История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2
Шрифт:
Чарльз Лэм (с которым у него есть кое-что общее), но даже сам его почерк –
тщательное и искусное возрождение рукописного шрифта семнадцатого
столетия.
Творчество Ремизова можно разделить на то, что мы условно назовем его
прозой и поэзией. Собственно, метрически-поэтического он не создал ничего,
но разница в языке и художественном предмете между его рассказами и,
скажем, Словом о гибелипозволяет нам говорить о его
же прозы. И по своей внутренней ценности и по историческому значению его
проза важнее его поэзии. Именно своей прозой он оказал такое большое
влияние на молодое поколение писателей. Несмотря на свое громадное
разнообразие эта проза объединяется общим устремлением – «разлатинить»,
«расфранцузить» русский литературный язык и восстановить его природную
русскость. Русская литературная проза, с самого начала своего, с XI века и до
сегодняшних газет никогда не была свободна от иностранных грамматических
влияний. Греческое влияние славянских переводов церковных текстов,
латинское влияние школ в XVII–XVIII вв., французское влияние,
преобладающее со времен Карамзина и Пушкина, – все это густым слоем
наложилось на современный русский литературный язык и потому он так
непохож на разговорный народный и на язык высших классов до вмешательства
школьного учителя. Разница заключается в основном в синтаксисе и даже такие
писатели как Толстой, старавшиеся писать намеренно разговорным языком, не
могли обойтись без латинизированного и офранцуженного синтаксиса. Только
Розанов в своей «до-гутенберговской» прозе стал создавать более
«разговорные» формы письменного русского языка. Ремизов пошел дальше. Его
проза, как я уже говорил, – это сказ; иначе говоря, она воспроизводит
синтаксис и интонацию разговорного языка, причем в его наименее
литературных и наиболее необработанных формах. У него острое чувство
слова, индивидуального слова и грамматической композиции. Проза его, часто
умышленная и затейливая, всегда остается новой и никогда не впадает в
литературные штампы. Он научил русского писателя ценить слова, думать о
них как о самостоятельных существах и не употреблять их как знаки или
простые части стандартных речевых групп. Нередко он заходит в этом
направлении слишком далеко: не может преодолеть искушения употребить
хорошее старое слово, на которое он наткнулся в каком-нибудь старом
документе или, в случае нужды, сочинить новое. Его влияние на язык
параллельно влиянию футуристов, которые тоже занимались лингвистическим
творчеством (Хлебников) и делатинизацией языка.
Проза Ремизова – это
жизни; легенды, взятые из Прологаили апокрифов; народные рассказы и
сказки; сны; мемуары и дневники; комментарии к древним документам.
Он не рассказчик в настоящем смысле этого слова, и его влияние на
молодое поколение немало способствовало распаду повествовательной формы.
В ранних его рассказах силен лирический элемент. В них постоянно
присутствует гротескное, необычное, с оттенком психологической странности,
напоминающей Достоевского. Типичный пример – Принцесса Мымра(1908),
один из последних – и лучших – рассказов этой серии, где речь идет о
жестоком разочаровании школьника, платонически влюбленного в проститутку.
Рассказ пропитан «достоевской» атмосферой сильнейшего стыда и унижения.
175
Другие ранние его рассказы фантастичны; там действуют знакомые домовые и
чертенята русских народных верований, о которых Ремизов рассказывает,
словно бы подмигивая, но которые при всем том порой приносят серьезный
вред. Самые крупные вещи этого периода – Часы(написано в 1904, напечатано
в 1908) – рассказ о провинциальной жизни, который кажется только начальным
наброском по сравнению с последующими; и Пруд(1902–1905) – роман о
Москве, где писатель воспользовался впечатлениями своего детства. В романе
еще немало неряшливого поэтического «модерна», напоминающего неприятную
манеру некоторых польских и немецких романистов – но он производит
сильнейшее впечатление. Сила страдания, сила сочувствия чужому страданию,
болезненное внимание к страданию, где бы оно ни проявлялось (как у
Достоевского), в этом романе находит свое самое глубокое выражение. Вся
книга как бы непрекращающийся пароксизм страдания и мучительного
сострадания. Грязь и жестокость изображены с беспощадным реализмом,
ужаснувшим даже тех, кто привык к Горькому и Андрееву. Та же тема в
Крестовых сестрах(1910), где нищета и убожество обитателей большого
петербургского дома – Дома Буркова – вырастает в символ мира нищеты.
Главная тема книги – жестокость судьбы к «безответным», вечно невезучим
существам, которые рождаются на свет лишь для того, чтобы стать жертвой
жестокости и предательства.
В 1909 г. Ремизов написал Историю Ивана Семеновича Стратилатова