История русской культуры. XIX век
Шрифт:
При университетах и с участием университетских преподавателей стали создаваться многочисленные научные общества, деятельность их охватывала обширные регионы России и была очень плодотворна. Например, в 1868 году в Казани было создано «Общество врачей», председателем которого являлся профессор Казанского университета Виноградов. «Общество» производило «изучение в медицинском отношении Казанского края с целью повышения в нем уровня общественного здоровья». Среди прочих дел разрабатывались меры, призванные устранить «вредное влияние различных производств на жизнь рабочих». Сотрудники Харьковского университета изучали местные минеральные источники, принимали предупредительные меры против эпидемий (в частности, холеры), принимали участие в деятельности местного общества грамотности. В 1868 году в Петербурге, а затем в Казани, Киеве и др. городах возникли «Общества естествоиспытателей», деятельность их протекала в тесной связи с университетскими учеными. Активное участие в работе «Общества» принимал профессор Петербургского университета Фаминцын, в Казани совет университета предоставил в распоряжение «Общества» аудиторию и музей. При многих университетах создавались общества археологии, истории и этнографии, изучавшие местные памятники древности и собиравшие этнографический материал.
Несмотря на развитие университетского образования и науки во второй половине XIX века продолжало не хватать как научных кадров, так и людей с высшим образованием. В середине 60-х годов А. В. Никитенко записал в своем «дневнике»: «…из 80 000 чиновников империи ежегодно открывается вакантных мест 3000. В продолжение 2-х или 3-х лет… из всех университетов, лицеев и школы правоведения выпускалось ежегодно 400 человек, кроме медиков. Вывод из этого: как невелико у нас число образованных людей для занятия мест в государственной службе». [374]
374
Там же. С.243.
Положение, подобное этому, сохранялось и в последующие годы. Нехватка научных кадров побуждала привлекать университетских профессоров для обсуждения различных проектов, участия в государственных административных и финансовых комиссиях. Например, профессор А. И. Воейков был председателем метеорологической комиссии Российского географического общества, В. В. Докучаев — член комиссии по высшему сельскохозяйственному образованию и комиссии министерства государственных имуществ. В то же время экономическое положение университетов в 60–80-х годах продолжало оставаться тяжелым. Штатные суммы не покрывали действительных расходов на жалование преподавателей и служащих университетов. В начале 80-х годов XIX века они составляли по Петербургскому университету — 311 050 руб… Московскому — 409 570 руб… Казанскому — 342 820 руб… Харьковскому — 327 190 руб., Киевскому — 332 070 руб. На учебно-вспомогательные учреждения шести университетов отпускалось 2 907 722 руб. [375] Из-за нехватки средств в лабораториях отсутствовали нужные препараты и приборы, беднели библиотеки и университетские музеи. Большие трудности испытывали университеты из-за неприспособленности и тесноты помещений. Так, при открытии Харьковского университета он был помещен в бывший генерал-губернаторский дом, естественно, не приспособленный для нужд учебного заведения. Посетивший его в конце 30-х годов В. А. Жуковский характеризовал положение университета двумя словами: «бедность и теснота». Подобное состояние ухудшилось во второй половине XIX века. В 70-е годы с ростом кафедр потребность в помещениях еще увеличилась — они нужны были для клиники при медицинском факультете (на 75 кроватей), обсерваторий астрономической и метеорологической, кабинетов механики, физической географии и судебной медицины. Благодаря крупному пожертвованию богатого сумского сахарозаводчика Харитоненко (100 тыс. руб. на строительство и 50 тыс. руб. на стипендии его имени) было построено здание для медицинского факультета, но проблема в целом решена не была.
375
Щетинина Г. И. Университеты в России и устав 1884. Л., 1976. С. 161.
Аналогичные трудности испытывали и другие университеты. Так, ректор Казанского университета профессор Н. Н. Булич сетовал на перенаселенность аудиторий, тесноту на медицинском факультете, ужасное положение библиотеки: «…безобразнее нашего библиотечного учреждения трудно представить… Я не говорю уже о совершенном неудобстве библиотеки для занятий в ней студентов… внутренность главной залы… в настоящее время… так загромождена шкалами и покрытыми густым слоем пыли, валяющимися на полу книгами, что в ней существует едва возможность пройти, а не заниматься спокойно». [376]
376
Корбут М. К. Казанский государственный университет им. В. И. Ульянова-Ленина за 125 лет (1804–1929/30). Казань, 1930. С. 55–56.
Незавидным было и положение профессуры, особенно в провинциальных университетах. В 1875 году в шести университетах России работали 387 профессоров и доцентов. Современник так характеризовал условия существования профессоров Казанского университета в начале 70-х годов: «Сильно стесненные в средствах, так как жизнь с каждым годом становилась все дороже, не имея возможности не только приобретать книги, которые для каждого ученого составляют насущную потребность, но даже удовлетворять свои текущие обыденные потребности жизни». И, продолжая описывать бедственное положение провинциальной профессуры, автор добавлял: «От этого круга умственной деятельности в течение целого академического года добросовестному профессору по существу не приходилось пользоваться даже отдыхом, так как, с одной стороны, ему предстоял годичный курс, требовавший подготовки, с другой — привязанность к науке и техника научных исследований требовали непрерывных занятий. Но, тем не менее, несмотря на эту безостановочную работу, которая всегда делала и делает профессорскую должность едва ли не самой трудной из всех педагогических должностей государства, большинство профессоров — истинных тружеников — никогда не жалели о своем времени и трудах и с полной готовностью отдавали их делу общей пользы». [377]
377
Там же. С. 6–7.
Несмотря на все трудности, творческая активность университетских ученых получила в этот период воплощение в ряде выдающихся научных работ: математика П. Л. Чебышева, физика А. Г. Столетова, механика Н. Е. Жуковского. Историческая наука обогатилась завершающими томами «Истории России с древнейших времен» С. М. Соловьева (1878–1879), в это же время вышли в свет «Общинное землевладение…» М. М. Ковалевского, «Боярская дума в древней Руси» В. О. Ключевского и др.
Общедемократический подъем конца 70-х — начала 80-х годов оказал огромное воздействие на университеты. Под влиянием растущего общественного возбуждения, активизации революционной деятельности народников студенты начали принимать все более деятельное участие в разного рода публичных мероприятиях: юбилеях прогрессивных писателей, петициях, похоронах передовых общественных деятелей, затем сходках и демонстрациях. С весны 1878 года передовое студенчество принимает активное участие в общественных выступлениях против произвола властей. Многочисленные сходки в университетах страны прошли в связи с политическим «процессом 193-х». «Печать и высшая школа всегда являлись у нас наиболее чувствительными и нежными барометрами для определения политической погоды», [378] — писал в своих воспоминаниях замечательный русский ученый-историк А. А. Кизеветтер.
378
Кизеветтер А. А. На рубеже двух столетий… С. 100.
Осенью и зимой 1878 года студенты Петербургского, Харьковского и Московского университетов обратились с петицией к наследнику престола великому князю Александру Александровичу (будущему императору Александру III). В петиции содержались просьбы о предоставлении корпоративных прав, разрешения касс взаимопомощи, сходок и других «прав человека». Подобные петиции подавались и студентами Петербургской Медико-хирургической академии. Харьковского ветеринарного института и других высших учебных заведений страны. В ряде случаев студенческие демонстрации были разогнаны полицией и казаками.
Академический конфликт стал приобретать политический характер.
В ответ на студенческие волнения правительство в изданных в 1879 году «Временной инструкции для университетской инспекции» и «Правилах для студентов» постановило: студенческие сходки, собрания, спектакли, а также подачу адресов и петиций запретить, усилить полицейский надзор за студентами. В обязанности инспектора теперь входило наблюдение за студентами во внеучебное время — посещение их квартир, вечеринок, изучение характера, интересов, дружеских связей каждого студента.
Однако дальнейшее нарастание революционной ситуации в период 1879–1881 годов притормозило последующие репрессивные меры против университетов и опубликование готовящегося нового университетского устава.
Лишь в августе 1884 года был обнародован новый университетский устав, явившийся «детищем» Д. Толстого, а позднее назначен министром просвещения И. Д. Делянов, который «был решительным врагом всяких либеральных веяний и являлся неизменным оруженосцем Победоносцева и Толстого».
Новый устав 1884 года был принят без предварительного одобрения Государственным советом, многие члены которого выступили с серьезными возражениями. Утвержденный императором устав, по выражению Б. Н. Чичерина, обезглавил университеты и «перевернул вверх дном». Показательно, что реакционная печать дала высокую положительную оценку уставу 1884 года «Московские Ведомости» писали, что в новом уставе «не допущено никаких искажающих дело компромиссов, не сделано никаких поблажек самодурству… Историческое дело благоустройства учебного дела в России, выпавшее на долю Толстого, получило теперь свое завершение… Надо всем простирается направляющий и контролирующий надзор государственной власти». Действительно, новый устав практически упразднил автономию университетов — был введен строжайший контроль министерства за преподавательской деятельностью, учебной программой и учебными планами университетов; министерство повышало и увольняло по представлению попечителя профессоров, «избирало» ректора и деканов факультетов. Историк А. А. Кизеветтер впоследствии так оценил значение устава: «Университетский устав 1884 года устанавливал некоторые полезные нововведения… совершенно ниспровергал университетскую автономию, сводил к нулю самостоятельность совета профессоров, уничтожал выборное начало в строе управления университетом, отменял выборы ректора и деканов и превращал ректора и деканов в чиновников назначаемых: ректор — министром народного просвещения, деканы — попечителем учебного округа». [379]
379
Там же. С.101.
В «Соображениях о приведении в действие постановлений нового устава» подчеркивалось политическое значение университетов: «университет как учреждение государственное не может не иметь политической цели», поэтому «…университетское воспитание… должно быть на службе государственных интересов и правительственной власти». Отсюда вытекало требование, чтобы «профессора в политическом отношении сознавали себя органами правительства и обязанными следовать его видам». Выборы профессоров не могут быть предоставлены «случайностям и пристрастиям», а должны быть результатом «внимательного и подробного обсуждения с решающим голосом центральной власти». Во время таких «избраний» профессоров и доцентов главное внимание обращалось на их «благонадежность» и образ мыслей. При этом наряду с прискорбными случаями увольнения способных ученых и педагогов случались и курьезы. Так, один доцент Харьковского университета (впоследствии видный ученый) был «оставлен за штатом», то есть не принят на должность, так как, «по частным сведениям», один его доклад на археологическом съезде в Одессе был признан не соответствующим официальной концепции. Однако впоследствии оказалось, что упомянутый доклад был сделан совсем другим человеком. [380]
380
Краткий очерк истории Харьковского университета за первые 100 лет его существования (1805–1905), составленный профессорами Д. И. Боголеем, Н. В. Сумцрвым, В. П. Бузескулом. Харьков, 1906. С. 250.