История русской культуры. XIX век
Шрифт:
Постепенно стали меняться характер и содержание университетских лекций. Профессора информировали студентов о современных достижениях европейской науки, новых научных теориях. В 1864 году появился перевод на русский язык книги Ч. Дарвина «Происхождение видов», совершившей переворот в науке. Большее место в лекционных курсах стало отводиться освещению западноевропейской литературы, истории, права. Активизировались и научные публикации — в начале 60-х годов вышли из печати новые тома «Истории Руси с древнейших времен» Соловьева, «Исторические монографии и исследования» Костомарова, курс ботаники Бекетова. Появилась возможность для заграничных стажировок студентов и научных командировок преподавателей университетов. Новым явлением в университетской жизни стали научные дискуссии.
В 1860 году в Петербургском университете прошел публичный диспут между Костомаровым и Погодиным. Поводом послужило выступление первого против норманнской теории. Сторонник теории Погодина придал научному спору открытый характер и стал инициатором дискуссии, которая вызвала большой общественный интерес. Актовый зал университета во время диспута был переполнен молодежью.
Современница вспоминала: «Сидели по двое на одном стуле… сидели на коленях друг у друга, на окнах, на полу». [366] Симпатии слушателей в основном были на стороне Костомарова. Стремление университетских ученых распространять научные знания проявилось и в чтении публичных лекций, которые ранее подвергались административным гонениям. При Вольном экономическом обществе с конца 50-х годов возобновились публичные лекции по широкой программе, профессор Петербургского университета С. С. Куторга прочел там целый курс «О человеке и природе». В Казани профессора университета Ешевский, Бабст, Булич и Пахман читали лекций гуманитарного цикла. В Петербурге товарищество «Общественная польза» даже открыло зал для публичных лекции в Пассаже. Там читали лучшие профессора университета:
366
Юнге (Толстая) Е. Ф. Воспоминания (1843–1860). М., б. г. С. 297.
Ленц, Загорский, Ходнев, Цонковский. Билеты брались нарасхват. Лекции проходили при переполненном зеле. На каждой присутствовало не менее 300, часто до 500 и более человек.
Изменения происходили и в студенческой жизни. Постепенно исчезал дух казарменной дисциплины, полицейского контроля. По словам современника, «начался ряд освободительных действий», в результате которых студенты почувствовали себя свободнее: «начали курить в стенах университета… О ношении треуголок и шпаг начальство уже не заикалось; их сдали в архив даже франты-беложилетники… Вместе с тем, начали появляться в университете студенты с косматыми гривами и усами… Все это были мелочи, но они несказанно поднимали дух и укрепляли…». [367]
367
Скабичевский А. М. Литературные воспоминания. С. 98.
Бедность большинства студентов, непривилегированность социального положения: выходцы из мелкопоместного дворянства, духовного сословия, мещанства, они, оторвавшиеся от своего сословия, по существу были разночинцами — все это воспитывало в них самостоятельность поступков и суждений, привычку рассчитывать только на свои силы, непримиримость к несправедливости.
Любознательность таких юношей проявлялась не только в науке, но и в активном интересе к общественной жизни. Наряду с этим возникали стремления обсудить университетские проблемы, свое положение. Так, студенты Петербургского университета стали выпускать листки, в которых «помещались сведения о том, что обсуждали и что порешили на той или другой сходке, отчеты о действиях кассы (взаимопомощи — Н. Я.), распоряжения старост… сатиры на профессоров и студентов». Однако вскоре редакторы и сотрудники листков были вызваны к попечителю князю Щербатову, который обязал их представлять ему тексты листков. Естественно, что дальнейшее распространение их прекратилось. Эта и подобные административные меры вызывали возмущение студентов, усиливавшееся всем происходившим в стране. «Сверху предпринимался ряд либеральных мер, — писал современник. — Общество выражало большое сочувствие им, вместе с тем роптало, волновалось, протестовало по поводу злоупотреблений и беззаконий, какие встречались на каждом шагу. Сатирические листки, с „Искрою“ во главе, взапуски обличали их; в газетах печатались протесты с десятками подписей…». [368] Начались массовые сходки студентов, которым пыталось препятствовать начальство. В Московском университете, «когда очень многолюдная сходка хотела собраться в большой актовой зале старого университета, начальство распорядилось запереть двери этой залы; но это повело лишь к тому, что толпа выломала двери и, войдя в залу, устроила тем сходку…». Постепенно студенческие собрания стали носить политический характер. «…Несомненно, — свидетельствует участник сходки, — что в числе ораторов, говоривших на сходках и вообще руководителей движения были и прямо политические ораторы, находившиеся в связи с тайным обществом „Земля и Воля“, распространившим в то время деятельность свою по всей России». [369]
368
Там же. С. 100, 103.
369
Линда В. Н. Воспоминания о моей жизни // Русская мысль. 1911. № 7. С.117.
Студенческие сходки и выступления стали вызывать тревогу в правительственных кругах. «Государь, — записал в своем дневнике профессор Петербургского университета, редактор „Северной почты“ А. В. Никитенко, — призвал к себе министра (Ковалевского — Н. Я.) и объявил ему, что такие беспорядки, какие ныне волнуют университеты, не могут быть терпимы, и что он намерен приступить к решительной мере — закрыть университеты». [370] Честный и умный, по словам того же Никитенко, Ковалевский возражал против этих крайних мер, но, не сумев успокоить студенческие волнения, был заменен не посту министра просвещения г. Путятиным, попытавшимся силой воздействовать на движение. Когда в Московском университете состоялась грандиозная студенческая демонстрация в день памяти профессора Т. Н. Грановского, то на следующий день 24 человека из ее участников были арестованы.
370
Никитенко А. В. Дневник. В 3 т. Т. 2. М., 1955. С. 184.
В мае — июне 1861 года правительством были приняты постановления о запрещении студенческих сходок и собраний, а также об освобождении от платы за учение не более двух студентов из каждой губернии, что закрывало двери университетов для малоимущих. Но эти меры только подлили масло в огонь. «Для возбуждения университетских волнений, — писал студент Киевского университета, — явился новый повод в только что изданных для студентов правилах, применение которых во всех почти университетах встречено было ропотом и даже сопротивлением». [371] В ответ на эти правительственные указы возникли крупные студенческие волнения во многих университетах. В Киевском университете в связи с арестом студента Пеньковского начались массовые сходки. Особенно значительными были выступления студентов в Москве и Петербурге, где уличная демонстрация была разогнана полицией. «Господствующее настроение между студентами было самое крайнее: ненависть к власти… протест против существующего порядка вещей, доходивший до полного отрицания какого бы то ни было с ними компромисса» [372] , — вспоминал участник этих событий.
371
Юзефович Б. М. Тридцать лет тому назад // Русская старина. 1895. Кн.11. С. 95.
372
Там же. Кн.10. С.195.
В ответ на студенческие волнения власти закрыли Петербургский университет впредь до «особого распоряжения», которое последовало лишь в 1863 году.
Студенческие волнения вызвали широкое общественное сочувствие. Университетские вопрос приобрел политическое значение, так как отношение правительства к просвещению определяло и общую направленность внутренней политики. Подъем студенческого движения оказал непосредственное воздействие на разработку нового университетского устава, подготовка которого продолжалась с 1858 по 1863 год. В ходе его обсуждения высказывались самые крайние предложения, вплоть до превращения университетов в исключительно дворянские учебные заведения. Министр Путятин проявил полную некомпетентность в данном вопросе. «Очевидно, — писал Никитенко, — он не в состоянии сам обнять ни задач университетов, ни нужд их, ни средств, как их преобразовать и улучшить». [373]
373
Никитенко А. В. Дневник. С. 240.
Тем не менее, общественные настроения и выступления студенчества предопределили в целом прогрессивный характер устава 1863 года. Согласно ему университеты признавались как самоуправляющиеся учреждения. Правительственный контроль был ослаблен. Университетские советы получали право решать все методические вопросы, определять учебную программу, распределять средства на учебные пособия, назначать стипендии студентам, рекомендовать к изданию научные работы, присуждать награды и медали. Устав 1863 года устанавливал выборность ректора и деканов с последующим утверждением их попечителем учебного округа или министром просвещения.
Устав 1863 года закрепил и стабильную структуру университетов. В состав их входили четыре факультета: физико-математический, с отделениями физическим, математическим и естественным; медицинский; историко-филологический, с отделениями историческим, славяно-русской филологии и классической филологии; юридический. В Петербургском университете не было медицинского факультета, поскольку в городе действовала Медико-хирургическая академия, но был факультет восточных языков. Томский университет открылся в 1888 году в составе одного медицинского факультета, в 1898 году к нему был прибавлен юридический. В Дерптском университете существовал еще богословский, лютеранский факультет.
В преподавании сочетались лекционный метод с практическими занятиями. Учебная программа была расширена за счет специальных предметов, при этом из нее были исключены фехтование, музыка, рисование. Срок обучения был увеличен до 5 лет.
По окончании университета студенты получали звание кандидата. Наиболее способные могли продолжать занятия в аспирантуре. Через два года обучения аспиранты держали экзамен на степень магистра и готовили магистерскую диссертацию.
Воплощение в жизнь положений устава 1863 года способствовало прогрессивному развитию университетского образования и научной деятельности.