История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2

Святополк-Мирский Дмитрий Петрович

Историю Стратилатова, которая сейчас признана шедевром и

первоисточником чуть ли не всей последующей русской художественной прозы.

Но в литературных кругах Ремизов стал чрезвычайно популярен. Со

свойственным ему причудливым и лукавым юмором он изобрел целую

организацию, которой был канцлером – Великую Вольную Обезьянью Палату.

У многих видных русских писателей и издателей имеются грамоты,

подтверждающие тот или иной их сан

в этой палате, написанные великолепным

рукописным шрифтом XVII века и подписанные propria caudaАсыка, царь

обезьяний. Первыми кавалерами этого ордена стали ближайшие друзья

Канцлера – философы Розанов и Шестов. Его комнаты были настоящим

173

зверинцем всевозможных игрушечных зверей и чертиков, которые являются

героями многих его произведений. Постепенно, особенно же после

Стратилатова, ставшего известным еще до того, как был напечатан, Ремизов

сделался главой новой литературной школы, и к началу войны печать была

заполнена подражаниями Стратилатовуи другим ремизовским рассказам.

Пришвин, А. Н. Толстой и Замятин были первыми его последователями.

В 1916 г., когда эгоистичная и близорукая политика Антанты требовала, чтобы

Россия мобилизовала больше людей, чем могла вооружить, был мобилизован и

Ремизов, но после врачебного обследования был освобожден по болезни. После

своего исключения из университета Ремизов не принимал участия в политике,

но то, что он писал во время войны, в 1917 и в последующие годы,

замечательно необыкновенной отзывчивостью на жизнь нации. Нигде

атмосфера Петербурга в трагические 1914–1921 годы не передана так

убедительно, как в книгах Ремизова Мара, Взвихренная Русьи Шумы города.

Он не становился ни на чью сторону – ни в 1917 г., ни потом. Слово о погибели

Русской земли, написанное в августе-сентябре 1917 г., хотя и «политично» в

лучшем, широчайшем греческом смысле слова, совершенно вне партийной

политики. Прожив в Петербурге все самые голодные и холодные годы, Ремизов,

чье здоровье было серьезно подорвано перенесенными лишениями, получил,

наконец, разрешение советского правительства уехать из России. В конце

1921 г. он приехал в Берлин, потом в 1923 г. переехал в Париж. Несмотря на

жизнь за границей Ремизов по-прежнему занимает строго аполитичную

позицию, даже когда пишет о «политике». Это не помешало советскому

правительству запретить ввоз его книг в СССР – из-за

их мистического и

религиозного характера.

Творчество Ремизова – самое разнообразное в русской литературе; оно

настолько разнообразно, что немногие из его поклонников могут восхищаться

им в целом. Тем, кто ценит «подпольную» достоевщину Пруда, вряд ли

покажется интересной камерная наивность В поле блакитном; тех, кто любит

лирическое красноречие его мистерий или Слово о погибели Русской земли,

отвратят напечатанные в частном порядке нецензурные сказки вроде Царя

Дадона. Ухватить сущность ремизовской личности или понять принцип,

объединяющий его творчество, – труднейшая, почти невыполнимая задача,

настолько он неуловим и многосторонен. Он величайший юморист – и в то же

время иной раз проявляет такое отсутствие чувства юмора, что хочется

записать его в разряд самых «священнодействующих» символистов. Связь его с

ними непреложна. Он принадлежит к тому же пласту в истории русской

цивилизации. Но в нем есть нечто большее, чем просто символизм, и отличает

его от современников глубокая укорененность в русской почве. Он впитал и

усвоил всю русскую традицию, от мифологии языче ских времен до

русифицированных форм византийского христианства, до Гоголя, Достоевского

и Лескова. Он самый натуральный славянофил из современных русских

писателей. Он, кстати, один из тех, кто опровергает распространенное и

поверхностное представление о России как главным образом крестьянской

стране. Все самые оригинальные и «русские» из русских писателей – Гоголь,

Григорьев, Достоевский, Лесков – не принадлежали к крестьянству и не знали

его. То же можно сказать о Ремизове: он жил в московском «Ист-энде», в

Петербурге, в больших и малых провинциальных городах, но в деревне никогда

не провел более двух дней кряду.

Ремизов человек книжный, рукописный, не зря он женился на палеографе.

Никто в России не говорил о книгах с такой искренней любовью; ни в чьих

устах слово «книжник» не звучит такой похвалой и нежностью. В его

174

творчестве многое есть переработки фольклора или древних легенд. Одна из

его книг Россия в письменах– комментарий к некоторым старинным рукописям,

оказавшимся в его владении. Он писатель-труженик, и не в одном, а во многих

смыслах. Он не только работает над стилем так же тщательно и терпеливо, как