Лишь там над царскою главой Народов не легло страданье, Где крепко с Вольностью святой Законов мощных сочетанье…. [145]
Обращает на себя внимание очевидное сходство последних строк оды Пушкина и «Шарады» Ф. Н. Глинки. Ода получила широкую популярность в кругах передовой молодежи и собственно членов декабристских организаций.
145
Пушкин А. С. Собр. соч. В 3 т. Т. 3. М., 1954. С. 155.
Между «Зеленой лампой» и «Союзом благоденствия» существовала не только идейная близость. Участником «Зеленой лампы» был князь Сергей Трубецкой, который одновременно состоял членом управы «Союза благоденствия». Ему было поручено «собрать сведения о лицах, которые предполагались к принятию в „Союз“».
После закрытия «Зеленой лампы» в конце 1819 или начале 1820 года ее роль перешла к «Вольному обществу любителей российской словесности». Общество было создано в 1816 году по инициативе братьев Боровковых как легальная литературная организация. В него вошло значительное число петербургских литераторов, среди которых были Гнедич, Плетнев, Вяземский, позднее — Пушкин, а также Ф. Глинка и А. Никитин — члены «Союза спасения». В 1817 году общество решило издавать журнал «Соревнователь просвещения и благотворения», средства от которого должны были идти на «добрые дела». В 1819 году президентом общества был избран Ф. Глинка, тогда уже член Коренной управы «Союза благоденствия», который энергично стал привлекать в общество единомышленников. В сентябре 1819 года в члены общества был принят друг декабристов и Пушкина А. А. Дельвиг, в ноябре 1819 года — В. К. Кюхельбекер и К. Ф. Рылеев, в декабре 1821 года — А. О. Корнилович. На публичных чтениях в обществе оглашаются произведения гражданской поэзии, среди них — двадцать две поэмы Рылеева, вольнолюбивые стихи Пушкина и т. п. Оформление радикально настроенной группы вызвало раскол общества на два лагеря — прогрессивный и консервативный, возглавляемый публицистом Каразиным, журналистом Измайловым и поэтом Хвостовым. На собрании общества 1 марта 1820 года Каразин читал свое «рассуждение» «Об ученых обществах и периодических сочинениях в России», в котором провозглашал необходимость правительственного надзора за журнальной и научной деятельностью.
Разгоревшийся по этому поводу спор затронул и вопрос о существовании рабства в России. С горячими возражениями Каразину выступили Глинка, Кюхельбекер, Дельвиг и Греч. Критика их была воспринята Каразиным как выступление «армии вольнодумцев». Позднее, описывая это в своем дневнике, Каразин вспомнил и Пушкина: «Какой-то мальчишка Пушкин, питомец лицейский, в благодарность написал предерзкую оду, где досталось фамилии Романовых, а государь Александр назван кочующим деспотом. К чему мы идем?». [146] Каразин без сомнения упомянул здесь известные стихи Пушкина «Noel»: «Ура! в Россию скачет кочующий деспот…». По зрелом размышлении Каразин решил в обстоятельной записке раскрыть глаза правительству на опасность современного положения. Предлагая ряд мер для улучшения участи крестьян, изменения системы образования, Каразин обосновывает необходимость преобразований нарастающим «духом развратной вольности», который заражает «все состояния», и даже «молодых людей первых фамилий» (Каразин прямо называет здесь имя С. Г. Волконского, принадлежавшего к одной из наиболее знатных дворянских фамилий) и «лицейских питомцев». Среди последних был упомянут сочинитель эпиграмм, в одной из которых «высочайшее лицо названо весьма непристойно». Граф Кочубей, которому была передала записка Каразина, сообщил о названных фактах Александру I, и участь Пушкина была решена. Друзья поэта и, прежде всего, Жуковский сумели смягчить предполагаемую кару — более суровое наказание было заменено ссылкой на юг. 6 мая 1820 года Пушкин покинул Петербург. «Вольное общество» реагировало на это событие своеобразной общественной демонстрацией в защиту опального поэта. Эту демонстрацию нельзя не связать с деятельностью «Союза Благоденствия». На очередном заседании «Вольного общества» были выступления, носившие характер политического протеста, зачитывались стихи Кюхельбекера, в которых автор призывал Пушкина пренебречь «шипеньем змей». Наконец, после отъезда молодого поэта появилось смелое стихотворение Глинки, опубликованное в «Сыне Отечества», в котором автор заверял Пушкина:
146
Пушкин А. С. Собр. соч. В 8 т. Т. 1. М., 1967. С. 308, 310.
Пушкин, глубоко тронутый этим обращением, ответил Глинке также стихами, в которых называл его «великодушным гражданином»:
Без слез оставил я с досадой Венки пиров и блеск Афин, Но голос твой мне был отрадой, Великодушный гражданин! [148]147
Базанов В. Очерки декабристской литературы. М., 1953. С. 159.
148
Шубин В. Ф. Поэты пушкинского Петербурга. Л., 1985. С. 123.
Известно, что Ф. Н. Глинка, бывший тогда адъютантом петербургского генерал-губернатора, много помогал поэту в тяжелые для него дни весны 1820 года. Это увеличило уважение и привязанность Пушкина к Глинке.
Сразу же после ссылки Пушкина Каразин был изгнан из «Вольного общества». Как отповедь каразинскому рассуждению «Об ученых обществах и периодических сочинениях в России» прозвучала произнесенная на заседании общества речь Н. И. Гнедича, в которой он отстаивал принципы гуманизма, прогресса науки, высокого гражданского искусства. Перо в руках писателя уподоблялось им скипетру царя: «Им писатель сражается с невежеством наглым, с пороком могучим, и сильных мира сего призывает из безмолвных гробов на суд потомства». [149] «Вольное общество» существовало до 1825 года, сохранив связь с «Северным обществом», сменившим «Союз благоденствия».
149
Пушкин А. С. Собр. соч. В 8 т. Т. 1. С. 160.
Дальнейшее развитие русского литературного романтизма, отличавшегося более активным характером, связано с деятельностью писателей, ставших затем членами декабристского «Северного общества», — Александр Бестужев, Кондратий Рылеев, Вильгельм Кюхельбекер; к этому же направлению относится и поэзия Пушкина 20-х годов.
Одним из выдающихся поэтов-декабристов был К. Ф. Рылеев. Он родился в 1795 году в небогатой дворянской семье. Место рождения его не установлено, но детские годы он провел в поместье родителей Батово (ныне деревня Гатчинского района Ленинградской области) на берегу живописной реки Оредеж. Шестилетним мальчиком он был отдан в кадетский корпус, который окончил в 1814 году и принял участие в заграничных походах русской армии. Еще в корпусе начитанный мальчик начал писать стихи. В 1818 году, выйдя в отставку, женившись и переехав на жительство в именье Батово, Кондратий Федорович всецело посвятил себя литературе. Находясь невдалеке от Петербурга, он постоянно наезжал в столицу, вошел в круг литераторов, сблизился с некоторыми из них — Гнедичем, Дельвигом, Ф. Глинкой, Булгариным, Измайловым. В это время Рылеев много пишет. В его поэзии крепнут обличительные мотивы.
В октябрьском номере журнала «Невский зритель» за 1820 год появилось стихотворение «К временщику», подписанное «К. Рылеев». Всем прочитавшим его стало сразу же понятно, что автор обращался в этом произведении к любимцу Александра I графу Аракчееву. Примечательно, что поэт, до того подписывавший свои стихи лишь инициалами «К. Р-в», теперь поставил свою полную фамилию, как бы выражая готовность нести ответственность за свое выступление против всесильного временщика. Для того, чтобы понять дерзостную смелость подобного поступка, надо представить себе размеры «всевластия» Аракчеева, тот страх, который одно его имя возбуждало в жителях Петербурга. Вот как писал об этом декабрист И. А. Бестужев: «Все государство трепетало под железною рукою любимца правителя. Никто не смел жаловаться: едва возникал ропот — и навечно исчезал в пустынях Сибири или в смрадных склепах крепостей». [150] Читатели, узнавшие в стихотворном портрете Аракчеева, сравнивали молодого поэта с юным Давидом, вступившим в бой с великаном Голиафом. Действительно, яростным обличением звучали строки, обращенные к могущественному фавориту:
150
Бестужев Л. А. Воспоминания о Рылееве // Верные сыны Отечества. Л., 1982. С. 177.