История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1
Шрифт:
один из главных авторов книги «Канал имени Сталина»). Был арестован в
Москве в июне 1937 года и осужден постановлением Особого совещания
НКВД СССР по «литерной» статье ПШ( потенциальный шпионажили
покушение на шпионаж– аббревиатура имеет два толкования) на восемь лет
заключения в исправтрудлагерь. Осенью того же года оказался на Колыме:
уатовский (от УАТ – Управление автомобильного
лагерь на Атке (около 200 км от Магадана по основной трассе), несколько
месяцев на лесоповале, затем перевод на легкий труд – сторож на автобазе в
той же Атке, наконец «активирован» с группой других «доходяг» в феврале
1939 года. Сегодня указать место его могилы можно только приблизительно –
каждый свободный участок земли жители поселка Снежный уже многие
десятилетия используют для выращивания картофеля.
ЛЮБОВЬ К «БЕЛЫМ ВОРОНАМ»
По установившемуся мнению (в том числе и нескольких бывших
колымских заключенных), в Советскую Россию Дмитрия Петровича
пригласил или даже зазвал Горький. Если и так, искать подтверждений в
материалах архивно-следственного дела Святополк-Мирского не стоит – в
1937 году чекисты не стали бы «засвечивать» это обстоятельство. А в
«Справке по личному делу на Мирского (Святополк-Мирского Дмитрия
Петровича)», составленной в 1962 году и хранящейся в том же архивно-
следственном деле, указано: « Рекомендации о принятии в советское
гражданство были даны Кушнир – заведующим бюро печати Лондонского
торгпредства, и Нейман – заведующим бюро печати полпредства в
Лондоне». Здесь горьковский след еще не обнаруживается.
Знакомство писателя с Горьким состоялось в начале 1928 года. Вот как
об этом вспоминал П. П. Сувчинский, музыкальный критик и издатель,
активныйобщественный деятель, принадлежавший, как и С. Мирский
(принятое в 20-е годы на Западе обозначение его фамилии), к левому крылу
евразийского движения: « Я часто встречал Горького в России, а потом в
Сорренто. Мирский однажды попросил меня поехать с ним, и мы провели
Рождество у Горького». Об этой встрече месяц спустя и сам Мирский писал
из Лондона: «Дорогой Алексей Максимович, я с отъездом все собираюсь
написать Вам и все не могу найти подходящих слов, чтобы сказать, каким
огромным благодеянием была для меня встреча с Вами. Так, вероятно, и не
найду,
эта побывка в России меня страшно выпрямила. И нет, наверное, другого
такого человека, который бы так носил в себе Россию, так, как Вы, и не
только Россию, но и то, без чего Россия быть не может, – человечество.
Мне даже стыдно, что мы такими упырями сидели на Вас и пили Вашу
русскую и человеческую кровь, и только уверенность, что ее в Вас хватит и
на нас, позволяет не слишком каяться. Уходя от Вас, Сувчинский сказал мне:
„ А вот Толстого мы никогда не видели“ . Только о Толстом мы и могли
вспомнить. Но Вы больше русский, больше„ представляете собой“ Россию,
чем Толстой. Главное же, я понял то чувство любви, которое так неизменно
сохраняют видевшие Вас (по крайней мере, кого я встречал). Простите, что
пишу с чрезмерной сентиментальностью. Но я не умею выразить то
чувство любви и благодарностей, которыми Вы меня наполнили».
Сувчинский вспоминал, что « …Горький уговаривал нас ехать в Россию:
„ Я вас устрою“ , и он убедил Мирского и меня».
Отметим все-таки, что инициатива встречи принадлежала Святополк-
Мирскому. Спустя почти три года, когда приобретение советского
гражданства стало для него делом уже неотложным, он снова обратился к
Горькому (письмо датировано 30 декабря 1930 года): «Глубокоуважаемый и
дорогой Алексей Максимович, я обращаюсь к Вам за советом и, может
быть, за помощью. Когда три года тому назад я был у вас, я был в самом
начале той дороги, которая привела меня к полному и безоговорочному
принятию коммунизма. Теперь – и уже не со вчерашнего дня – мое
единственное желание – какие у меня есть силы отдать делу Ленина и
советских республик. Психологические и бытовые трудности до сих пор