История русской литературной критики. Советская и постсоветская эпохи

Дубин Борис Владимирович

Борьба между напостовским руководством и Литфронтом, которая называлась «творческой дискуссией» [554] , не должна, однако, вводить в заблуждение. Эта борьба — за власть, и разница между напостовцами и литфронтовцами сводилась к тому, что первые были откровенными эпигонами (они полагали, что новую действительность следует «отражать» методами реализма XIX века, через раскрытие частной жизни в психологическом романе), а вторые, исходя из теории Переверзева, отрицали классический реализм и требовали не изображения частной жизни, но воспевания «психологии площадей» и движения «больших масс». Условно, образцом для напостовцев служил «Разгром» Фадеева, тогда как для литфронтовцев — «Железный поток» Серафимовича.

554

См.: Голоса против: Критический альманах. Л.: Изд-во писателей в Ленинграде, 1928. Гельфанд М. О творческом методе пролетарской литературы и об ошибках налитпостовцев. М.-Л.: Федерация, 1930; К творческим разногласиям в РАПП. Л.: ГИЗ, 1930; С кем и почему мы боремся. М.: ЗиФ, 1930; Творческие пути пролетарской литературы. М.: ГИЗ, 1928; Удар за ударом. Л.: ГИЗ, 1930. См. также: Библиография по вопросам творческой дискуссии // Литературная учеба. 1930. № 6. С. 131–135.

После разгрома РАППа в апреле 1932 года «Правда» выступила с передовой статьей, где были перечислены все рапповские лозунги и установки, подлежащие теперь безоговорочному осуждению [555] .

И хотя поначалу некоторые рапповцы воспротивились роспуску, их сопротивление было сломлено. Наиболее гибкие (Фадеев, Ермилов) резко раскритиковали своих вчерашних товарищей, что им было впоследствии зачтено. Многие ведущие рапповские функционеры погибли в эпоху террора, причем не только критики-напостовцы, такие как Леопольд Авербах, Иван Макарьев, Алексей Селивановский, но и их оппоненты. Так, в годы Большого террора были репрессированы почти все литфронтовцы: ленинградские критики А. Зонин, А. Камегулов, М. Майзель, Г. Белицкий, Г. Горбачев, Зел. Штейнман и др. [556]

555

На уровень новых задач [Ред.] // Правда. 1932. 9 мая.

556

Об их судьбе см.: Распятые. Писатели — жертвы политических репрессий. Вып. 1, 2. СПб.: Северо-Запад, 1993, 1994. Яркие портреты ведущих критиков-функционеров «напостовской группы» Леопольда Авербаха, Владимира Киршона, Александра Фадеева, Федора Раскольникова и других см. в кн.: Сельский В. «Снимание покровов»: Воспоминания о советской литературе и Коммунистической партии в 1920-е годы. СПб.: Нестор, 2005. С. 66–87.

Происходящее «на литературном фронте» было знаком общекультурной ситуации. Те же процессы протекали в художественной жизни страны: в 1929 году в ней начинает доминировать АХРР, к власти в которой прорвалась молодая и агрессивная группировка, начавшая диктовать некую «партийную линию». В это время художественный критик, подобно литературному критику, «становится по преимуществу разоблачителем», он теряет право на собственное суждение и призван теперь выражать исключительно «партийную линию» [557] . Так что критический дискурс в разных искусствах (в литературе и живописи, архитектуре и музыке) стал удивительно схожим: всюду повторялись одинаковые рассуждения о «передовом реалистическом искусстве», о «классическом наследии», о «классовых задачах искусства». Лозунги становятся неразличимыми: «Мы за реалистическое искусство, основанное на материалистической диалектике, „срывающее маски“, раскрывающее действительность во всех ее противоречиях…» Слова эти полностью повторяют рапповские призывы, но взяты они из манифеста фракции ВКП(б) АХР, ОМАХР и ОХС и относятся к «борьбе на изо-фронте» [558] .

557

Ковалев А. А. Самосознание критики: Из истории советского искусствознания 1920-х годов // Советское искусствознание. 1991. № 27. С. 374.

558

За пролетарское искусство: Проект платформы для консолидации пролетарских сил на изо-фронте. М.-Л.: Изогиз, 1930. С. 24.

Как и в других искусствах, эпоха рапповской «гегемонии в литературе» стала эпохой узурпации и монополизации культурного поля. Если до 1928 года РАПП был одной из литературных группировок, то с подачи Сталина он стал главной группировкой, поглощающей любые анклавы автономности. Современникам казалось, что РАПП в конце концов захватит все культурное пространство. Существовала, однако, сила, способная поглотить и сам РАПП, — Сталин. После 1932 года и устранения посредника в лице РАПП институционально, идеологически и эстетически весь культурный ландшафт был окончательно выровнен: наступила эпоха Союза писателей и социалистического реализма.

3. «Дискуссия о „Перевале“» и кризис попутничества

В 1929 году Полонский писал о том, что существует два крыла попутчиков — левое и правое, а также тяготеющие к левому и правому центру:

К левому, революционному крылу литературы этой смешанной группы мы отнесем Маяковского, Асеева, Третьякова, Пастернака, Сельвинского и конструктивистов, писателей «Перевала» (за исключением его крестьянских писателей), Бабеля, Сейфуллину, Н. Тихонова. К правому — Е. Замятина, М. Булгакова, М. Зощенко, А. Белого. В левом центре оказываются: Ю. Тынянов, Б. Пильняк, Л. Леонов, Константин Федин, Ю. Олеша, М. Пришвин, М. Шагинян, Н. Огнев. В правом — А Толстой, В. Вересаев, Вс. Иванов последнего периода, Глеб Алексеев, С. Сергеев-Ценский, Н. Никандров, О. Мандельштам [559] .

559

Полонский В. О современной литературе. М.-Л.: ГИЗ, 1929. С. 263–264.

Как ни условна эта схема, вся деятельность РАППа была направлена на поляризацию и разжигание литературной борьбы, радикализацию эстетических программ и распад сложившейся в эпоху нэпа инфраструктуры. Происходило интенсивное переформатирование литературного процесса, который к этому времени стабилизировался, чему свидетельством — публикация основных и во многом итоговых книг ведущих критиков 1920-х годов. Вторым изданием вышли «Очерки литературного движения революционной эпохи» (1928) Вяч. Полонского, его книги «О современной литературе» (1928), «Литература и общество» (1929) и «Очерки современной литературы» (1930). Вышли «Искусство видеть мир» А Воронского (1928) и два тома его «Литературных портретов» (1928–1929). Увидели свет книги Д. Горбова «Путь Горького» (1928), «У нас и за рубежом» (1928) и «Поиски Галатеи» (1929), а также «Современники» (1927), «Литературные будни» (1929) и «Разговор в сердцах» (1930) А. Лежнева; совместная А. Лежнева и Д. Горбова книга «Литература революционного десятилетия, 1917–1927» (1929); «Заказ на вдохновение» (1930) С. Пакентрейгера и «Литературные межи» (1930) Н. Замошкина.

Помимо указанных перевальцев и критиков, близких к «Перевалу», стоит указать на значительную группу критиков, выступавших с близких рапповцам позиций, хотя и не являвшихся рапповскими функционерами: на рубеже 1930-х выходят книги Наума Берковского «Текущая литература» (1930), В. Друзина «Стиль современной литературы» (1929), Ж. Эльсберга «Кризис попутчиков и настроения интеллигенции» (1930), Иуды Гроссмана-Рощина «Искусство изменять мир» (1929) и др. Их выступления нередко подвергались критике с различных сторон за «теоретическую путаницу» и «грубые политические ошибки» [560] .

560

См.: Горбачев Г. Критический обоз // Красная новь. 1930. № 12; Ольховый Б. Литературное бедствие // Литература и искусство. 1930. № 2; Он же. Еще раз о И. Гроссмане-Рощине // Правда. 1930, 13 июня.

Однако сложившийся в эпоху нэпа расклад критических сил начал решительно меняться. Прежде всего это сказалось на издательской политике: помимо московских журналов «На литературном посту», «Октябрь» и «Молодая гвардия» (а позже — целой россыпи «теоретических журналов», таких как «Литература и марксизм» «РАПП» и «Марксистско-ленинское искусствознание»), РАПП издавал множество журналов на периферии: «Резец» в Ленинграде, «Забой» в Донбассе, «На подъеме» на Северном

Кавказе, «Литье» в Новгороде, «Молот» в Туле и многие другие, не считая большого количества альманахов. И практически все они имели отделы критики. Одновременно независимые от РАППа критические издания, такие как «Новый Леф», либо закрываются, либо, подобно «Красной нови», попадают под контроль РАППа. Это происходит с «Новым миром», «Печатью и революцией», «Литературной газетой». Так, после ухода А. Воронского из «Красной нови» «Новый мир» оставался едва ли не последним прибежищем перевальской критики. Здесь печатались яркие полемические статьи С. Пакентрейгера, Н. Замошкина [561] , А. Лежнева, которые были направлены против рапповского догматизма и высмеивали безграмотные теоретические построения ведущих рапповских критиков-функционеров В. Ермилова, М. Лузгина, А. Зонина, М. Гельфанда [562] . Травля «Нового мира» продолжалась несколько лет. Полонский до последнего отбивался от нападок недобросовестных критиков, прежде всего рапповцев [563] .

561

См.: Пакентрейгер С. Из цикла «Халтуроведение» // Новый мир. 1929. № 4; Замошкин Н. Важный шаг к мастерству // Новый мир. 1930. № 1.

562

См.: Лежнев А. Критика «критиков» // Новый мир. 1929. № 4, 5, 8–9; Он же. Разговор в сердцах // Новый мир. 1929. № 11; Он же. Разговор // Новый мир. 1930. № 1.

563

См.: Полонский Вяч. Заметки о критике // Новый мир. 1929. № 11; Он же. Заметки журналиста // Новый мир. 1930. № 1.

В этот период резко возрастает зависимость изданий от литературно-политической борьбы. Причем пострадали литературно-художественные издания, пытавшиеся сохранить нейтралитет. В обострившейся битве за «гегемонию» РАППа они лишились поддержки в ЦК, потеряли свою нишу и стали легкой добычей рапповцев, которым потворствовал всесильный Отдел печати ЦК.

Показательна в этой связи судьба журнала «Печать и революция». Этот старейший и фактически единственный журнал критики и библиографии в стране с 1921 года возглавлял Вяч. Полонский, сумевший обеспечить в нем методологический плюрализм. До начала 1929-го (когда Полонский был снят с поста главного редактора и заменен В. Фриче, а затем И. Беспаловым) на страницах журнала встречались переверзевец Г. Поспелов, рапповец Г. Лелевич, литфронтовец Г. Горбачев, перевальцы А. Лежнев, Д. Горбов, С. Пакентрейгер и Н. Замошкин, лефовцы Н. Чужак и О. Брик. На страницах «Печати и революции» прошла одна из самых важных дискуссий конца 1920-х годов — дискуссия о социальном заказе (январь — март 1929), в которой участвовали представители самых разных направлений. Но уже начиная с весны 1929 года, сразу после снятия Полонского, и вплоть до своего закрытия в середине 1930-го журнал был превращен в трибуну переверзевской школы и литфронтовцев. Резко сузился диапазон тем и состав авторов. Передовые статьи начали звучать как сводки с поля боя [564] ; развернулись атаки на «воронщину» [565] и формализм [566] , на негодных для «учебы» классиков [567] (в частности, на Чехова [568] ) и попутчиков [569] (в частности, на М. Булгакова [570] и С. Есенина [571] ). Сами названия статей последнего полугодия существования журнала говорят об атмосфере кликушества, в которой протекали дискуссии, больше похожие на травлю противников: «Идеализм в литературоведении», «Эклектизм под маской ортодоксальности», «Методология метафизики», «Извращенная история», «Торжествующий эклектизм»… Все это сопровождалось перебранками «по текущим вопросам» с налитпостовским руководством, что в конечном счете и решило судьбу журнала: став заложником Лит-фронта и переверзевской школы, потерпевших поражение в борьбе с РАППом, единственный надгрупповой профессиональный журнал критики оказался обречен.

564

См.: Политика наступления [Передовая] // Печать и революция. 1929. № 4; За консолидацию коммунистических сил пролетарской литературы [Передовая] // Печать и революция. 1929. № 12.

565

См.: Фриче В. М. Откровения мистера и миссис Бритлинг об искусстве // Печать и революция. 1929. № 4; Бочачер М. Гальванизированная воронщина // Печать и революция. 1930. № 3; Блюм В. Буржуазно-либеральная критика за работой // Печать и революция. 1930. № 5–6.

566

См.: Малахов С. Схоластика под маской диалектики // Печать и революция. 1929. № 9; Гельфанд М. Декларация царя Мидаса, или Что случилось с Виктором Шкловским? // Печать и революция. 1930. № 2; Щупак С. За развернутую борьбу с формализмом в литературной теории // Марксистско-ленинское искусствознание. 1932. № 1.

567

См.: Беспалов И. Против грамотности // Печать и революция. 1929. № 9.

568

См.: Алешина Т. Творчество Чехова (К пересмотру устаревшей традиции) // Печать и революция. 1929. № 7.

569

См.: Ольховый Б. О попутничестве и попутчиках // Печать и революция. 1929. № 5, 6; Он же. Еще раз о литературном попутничестве // Печать и революция. 1929. № 8.

570

См.: Нусинов И. М. Путь М. Булгакова // Печать и революция. 1929. № 4.

571

См.: Бескин О. Бард кулацкой деревни // Печать и революция. 1929. № 7.

О том, насколько глубоким был кризис попутничества и попутнической критики, насколько тягостная сложилась атмосфера, свидетельствует тот факт, что в ходе непрестанной травли попутчиков начали раздаваться прямые призывы к доносительству. Критик Камегулов заявлял:

Я ставлю вопрос подлинному писателю-попутчику: не пора ли открыто активизировать свои социально-политические симпатии, отмежеваться от людей, которые дискредитируют имя писателя-попутчика? […] Карфаген должен быть разрушен. А он — в непривычке писателя-попутчика быть общественником, заявлять публично о своих взглядах, защищать и пропагандировать их открыто, ставить свои социально-политические убеждения выше личной, часто литературно-салонной дружбы [572] .

572

Камегулов А. О задачах советской общественности // Знамя. 1929. № 10. С. 177.