История русской торговли и промышленности
Шрифт:
Наконец, четвертую группу предпринимателей составляли повсюду иностранцы. Зомбарт для Западной Европы еще специально выделяет «еретиков» и евреев. Но первые в виде представителей гонимых протестантских сект имели значение лишь для некоторых стран (гугеноты во Франции, квакеры в Англии), евреи-предприниматели сыграли большую роль в Пруссии, в Польше, но в России в то время их не было. Что же касается иностранцев, то их мы находим у нас не только в XVII ст., когда почти все новые предприятия создавались ими, но и при Петре (наиболее известны Тамес и Тиммерман), при ближайших его преемниках (пресловутый генералберг-директор бар. Шемберг), при Екатерине II, когда в 60-х годах их появилось большое количество.
Даже если ограничиться одним только Петербургом, то мы встретим целый ряд иностранных промышленников. Здесь и сахарный завод англичан Мея и Стефенса (с 1751 г.), в конце XVIII ст. он и еще другой сахарный завод принадлежали наследникам англичанина Каванахта; здесь и канатный завод англичанина Гарднера (в 1755 г.), и фабрика крахмала, пудры и синего камня Грезена
Но вызывались ли все многочисленные возникающие в эту эпоху промышленные предприятия действительной потребностью в них, как это было на Западе, или они были «искусственно» заведены и не имели никакой реальной почвы под собой, не соответствовали никакому спросу в данного рода изделиях?
На этот вопрос мы, в сущности, уже дали ответ выше. Но коснемся его в заключение еще в немногих словах. В Западной Европе новые производства создавались, с одной стороны, в силу потребностей армии и войны, с другой — под влиянием роскоши, которая охватила высшие классы населения. К этому присоединялся еще спрос со стороны колоний, в особенности требования разбогатевших там плантаторов, которым нужно было все самое изысканное, кричащее, дорогое. Спрос последнего рода у нас отсутствует, так же как и в Пруссии и Австрии. В первых же двух направлениях Россия едва ли отличается от Запада.
Войны Петра, как и его ближайших преемников и Екатерины II, Северная война, война с Турцией при Анне Иоанновне, войны со Швецией и с Пруссией при Елизавете, войны с турками и поляками при Екатерине вызывали сильнейшую потребность в пушках и ружьях, порохе и снарядах, сукне, полотне, коже и т.д., и далеко не всегда возможно было добывать эти изделия в необходимом количестве из-за границы. Все эти отрасли промышленности нужны были России не менее, чем Австрии или Пруссии. И точно так же петербургский двор предъявлял не меньший спрос на предметы роскоши, чем дворы немецкие или австрийские, — все ведь они старались подражать Королю-солнцу Людовику XIV, везде копировали с большим или меньшим успехом Версаль со всем его убранством и благолепием. Стоит только вспомнить строительную горячку Екатерины или гардероб Елизаветы, в котором имелось 15 000 платьев и два сундука шелковых чулок, чтобы понять, что спрос на шелк и бархат, позументы, кружева, стекло и фарфор и многое другое мог и у нас создать новую крупную промышленность. В «Горе от ума» дядюшка Иван Петрович, который «при государыне служил Екатерине», «не то на серебре, на золоте едал, сто человек к услугам, езжал-то вечно цугом». Правда, Петр Великий отличался простотой образа жизни, но в этом отношении мог с ним поспорить Фридрих Великий, питавший лишь страсть к собиранию табакерок; а при преемниках Петра «нескончаемой вереницей потянулись спектакли, увеселительные поездки, куртаги, балы, маскарады, поражавшие ослепительным блеском и роскошью до тошноты» (Ключевский).
Из этого, конечно, еще не следует, что все эти товары, потребляемые при дворе, происходили из русских предприятий. Шелк, бархат, стекло, бумагу и многое другое предпочитали покупать иностранного происхождения, и не только потому, что привозной товар был выше по качеству, чем русский {794} , но и вследствие особого предпочтения, отдаваемого всему иноземному. Но это явление было знакомо и другим странам. Какую борьбу Фридриху II приходилось вести из-за того, чтобы богатые берлинские жители пользовались шелковыми тканями созданных им предприятий, а не лионскими материями! По поводу немцев, в том числе и австрийских, Бехер с насмешкой говорит, что, по их мнению, французские ножницы лучше немецких режут волосы, французские парики лучше украшают голову, чем немецкие волосы, часы идут лучше, если они сделаны немцами в Париже, чем если те же мастера их изготовили в Аугсбурге; зубы можно чистить только французской щеткой, хлеб резать французским ножом, а деньги проигрывать только французскими картами или держать во французских кошельках. Все женские моды, продолжает он, платья, ленты, цепочки, жемчуг, ботинки, чулки, даже рубашки становятся лучше, если они обвеяны немного французским воздухом (хотя он, Бехер, находит полезным, прежде чем надеть их, изгонять их аромат серой, как это делали с письмами во время чумы); дамы утверждают, что французскими нитками и иголками гораздо удобнее шить, чем немецкими, и что даже французские пластыри больше идут немецкому лицу, чем немецкие. Французы снабжают их одеждой, волосами, глазами (если глаза нет), зубами (если они выпали), помадой, зеркальцами, кораллами, молитвенниками (и молиться приятнее
Если по вопросу о характере «петровской фабрики» различные авторы, как мы видели, значительно расходятся, то относительно промышленности в эпоху Екатерины II и к концу XVIII ст. они приходят к одним и тем же выводам. «Фабрика, которая в начале была таким же чуждым (хотя и необходимым) элементом нашего хозяйственного строя, — говорит М. И. Туган-Барановский, — как были чужды московскому политическому строю новые административные формы, созданные Петром, постепенно органически срастается с этим строем». П. Н. Милюков также признает, что «с воцарением Екатерины II русская промышленность поднялась на высшую ступень развития», что «народное потребление развивалось в XVIII ст., параллельно с ростом государственных потребностей» и «русская фабрика уже ко времени Екатерины стала отвечать действительным потребностям русского населения». Точно так же Н. А. Рожков признает успешное развитие крупной промышленности во второй половине XVIII ст. Он приводит цифры: в конце царствования Петра было 233 фабрики, при вступлении на престол Екатерины II (1762 г.) — 984, ко времени ее смерти (1796 г.) — 3161. Только Н. Н. Фирсов несколько скептически относится к этим числам: «300 фабрик 1780 г. одним своим числом пока ровно ничего положительного не доказывают, возможно, что многим из них, так же как многим фабрикам 1730 г., это было одно имя».
Действительно, эти цифры доказывают очень мало. Мы видели уже, что, по одним подсчетам, в 1762 г. имелось около 1000 фабрик, по другим в 1780 г. — всего 300, в 1796 г. одни находили более 3 тыс., в 1712 г. Герман указывает немногим более 2 тыс. У Семенова {795} цифры получаются такие: всего 201 фабрика в 1761 г. и 478 в 1776 г. Все зависело от того, что понимать под фабрикой, какие заведения относить сюда. Кириллов, на которого ссылаются многие авторы, отмечает за 1727 г. 233 фабрики, но его подсчет вызывает много недоумений. С одной стороны, в эту цифру включены мельницы, соляные варницы, рудники, причем каждая домна считается в качестве отдельного предприятия, а с другой стороны, мы находим всего две полотняных, две суконных, одну шелковую фабрику, тогда как предприятий в этих отраслях промышленности было, несомненно, гораздо больше. Едва ли они попали в число «разных фабрик», которых у Кириллова свыше 80. {796} А кроме того, вообще одно число предприятий, без указания их размеров, количества выделанных изделий, сбыта и т.д., ничего не дает в отношении состояния промышленности и успешности ее развития. Для нас важно лишь установить тот факт, что крупные предприятия в течение XVIII ст. возникали в значительном количестве, и если часть их вскоре погибала, то другие все же держались и продолжали свою деятельность, а на смену прекратившимся появлялись новые в большем количестве, причем постепенно они обходились без принудительного труда крепостных, поссессионных рабочих, нищих и бродяг, прибегая к вольнонаемной рабочей силе. По вычислениям Германа, в 1812 г. половина рабочих (из 119 тыс. 61) состояла по вольному найму.
Наряду с крупной промышленностью развивается и мелкая, ремесло в цеховой форме, согласно указам Петра, а затем на основании Положения Екатерины II 1785 г. Автор «Описания столичного города Санкт-Петербурга 1794 года» указывает на то, что в Петербурге «большая часть ремесленников имеют цехи или ремесленные управы, из коих каждая снабжена определительными законами, преимуществами, предписаниями, ремесленным порядком, цеховым сборным местом» и т.д. К этому он прибавляет, что «сия связь ремесленников вообще столь нетягостна, власть гильдий, старшин и цехов так мала и предписанные наказания так нестроги, что каждому предоставлена свобода доставлять себе такое пропитание, какое только честною прилежностию достать возможно». Кроме того, «многие ремесленники живут не по цехам и сии нецеховые промыслы, к коим принадлежат отчасти и художества, производятся каждым без всякой принудительности».
Таким образом, имелись наряду с цеховыми промыслами и нецеховые; кроме того, часть ремесленников и в цеховых мастерствах не записывалась в цех; в частности, те из них, которые не имели подмастерьев и учеников, по словам Георги, не были обязаны вступать в цехи. Наконец, «мещанскими промыслами» занимались посадские, которых насчитывалось в 1790 г. 4939 мастеров. Годом раньше в Петербурге в российских гильдиях, или цехах, было 2106 цеховых и нецеховых мастеров. В тех же промыслах иностранные мастера объединялись в немецкие цехи — их состояло 1477 мастеров. Если иметь в виду мастеров всех этих многообразных категорий, то «для порядочного да даже и пышного образа жизни не найдется ни малейшего недостатка, которой надлежало бы выполнять иностранным», т.е. при помощи иностранного привоза.
Так, например, находим 255 мужских сапожников и 270 учеников; 77 женских башмачников со 155 работниками и 116 учениками; кроме того, 62 мастера, 72 подмастерья и 54 ученика для русских котов на низких каблуках; в немецком сапожном цехе 54 мастера. В столярном цехе 124 мастера, 285 подмастерьев и 175 учеников; в немецком столярном цехе 90 мастеров. Кузнецов 88 мастеров русских и 60 немецких; стекольщиков 85 и 14; каретников 86 и 43; переплетчиков 9 и 26; часовых мастеров 3 и 30, так что часовым делом занимались почти исключительно иностранцы; 139 было золотых дел мастеров иностранцев при 44 мастерах русских. Паяльщики, шпажники, выделыватели мебели из черного дерева также иностранцы, хотя последним подражают и охтенские плотники и довольно удачно.