История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1
Шрифт:
тираж (600 экз.) появился в Магадане. Перевод осуществила – бывают же
такие «стыковки!» – участница гражданской войны в Испании, бывшая
колымская заключенная Руфь Александровна Зернова. Низкий ей поклон за
этот гигантский (в книге почти 1000 страниц) и первоклассный по качеству
труд.
Магадан, 2003
Том 1. ИСТОРИЯ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
С ДРЕВНЕЙШИХ ВРЕМЕН ДО СМЕРТИ ДОСТОЕВСКОГО
(1881)
ПРЕДИСЛОВИЕ
Эта книга рассчитана на то, чтобы стать первой частью и образовать
единое целое с книгой Современная русская литература(1881–1925). Но
поскольку она охватывает значительно больший отрезок времени, на который
отведено ненамного больше страниц, то этот том будет менее подробным, чем
предыдущий.
Этот том заканчивается датой, которую можно считать конечной для
классической эпохи русского романа; она совпадает со смертью Достоевского
и Тургенева и с обращением Толстого. В сложной ткани истории невозможно
проводить резкие и твердые линии раздела, и линия раздела между двумя
томами не является строго хронологической. Некоторые авторы, лучшие
произведения которых появились до 1880 г., но были нетипичны для того
времени, были включены в Современную русскую литературу. Так
произошло с Лесковым, Леонтьевым, Случевским. Толстого пришлось
разделить между обоими томами. Иногда случаются неизбежные повторения.
Так как я писал о литературе страны, чья история за границей очень мало
известна, то, конечно, испытывал большой соблазн расширить историческую
и общекультурную часть. Но из страха, как бы не сделать книгу
отвратительно длинной (а времени на то, чтобы сделать ее достаточно
короткой, у меня просто не было), я всю эту общую информацию убрал. Я
вынужден предполагать наличие хотя бы у части моих читателей самых
общих сведений по истории русской цивилизации – предположение,
оправдываемое тем, что издательство «Раутледж» только что выпустило в
свет прекрасную историю России, написанную сэром Бернардом Перзом. Те
же соображения – нехватка места (как и нехватка у меня достаточных
знаний) – не позволили мне включить сюда несколько глав о русском
фольклоре: на эту тему можно написать особую книгу, любого объема. Нет
тут и украинской литературы, которая хотя во многом и разительно
отличается, но тесно связана с литературой Великороссии.
Некоторые куски – об Аввакуме, о Грибоедове и о Лермонтове – уже
появлялись в печати в предисловиях к английскому переводу их
произведений. Они воспроизводятся
владельцев «Хоггарт Пресс» (Аввакум) и издателей Славоник Ревью
(Грибоедов и Лермонтов). Считаю долгом выразить признательность
профессору Перзу за разрешение процитировать его неопубликованный
перевод басни Крылова.
Д. С. Мирский
Глава I
ДРЕВНЕРУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА
(XI–XVII вв.)
1. ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЯЗЫК
С начала XI и до конца XVII века русская литература жила, совершенно
не соприкасаясь с происходившим одновременно развитием латинского
христианского мира. Как и русское искусство, литература была ответвлением
греческого ствола. Первая ее завязь попала в Россию в конце Х века из
Константинополя, вместе с православием. Как это было принято у Восточной
Церкви, благоприятствовавшей переводу Святого Писания и литургии на
языки новообращенных наций, местное духовенство не обязано было изучать
греческий язык; отсутствие же греческой учености в России имело своим
непременным последствием отсутствие всякого знакомства со светской грече-
ской литературой и совершенное невежество в области дохристианской
классической традиции.
Литературный язык древней Руси известен как церковно-славянский,
или просто славянский. Основан он на болгарском диалекте, принятом в
окрестностях Салоник, и был поднят до ранга литургического и
литературного языка апостолами славянского мира Кириллом и Мефодием.
Он употреблялся не только русскими, но и южными славянами, и румынами.
Так как использовался он почти исключительно для перевода с греческого, он
естественно пропитался греческим влиянием. Бесчисленные абстрактные
понятия греческого языка получали верно и искусно приданную славянскую
форму, и греческие методы синтаксического подчинения репродуцировались
на новой почве. С самого начала церковнославянский был более или менее
искусственным языком, в значительной степени созданным ad hoc
(специально для этого случая) ради перевода с иностранного, гораздо более
высокоразвитого языка, и очень отличался от тогдашнего разговорного языка,
насколько мы можем его себе представить. С течением времени эта
искусственность нарастала, и в то время как разговорный язык (и в России, и
на Балканах) с XI по XIV вв. претерпел быстрые и коренные перемены,