История русской литературы XIX века. Часть 3: 1870-1890 годы
Шрифт:
Идеальной носительницей и охранительницей этих высоких чувств, что спасает протазановский род от "захудания", является Варвара Никаноровна, личность исключительная, в понимании Лескова воплощение национального идеала. Писатель не склонен распространять свою оценку героини на весь протазановский род. Но именно ей принадлежит заслуга обретения родом нравственного лица, приобщения его к вечным основам и ценностям человеческого рода.
Определенная судьбой представительствовать от "древнего", "владетельного" рода Протазановых, героиня, как отмечает семейный хроникер, "отнюдь не была почитательницею породы". Убежденная в том, что в России "есть знать, именитые роды, от знатных дел и услуг предков государству прославившиеся", княгиня Протазанова положила себе за жизненное правило "помнить, что горе
Принадлежность к роду означает для Варвары Никаноровны не избранность, а исполненное большой значимости жизненное положение, обязывающее, по ее мнению, "беречь и по мере сил увеличивать добрую славу предков". Это ощущение становится особенно понятно героине, когда она, потеряв на войне мужа, оказывается прямой наследницей рода, и теперь единственно от нее зависят его прочность и основательность.
Лесков изображает стоический женский характер. Даже в трагические минуты жизни – известие о смерти мужа – героиня не теряет самообладания. "Не было с княгиней Варварой Никаноровной ни обморока, ни истерики… бабушка, стоя за обеднею у клироса, даже мало плакала… не хотела, чтоб ее видел кто-нибудь слабою и слезливою…". В состоянии глубокого вдовьего горя и ожидания ребенка она начинает заниматься хозяйственными делами, собирать и укреплять родовые земли в память мужа, на благо детям и упрочения протазановского рода, проявляя при этом незаурядные организаторские способности.
Протазанова-помещица умна, рачительна, строга, но всегда справедлива, в заботах о будущем никогда не забывает о настоящем, о тех, кто ее окружает и помогает, умеет быть благодарной людям. Подтверждением этому служит история с Грайвороной, трубачом мужа, бывшим с ним в последнем бою до конца, за что и обласкала его Варвара Никаноровна. За верную службу мужу пожаловала Протазанова и вольноотпускную крепостному человеку Патрикею Семенычу – одному из самых верных и преданных людей княгини, отказавшемуся оставить свою госпожу ("ее… рабом… умру").
Вообще чувства верности и преданности отличают всех героев-протазановцев, будь то крепостная Ольга Федотовна или Марья Николаевна, "дочь слепого заштатного дьякона", или бедный дворянин Доримедонт Рогожин. Вместе с Варварой Никаноровной они ощущают себя одной большой семьей. Стоило только показаться Рогожину, что княгине угрожает опасность, как тут же, не раздумывая, они с Марьей Николаевной отправляются в далекий Петербург, чтобы успеть предупредить о возможной беде находящуюся там Протазанову. Подобно Патрикею Сударичеву, всю свою жизнь без остатка отдает княгине Ольга Федотовна. Отсюда вполне объяснимо, почему так тяжело дается Протазановой отъезд в Петербург: ему сопутствует разлука с домом и родным ее сердцу окружением. "Я в карете не могу жить", – признается героиня.
Вынужденная встреча княгини с давно оставленной столицей и ее обитателями – это встреча поместно-усадебной России и петербургского света, чуждого для таких, как Протазанова, и людей ее круга. Варвара Никаноровна не приемлет эгоизма Петербурга и его собственнических настроений, духа приобретательства, но главное, ханжества в человеческих отношениях и особенно в вопросе веры.
Антипод христианки Протазановой – религиозная ханжа Хотетова. Протазановская вера освящена бескорыстными делами на благо народа. Графиня Антонида за "свою веру" требует особого отличия собственной персоны. Ведь это она "тратила свое… несметное богатство" на монастыри. "Ею было восстановлено множество обедневших обителей; много мощей ее средствами были переложены из скромных деревянных гробниц в дорогие серебряные раки…". И в то же время Хотетова совершенно забывает о том, в какой нищете живут принадлежащие ей крестьяне, что дает право Протазановой заявить: "гробы серебрить,
Графиня Хотетова, рассчитывающая на награду за веру ("она даже хлопотала об учреждении в России особого знака отличия за веру"), обрела в лице графа Функендорфа своего прямого союзника, для которого вера и выгода также являлись равновеликими. Расположив к себе "богомольную графиню", он приобрел верный шанс стать зятем Протазановой. И стал им, благодаря Хотетовой.
Но даже проиграв в поединке с петербургским ханжеством, Варвара Никаноровна продолжает сохранять независимость своего положения и своих суждений о современном дворянстве. Хотя сам Лесков по-прежнему, как и в "Соборянах", сознает исход былой России, в "Захудалом роде" – исход России истинно дворянской, "родовитой", "именитой", наделенной "духом благородства", уступающей деляческой, внутренне опустошенной эпохе Функендорфов.
"Отходящая, самодумная Русь", представленная "на чужине" "кривым дворянином", "умной, но своенравной княгиней, да двумя смертно ей преданными верными слугами и другом с сельской поповки", еще была жива. Но за стенами петербургского дома Варвары Никаноровны Протазановой уже "катилась и гремела другая жизнь, новая, оторванная от домашних преданий: люди иные, на которых страна смотрела еще как удивленная курица смотрит на выведенных ею утят". Однако этим "иным" людям из своего "ингерманландского болота" ("как звали тогда Петербург люди, побывавшие за границей") невозможно было разглядеть и расслышать то, что оказывается доступным человеку, "отходящему", стоящему у раскрытого окна усадебного дома и слушающему, как "гудут, несясь в пространстве мировом, планеты", стараясь вообразить гармонию Вселенной.
Но не только о Вселенной думает и размышляет лесковская "отходящая Русь". В отличие от современного века, теряющего свое нравственное лицо, она озабочена тем, как "дух благородства поддержать от захудания". И помогают ей в этом Доримедонты Рогожины и Червевы, которые, "имея высокий идеал, ничего не уступают условиям времени и необходимости". Недаром Протазановой кажется, что "не по грамоте, а на деле дворянин" Рогожин "один своим благородством удивить свет может". Потому и летели рогожинские "Россинанты", "как птицы", а сам он "водил во все стороны носом по воздуху, чтобы почуять: не несет ли откуда-нибудь обидою, за которую ему с кем-нибудь надо переведаться".
На фоне "дивных своею высотой и величием характеров" "отходящей Руси" становился более отчетливым скепсис княгини Протазановой; а с ним и лесковский скепсис в отношении дворянского сословия России, его исторических перспектив. Эта ситуация коренным образом повлияла на взаимоотношения писателя с редактором "Русского вестника" М. Катковым, печатавшим "Захудалый род", обозначив их разные мировоззренческие полюса. Неверие Лескова в общественную преобразовательную роль дворянства разведет его с журналом, которому он составил немалую "славу" своим "Очарованным странником" и "Запечатленным ангелом".
Лесков не потерпит вмешательства Каткова в текст хроники, не согласится с редакторскими правками. Оборвав ее печатание ("Захудалый род" кончать невозможно…"), он уйдет из "Русского вестника". "Мы разошлись… Разошлись вежливо, но твердо и навсегда". Отторжение было взаимным. "Не нашим" назвал писателя Катков. Своим категорическим поступком Лесков провозгласил "нехотение подчиняться презренному и отвратительному деспотизму партий".
Работая над "Соборянами" и "Захудалым родом", Лесков впервые за все писательские годы испытывает чувство творческого удовлетворения. Исторические хроники явятся своеобразным переломом в его литературной биографии. Более того, именно от протопопа Туберозова и княгини Протазановой – чистых духом, непреклонных в делах человеческой правды и совести – можно вести отсчет будущих лесковских героев-праведников, исповедующих вечные нравственные заповеди добра и справедливости, которыми, по мысли Лескова, можно спасти мир. Возле них и подобных им героев – швейцара Певунова ("Павлин", 1874), дикаря-язычника ("На краю света", 1875) и других – постепенно выздоравливал болящий дух Лескова. Вместе с ними он приобщался к тем жизнедающим силам, которые помогали окрепнуть духовно, преодолеть "посленекудовский" кризис и войти в зрелую полосу творчества.