История русской культуры. XIX век
Шрифт:
Решающее влияние на жизнь университета получил инспектор. Не будучи преподавателем, он, тем не менее, мог теперь совместно с деканом обсуждать распределение часов, содержание лекций и даже научные вопросы.
Поскольку одной из главных целей устава являлось стремление сделать невозможными студенческие беспорядки, то инспекторское наблюдение за студентами было «настолько усилено, что, по существу, приближалось к полицейской слежке.
„Сыск и шпионство царили в университетах, — писал позднейший исследователь. — В Казанском они проявлялись, кажется, в особо грубых формах… Там вводить устав 1884 года был назначен новый попечитель из ретивых директоров гимназий, некто Масленников — господин, как говорили, сделавший карьеру по протекции какой-то влиятельной монахини… Приступив к вылавливанию из студенческой среды крамольников, Масленников нашел себе хорошего помощника в лице… инспектора Потапова, который почти каждого студента почитал личным врагом“. [381]
381
Фирсов Н. Н. Студенческое движение в Казанском университете в 1887 году // Исторические характеристики и эскизы. Т. 3. Вып. 1. Казань, 1926. С. 79.
Совершавший инспекторскую поездку председатель ученого комитета министерства народного просвещения А. Георгиевский также положительно оценил деятельность казанского инспектора, его „тщательное наблюдение за студентами“, особо подчеркнув, что „инспекция в Казани была поставлена в правильные отношения к общей полиции и жандармскому управлению“. [382]
Устав 1884 года внес изменения и в учебные планы университетов, при этом большой урон претерпело историко-филологическое образование. Было уничтожено деление историко-филологических факультетов на историческое, славяно-русское и классическое отделения. Основными предметами для студентов этого факультета стали древние языки, древняя история и мифология.
382
Георгиевский А. Краткие исторический очерк правительственных мер против студенческих беспорядков. СПб., 1890. С. 176
Бывший студент этого факультета, впоследствии академик С. А. Жебелев писал: „Из всех университетских факультетов факультеты историко-филологические были затронуты уставом 1884 года наиболее чувствительно. Строго говоря, эти факультеты, как таковые, были упразднены… В них сохранялась одна лишь классическая филология, понимаемая, опять-таки, не научно, а под определенным углом зрения…“. „Министр просвещения, — иронично продолжал мемуарист, — убежденный в том, что классическая филология — альфа и омега всех гуманитарных дисциплин, что в ней залог блага и спасения России… задумал… взрастить возможно большее количество филологов-классиков, как самый надежный оплот отечества…“. [383]
383
Лебедев С. А. Из университетских воспоминаний (1886–1890) // Вестник древней истории. 1968. № 3. С. 159.
В результате такой учебной программы студент филологического факультета мог его закончить, не прослушав таких лекционных курсов, как история России, русский язык и литература, славянское языкознание и другие, признанные „необязательными“. К счастью, большинство профессоров-классиков, читавших курсы классической филологии, понимали ее как научную дисциплину, а не как особого рода педагогический прием, имеющий в виду не столько научить, сколько „обуздать“ и „смирить“.
Во всяком случае, тем „привилегированным положением“, в какое профессоров-классиков должен был поставить устав 1884 года, они и в малой степени не пользовались. Более того, они, видимо, этого привилегированного положения конфузились, и вскоре же первые с жаром против него ополчились». [384]
384
Там же. С.162.
Не оправдала себя и система так называемых гонораров. При существовании в учебной программе «необязательных» и «обязательных» курсов, профессора, читавшие первые курсы, получали вдвое меньше, чем их коллеги, читавшие «обязательные» курсы, независимо от эрудиции и способностей лектора. Кроме того, подобная финансовая система была крайне тяжела для студентов.
Устав 1884 года вызвал многочисленные протесты как общественности, так и самих «универсантов», тем более что реакционное его значение было усилено последующими правительственными циркулярами. «Правилами» 1884 года студентам было запрещено выражать одобрение или неодобрение профессорам и вступать в брак во время обучения в университете. В 1885 году распоряжением Комитета министров в университетах вводилось обязательное ношение формы. Студенты были обязаны отдавать честь членам императорской фамилии и университетскому начальству. Запрещались студенческие собрания и сходки. За нарушение дисциплины были установлены системы наказаний.
Видный историк русской культуры П. Н. Милюков, признавая основной тенденцией устава 1884 года «подчинение профессорского преподавания и службы университетскому начальству и министерству», а также «усиление инспекторского надзора за студентами», писал о его последствиях в 90-х годах: «В области высшей школы борьба идет против академических условий, созданных уставом 1884 года Правительство отвечает на студенческие волнения, прежде всего, усилением репрессий. Высшая точка, до которой оно доходит в этом направлении, — это правило 29 июля 1899 года об отдаче в солдаты участников беспорядков. 183 студента Киевского университета были действительно отданы в солдаты в силу этих правил. Ответом было убийство министра народного просвещения Боголепова студентом (социалистом-революционером) Карповичем». [385] Лишь после этого министерством просвещения было предложено советам университетов высказать свое мнение по поводу желательных изменений в уставе 1884 года. Советы потребовали восстановления автономии и возвращения прав студенческим организациям.
385
Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры. М., 1931. С. 337.
Устав 1884 года и последующие правительственные мероприятия отрицательно сказались и на материальном положении студенчества.
Поскольку основную массу студенчества второй половины XIX века составляли разночинцы, то естественно, что имущественное положение этой группы было недостаточным. Тем более что в течение ряда лет плата за обучение неуклонно возрастала. Если в 60–70-х годах студенты столичных университетов вносили в год 50 руб., а провинциальных — 20 рублей, то по уставу 1884 года плата была повышена до 60 руб., а после 1887 года (то есть после покушения на Александра III 1 марта 1887 года студента Петербургского университета Александра Ульянова — Н. Я.) плата возросла до 100 руб. в год. Кроме платы за обучение студентам полагалось внести 20 руб. в комиссию для сдачи выпускных экзаменов и получения выпускного свидетельства. [386] Государственными стипендиями же пользовались не более 15 % студентов каждого факультета. Получение ее было обусловлено рядом требований: представления справки о бедности, положительного отзыва инспектора о поведении студента и, наконец, благополучной сдачи так называемых «состязательных испытаний». Кроме государственных стипендий, существовали стипендии из фондов общественных и частных пожертвований. Студенты предпочитали обращаться за помощью к ним.
386
Щетинина Г. И. Университеты в России. С. 190.
Но ни государственные стипендии, ни благотворительность не могли в значительной степени удовлетворить потребности неимущего студенчества, существование которого постоянно отравляла мучительная нехватка средств и постоянные поиски заработка. Впоследствии видный ученый профессор И. И. Янжул вспоминал, что, будучи студентом Московского университета, «последние гроши употреблял на публикации в „Полицейских ведомостях“, ища какого угодно заработка и давая взятки газетным разносчикам и наборщикам, чтобы они извещали меня раньше всех о опросах на труд… Из всех этих мер ничего хорошего не выходило… я оставался без заработка и задаром трепал свои старые и без того дырявые сапоги… Я распродал решительно все, что только можно продавать, и заложил все из более необходимого». [387] Мемуарист тщательно воспроизвел бюджет студента, имеющего в месяц 25 руб. Кроме платы за комнату (11 руб.) наибольшие расходы на питание. Большинство студентов пользуется полусытными и нездоровыми обедами в кухмистерской. Минимальная плата за обеды в этих столовых 7 руб. 50 коп. Такая же цена и в платной столовой «Общества для пособия нуждающимся студентам». Кроме этого утренний и вечерний чай с сахаром обходился в месяц в 1 руб. 30 коп. Хлеб утром и вечером по 5 коп., всего в месяц — 3 руб. Освещение при небольшой лампе (керосиновой) — 50 коп., прачка 1 руб., мелкие расходы (мыло, баня, зубной порошок, бумага) — 50 коп. В итоге — 24 р. 80 к. «И 20 коп. остается на табак или театр». [388]
387
Янжул И. И. Воспоминания о пережитом и виденном в 1864–1909 годах. Вып. 1. СПб., 1910. С. 9.
388
Иванов П. Студенты в Москве // Московский университет в воспоминаниях современников. М., 1956. С. 378.
Жилищные условия для большинства неимущих студентов были тяжелыми. Селились преимущественно в наиболее бедных кварталах, где комнаты были дешевле. Описание одного из подобных мест дает в своих воспоминаниях бывший студент Московского университета: «Узкие-преузкие улицы (Бронные, Козихинские).
Невзрачные деревянные домишки с полинявшей краскою, грязные, противные… Небольшие колониальные (то есть мелочные, торгующие различными товарами, в том числе чаем— Н. Я.) лавочки с немытыми окнами. Отталкивающего вида ворота. Безобразные дворы — антисанитарные до последней степени. И всюду вонь, смрадная вонь подвалов, отхожих мест и помойных ям. В воздухе носятся ядовитые испарения… Население сплошь состоит из людей без определенных занятий, мелких канцелярских служащих, вдов и женщин разного типа… Пьяное веселье обитает рука об руку с вечной нуждой, перебиванием с хлеба на квас». [389] В таких старых деревянных домишках Москвы или 4–5-этажных доходных домах Петербурга с дворами-колодцами снимали студенты комнаты. Если комната сдавалась одному студенту, то стоила 11 руб. в месяц с прислугою, то есть уборкой и самоваром по утрам: «… Это будет помещение, где можно спать и изредка заниматься, если позволят соседи и холод — эти неизменные спутники студенческих квартир». Но нередко бюджет студентов бывал меньше 25 руб. — 18 или 15 руб. в месяц составляли прожиточный минимум. Тогда комнату снимали втроем или вчетвером. Вот как рисует быт таких бедолаг известный публицист В. Гиляровский: «В каждой комнатушке студенческих квартир… жило обыкновенно четверо. Четыре убогих кровати — они же стулья; столик да полка книг, за переплетами которых переезжали из квартиры в квартиру клопы». Обедали в столовых (кухмистерских) или питались чаем с хлебом. При жесткой экономии вместо чая заваривали цикорий, «круглая палочка которого в 1/4 фунта стоила 3 коп., и ее хватало на четверых дней на 10». [390]
389
Там же. С. 386.
390
Гиляровский В. Студенты // Московский университет в воспоминаниях современников. М., 1956. С. 372.
Особенные материальные трудности возникали у бедных студентов с одеждой, особенно форменной. «И вот многие покупают пальто и тужурку где-нибудь по случаю: у товарищей, старьевщиков. Тут не приходится рассуждать, принято или не принято носить платье неизвестно с чьего плеча — может быть, больного или умершего от заразной болезни», — вспоминал бывший студент.
Вообще, обязательная форма вызывала у студентов не только новые расходы, но и насмешки. В. Гиляровский в своих воспоминаниях приводит стихи, которые ходили по рукам у студентов: «У Александра III было две слабости: страсть всех одевать в форму и увлечение игрой на тромбоне… Царь наш юный — музыкант. На тромбоне трубит. Только царственный талант Ноту „ре“ не любит. Чуть министр поднесет новую реформу, „Ре“ он мигом зачеркнет. И оставит форму».