История русской революции. Том 1. Февральская революция

Троцкий Лев Давидович

Может показаться, что эта теоретическая справка отвлекла нас от событий 1917 года. На самом деле она вводит нас в самую их сердцевину. Именно вокруг проблемы двоевластия вращалась драматическая борьба партий и классов. Только с теоретической вышки можно полно обозреть и правильно понять ее.

Исполнительный комитет

То, что создалось 27 февраля в Таврическом дворце под названием Исполнительного комитета Совета рабочих депутатов, имело, по существу, мало общего с этим именем. Совет рабочих депутатов 1905 года, родоначальник системы, вырос из всеобщей стачки. Он непосредственно представлял массы в борьбе. Вожаки стачки становились депутатами Совета. Отбор личного состава происходил под огнем. Руководящий орган был выбран Советом для дальнейшего руководства борьбой. Именно Исполнительный комитет 1905 года поставил в порядок дня вооруженное восстание.

Февральская революция, благодаря восстанию полков, победила прежде, чем рабочие

создали советы. Исполнительный комитет возник самочинно, до Совета, помимо заводов и полков, после победы революции. Мы видим здесь классическую инициативу радикалов, стоящих в стороне от революционной борьбы, но собирающихся пожать ее плоды. Действительные вожаки рабочих еще не покидали улицы, разоружали одних, вооружали других, закрепляли победу. Наиболее дальнозоркие из них были сразу встревожены вестями о возникновении в Таврическом дворце какого-то Совета рабочих депутатов. Подобно тому как либеральная буржуазия, в ожидании дворцового переворота, который кто-то должен был совершить, заготовила осенью 1916 года резервное правительство, чтобы, в случае удачи, навязать его новому царю, так радикальные интеллигенты образовали свое резервное подправительство в момент февральской победы. Поскольку все они, по крайней мере в прошлом, были причастны к рабочему движению и склонны прикрываться его традициями, они назвали свое детище Исполнительным комитетом Совета. Это была одна из тех полупреднамеренных подделок, которыми полна история, в том числе и история народных восстании. При революционном повороте событий и разрыве преемственности те «образованные» слои, которым предстоит приобщиться к власти, охотно хватаются за имена и символы, связанные с героическими воспоминаниями масс. Слова нередко заслоняют суть вещей, особенно когда это вызывается интересами влиятельных слоев. Огромный авторитет Исполнительного комитета уже в день его возникновения опирался на его мнимую преемственность с Советом 1905 года. Комитет, утвержденный первым хаотическим собранием Совета, оказывал затем решающее влияние как на состав Совета, так и на его политику. Это влияние было тем более консервативным, что естественного отбора революционных представителей, который обеспечивается накаленной атмосферой борьбы, больше не было. Восстание осталось уже за спиною, все опьянялись победой, располагались устраиваться по-новому, размякли души, отчасти и головы. Понадобились месяцы новых конфликтов и борьбы в новых условиях, с вытекавшей отсюда перетасовкой личного состава, чтобы советы из органов, увенчавших задним числом победу, стали подлинными органами борьбы и подготовки нового восстания. Мы тем больше настаиваем на этой стороне дела, что она до сих пор совершенно оставалась в тени.

Однако не только условия возникновения Исполнительного комитета и Совета определили их умеренный и соглашательский характер: налицо были более глубокие и длительные причины, действовавшие в том же направлении.

Солдат в Петрограде было свыше полутораста тысяч. Рабочих и работниц всех категорий — по крайней мере в четыре раза больше. Тем не менее на двух рабочих делегатов в Совете приходилось пять солдатских. Нормы представительства имели крайне растяжимый характер, солдатам всячески шли навстречу. В то время как рабочие выбирали одного представителя на тысячу, мелкие воинские части посылали от себя нередко двух. Серое солдатское сукно стало основным советским фоном.

Но и среди штатских далеко не все были выбраны рабочими. В Совет попало немало лиц по индивидуальному приглашению, по протекции или просто благодаря пронырливости своей — радикальных адвокатов и врачей, студентов, журналистов, представлявших разные проблематические группы, а чаще всего собственные амбиции. Это явное искажение характера Совета охотно допускалось руководителями, которые не прочь были разбавить слишком терпкую эссенцию заводов и казарм теплой водицей образованного мещанства. Многие из этих случайных пришельцев, искателей приключений, самозванцев и привыкших к трибуне говорунов, надолго оттеснили своими авторитетными локтями молчаливых рабочих и нерешительных солдат

Если так обстояло дело в Петрограде, нетрудно представить себе, как оно выглядело в провинции, где победа пришла совсем без борьбы. Вся страна кишела солдатами. Гарнизоны Киева, Гельсингфорса, Тифлиса не уступали по численности петроградскому; в Саратове, Самаре, Тамбове, Омске стояло по 10-80 тысяч солдат; в Ярославле, Екатеринославе, Екатеринбурге — по 60 тысяч; в целом ряде городов по 50, 40 и 30 тысяч. Советское представительство было в разных местах организовано по-разному, но везде ставило войска в привилегированное положение. Политически это вызывалось стремлением самих рабочих пойти как можно больше навстречу солдатам. Руководители столь же охотно шли навстречу офицерству. Сверх значительного числа поручиков и прапорщиков, проходивших в первое время от солдат, давалось нередко, особенно в провинции, особое представительство командному составу. В результате военные имели во многих советах совершенно подавляющее большинство. Солдатские массы, еще не успевшие приобрести политическую физиономию, определяли через своих представителей физиономию советов.

В каждом представительстве заложен элемент несоответствия.

Он особенно велик на второй день после переворота. Депутатами политически беспомощных солдат нередко оказывались в первое время люди, совершенно чуждые солдатам и революции, всякого рода интеллигенты и полуинтеллигенты, укрывавшиеся в тыловых гарнизонах и выступавшие поэтому крайними патриотами. Так создавалось расхождение между настроением казарм и настроением советов. Офицер Станкевич, которого солдаты его батальона принимали после переворота угрюмо и недоверчиво, с успехом выступал в солдатской секции на острую тему о дисциплине. «Почему в Совете, — спрашивал он себя, — настроения более мягкие и приятные, чем в батальоне?» Это наивное недоумение лишний раз свидетельствует о том, как трудно подлинным чувствам низов проложить себе дорогу наверх.

Тем не менее уже начиная с 3 марта митинги солдат и рабочих начинают требовать от Совета немедленно устранить Временное правительство либеральной буржуазии и самому взять в руки власть. Инициатива и тут принадлежит Выборгскому району. Да и могло ли быть требование, более понятное и близкое массам? Но вскоре эта агитация оборвалась: не только потому, что оборонцы дали ей резкий отпор; хуже было то, что большевистское руководство уже в первой половине марта фактически склонилось перед режимом двоевластия. А кроме большевиков, никто не мог поставить вопрос о власти ребром. Выборгским вожакам пришлось отступить. Петроградские рабочие, однако, ни на один час не верили новому правительству и не считали его своим. Но они чутко прислушивались к солдатам, стараясь не слишком резко противопоставить себя им. Солдаты же, по складам разбиравшие лишь первые фразы политики, хоть и не доверяли по-мужицки всяким господам, но напряженно прислушивались к своим представителям, которые в свою очередь почтительно прислушивались к авторитетным лидерам Исполкома; что касается последних, то они только и делали, что тревожно прислушивались к пульсу либеральной буржуазии. На этом прислушивании снизу вверх все и держалось — до поры до времени.

Однако настроения низов прорывались наружу, и искусственно снятый вопрос о власти каждый раз снова выпирал, хотя и в замаскированной форме. «Солдаты не знают, кого слушать», — жалуются районы и провинция, доводя таким путем до Исполкома недовольство двоевластием. Делегации Балтийского и Черноморского флотов заявляют 16 марта, что с Временным правительством они готовы считаться в той мере, в какой оно будет идти заодно с Исполнительным комитетом. Другими словами, они собирались с ним вовсе не считаться. Эта нота звучит чем дальше, тем настойчивее. «Армия и население должны подчиняться только распоряжениям Совета», — постановляет 172-й запасный полк и тут же формулирует обратную теорему: «Тем из распоряжений Временного правительства, которые идут вразрез с решениями Совета, подчиняться не следует». Со смешанным чувством Удовлетворения и беспокойства Исполком санкционировал такое положение. Со скрежетом зубовным правительство терпело его. Ничего другого им обоим и не оставалось.

Уже в начале марта советы возникают во всех важнейших городах и промышленных центрах. Отсюда они в течение ближайших недель распространяются по всей стране. Деревню они начинают захватывать лишь в апреле-мае. От имени крестьянства первоначально говорит главным образом армия.

Исполнительный комитет Петроградского Совета, естественно, получил общегосударственное значение. Остальные советы равнялись по столице, один за другим вынося решения об условной поддержке Временного правительства. Хотя в первые месяцы отношения между Петроградским Советом и провинциальными складывались гладко, без конфликтов и серьезных недоразумений, тем не менее необходимость общегосударственной организации вытекала из всей обстановки. Через месяц после низвержения самодержавия созвано было первое совещание советов, неполное и одностороннего состава. Хотя из 185 представленных организаций местные советы составляли две трети, но это были преимущественно солдатские советы; вместе с представителями фронтовых организаций военные делегаты, главным образом офицеры, находились в подавляющем большинстве. Раздавались речи о войне до полной победы и окрики по адресу большевиков, несмотря на их более чем умеренное поведение. Совещание пополнило шестнадцатью консервативными провинциалами Петроградский исполнительный комитет, узаконив его общегосударственный характер.

Правое крыло еще более окрепло. Отныне недовольных все чаще пугали провинцией. Постановление об упорядочении состава Петроградского Совета, вынесенное еще 14 марта, почти не приводилось в исполнение. Решает ведь все равно не местный Совет, а Всероссийский исполнительный комитет. Официальные вожди заняли почти недосягаемую позицию. Важнейшие решения принимались в Исполкоме, вернее, в его правящем ядре по предварительному соглашению с ядром правительства. Совет оставался в стороне. Его третировали, как митинг: «не там, не в общих собраниях делается политика, и все эти «пленумы» решительно не имеют практического значения» (Суханов). Самодовольные вершители судеб считали, что, доверив им руководство, советы, в сущности, выполнили свою роль. Близкое будущее покажет, что это не так. Масса бывает многотерпелива, но она вовсе не есть глина, из которой можно лепить что угодно. А в революционные эпохи она учится скоро. В этом и состоит главная мощь революции.