История русской торговли и промышленности
Шрифт:
При этом любопытно, что оружейникам разрешалось теперь не только производить в свободное от казенных работ время различные изделия для продажи, но и устраивать у себя специальные заведения, именуемые в источниках «фабриками», для выделки не только оружия, но и различных иных железных и стальных вещей, изделий замочно-слесарного производства. В 1825 г. уже насчитывалось 43 различных «фабрики», принадлежавших оружейникам, для выделки мундштуков, оконных и дверных задвижек, замков; существовали и чугунно-литейные заведения, из которых одно (оружейника Гайтерева) имело даже паровую машину; были мастерские по выделке самоваров, ножей, гвоздей, печных изразцов, экипажей, кузнечных мехов. Железо оружейники покупали для своих надобностей в двух лавках, и вырученные от продажи его суммы, за вычетом расходов, поступали в общественный фонд оружейников; как мы видим, оружейный завод представлял собою не что иное, как поселенную в определенной местности и пользовавшуюся особыми льготами группу лиц, которая лишь отчасти работала на казну, в значительной же мере на собственный страх и риск, и притом не совместно, а каждый в отдельности,
Другим примером может послужить описание развития хлопчатобумажной, в особенности ситценабивной промышленности, Иваново-Вознесенска. Если полагаться на терминологию автора его Я. П. Гарелина, то уже с начала XVIII ст. мы находим в селе Иванове и Вознесенском посаде Владимирской губернии фабричную промышленность. На самом деле те фабрики, небольшие фабрики, которые содержались крестьянами и о которых упоминает автор, были ни чем иным, как кустарными мастерскими. Мы имеем перед собой кустарей, самостоятельно сбывающих свои изделия на ярмарках и базарах, или скупщиков, торгующих произведенными кустарями товарами, или, наконец, мелких мастеров, работающих вместе с наемными рабочими, иногда, кроме того, закупающих еще у других их произведения.
Уже в начале XVIII ст. устроены были набивные «фабрики» в Иванове, Ярославле и Костроме. «Торговля равендуком, фламским полотном, чешуйкой, дрелью и другими цветными гладкими и узорчатыми тканями местного изделия производилась на городских рынках, сельских базарах и в особенности на ярмарках. Этим занималось население нынешних Шуйского, Вязниковского и Ковровского уездов, которые носили название офень, ходейщиков или суздаль, так как вся эта местность в XVII и XVIII вв. входила в район Суздальского уезда». Какие это были фабрики, можно видеть из следующего. Во второй половине XVIII ст. встречаем в Иванове уже много домашних заведений для набойки по холсту; некоторые из таких «фабрикантов» сами набивали набойку, а семейства их производили прочие работы. Таких домашних или мелких фабрикантов в отличие от больших впоследствии прозвали горшечниками (от тех кубов или горшков, в которых окрашивали материю) или кустарниками. Сами же фабриканты и продавали свои произведения в Москве, Казани, селе Иванове и на ярмарках, причем крупные фабриканты возили свои товары и далеко, а мелкие ограничивались Ивановом и окрестными ярмарками; главными разносчиками ивановских произведений по всем концам России были офени, которых немало было в самом Иванове. Таким образом оказывается, что эти самые «фабриканты» имеют домашние заведения, в которых работают вместе с семьей и именуются горшечниками или кустарниками.
И в дальнейшем читаем о «набоешных избах» и о таких же «самостоятельных, но маленьких фабрикантах». Одним из них фабрика была устроена небольшая и материалы для своего производства он покупал у местных более крупных фабрикантов. Здесь вместо «фабрика» надо поставить «мастерская», а слова «более крупных фабрикантов» заменить словом «скупщиков», ибо мы можем представить себе дело в данном случае только так, что кустарь, не имея достаточных средств, но желая сохранить свою самостоятельность, приобретает сырье у кого-либо из скупщиков, торгующих им, а затем уже продает свои изделия на рынках. Это подтверждается и сообщением о том, что во второй половине XVIII ст. один из таких «крупных фабрикантов» «скупал у других ивановских фабрикантов работу их фабрик для продажи» и что подобного рода «фабриканты» не довольствовались одним Ивановом, а отдавали пастить и в окрестные селения. При таких условиях неудивительно, что и с появлением в Иванове централизованных мануфактур последние занимались только конечным процессом производства — набойкой миткаля, тогда как пряжу они покупали готовую и затем раздавали ее по деревням для выделки тканей. Так обстояло дело в начале XIX ст. Вообще во Владимирской губернии в это время, как сообщает «Журнал Мануфактур и Торговли» 1828 г., «многие фабриканты имеют при своих фабриках малое только число станов, раздавая пряжу для тканья по деревням крестьянам, работающим на собственных своих станах, и, получая от них сотканные изделия, дают окончательную отделку при фабрике». Это переходная ступень от кустарничества к централизованной мануфактуре, смешанная форма, какую мы находим в XVIII ст. и в Западной Европе.
Иногда фабриками, несомненно, именуются и небольшие ремесленные мастерские. Так, например, когда речь идет в 60-х годах XVIII ст. об устройстве Поером Талантом в Ревеле столярной фабрики с пособием в 200 руб., то мы здесь имеем перед собой такого же столярного мастера, каким являлся другой иностранец, Варт, одновременно с Талантом приехавший в Россию, но именуемый действительно столярным мастером, а не фабрикантом. Столярные мануфактуры и на Западе появились лишь во второй половине XIX ст., раньше это было исключительно ремесло. К той же категории надо, по-видимому, отнести и получивших столь мелкие ссуды, как 400-600 руб., иностранцев для устройства предприятий мыловаренного, кружевного, по выделке бумажных материй, — ссуды слишком незначительны, крупные промышленники получали по 5, 10, 15 тыс. и более.
Профессор Е. В. Тарле приводит цифры рабочих, сообщаемые Германом относительно различных русских мануфактур за 1780 г., и находит, что они «поистине чудовищны». В самом деле, здесь мы находим шелковые и суконные мануфактуры — одну с 351 рабочим, другую с 435 рабочими, третью с 589, четвертую с 756, пятую с 1128, шестую с 1700 и даже одну с 2250 рабочими. Еще больше полотняные мануфактуры — встречается и 599, и 795, и 1031, и 1295 рабочих, есть предприятия, имеющие 2559 и 2637 рабочих, в одном 3479 рабочих. «Мы не теряем из виду, — продолжает Е. В. Тарле (хотя прямых указаний в этом смысле и мало, но нужно представить себе дело, раз речь идет о XVIII ст., так), — что эти тысячи рабочих, занятых на русских предприятиях, конечно, не все работали в здании мануфактуры. Этим, между прочим, и объясняется разительное противоречие в общих подсчетах, причем одни утверждают, что в России было чуть ли не более полумиллиона рабочих, а другие, для тех же приблизительно лет, довольствуются цифрою в сто тысяч… Не подлежит сомнению, что в подсчеты очень часто входили все рабочие, как работавшие в здании мануфактуры, так и получавшие работу на дом» {780} .
В самом деле, по подсчетам Германа, число рабочих на русских фабриках и заводах составляло всего 119 тыс., причем предприятий он насчитывает 2322, так что в среднем приходится всего 50 рабочих на предприятие. Надо думать, что здесь приведены только действительно централизованные мануфактуры и одни лишь работавшие в помещении последних рабочие. Впрочем, и тут надо сделать оговорку. Из некоторых цифр видно, что отчасти и сюда попали мелкие заведения ремесленного и кустарного типа. Так, почти половину всех фабрик и заводов — 1150 из 2322 — составляют кожевенные, число совершенно невероятное, более чем в два раза превышающее цифру всех видов текстильных предприятий, суконных, полотняных, бумажных, шелковых, вместе взятых (539). Очевидно, сюда включено много совершенно мелких кожевенных мастерских. Преувеличена, несомненно, и цифра хрустальных и стеклянных фабрик — 131, ибо суконных фабрик оказывается всего 136. {781}
Предположение профессора Тарле относительно того, что в приводимых им предприятиях с огромным количеством рабочих значительная часть последних состояла из кустарей, получавших лишь сырье на фабрике, подтверждается различными данными. Так, суконный регламент 1741 г. определяет: «Мастеровым и работным людям отнюдь не допущать, чтоб жены и дочери их, кои работать в состоянии будут, дома праздно пребывали или гуляли, но паче их, как то на шелковых и на парусинных фабриках достохвально бывает, на фабрике такой работе обучать, какую исправлять могут», причем они могут и брать работу на дом. Таким образом, женский труд на дому прямо поощряется. Равным образом из обследования Мануфактур-коллегии 1803 г. мы узнаем, что в шелковом производстве разматыванием шелка женщины занимались не на фабрике, а дома и точно так же в полотняной промышленности на дому женщины разматывали пряжу на катушки с помощью детей {782} . Здесь речь идет именно о тех отраслях производства, в которых встречаются упомянутые выше предприятия в 700-900, в 1-2 тыс. и даже в 2 1/ 2тыс. и более человек. Очевидно, известную долю среди них составляли женщины, получавшие работу на дом.
Мы имеем основания предполагать, что не только разматыванье пряжи, но и самое прядение, как это было по общему правилу в Западной Европе, производилось в кустарных мастерских, а не в помещении мануфактуры; последняя же только выдавала прядильщицам (на Западе это были обыкновенно женщины) шерсть или лен для обработки. Однако и самое ткачество имело место далеко не всегда в помещении мануфактуры. Так, Кампенгаузен в описании г. Ямбурга 1795 г. рассказывает, что около 56 семейств занимаются там обработкой бумажной пряжи, которая отпускается им на дом и которую они обрабатывают на небольших ткацких станках, тогда как на самой фабрике производится только тканье покрывал, требующих больших ткацких станков.
Такая раздача пряжи кустарям мануфактурами была, по-видимому, в конце XVIII и в начале XIX ст. широко распространена. Так, при некоторых медынских парусно-полотняных мануфактурах в 80-х годах XVIII ст. число рабочих, работавших у себя на дому, по заказам мануфактур, превосходило число рабочих в самом здании мануфактуры. В описаниях Ярославской губернии 1802 и 1808 гг. читаем, что «многие мануфактуры некоторую часть своих станов имеют по деревням, как то Ростовская, на которой из числа 113 станов 70 состоит по деревням». «Некоторые крестьяне берут с полотняных фабрик ткацкие станы с принадлежностями и пряжей в свои дома и ткут фламские и равендучные полотна». И в Костромской губернии, по данным 1805 г., «во многих местах Нерохотского уезда находятся в селениях построенные обывателями оных ткацкие светлицы, коих поселяне берут с заводов пряжу и ткут оную». В г. Плесе (Костромской губернии) местные владельцы полотняных предприятий отдают делать фламские полотна и равендук сельским жителям, которые «в домах своих имеют собственные свои станы и там оную ткут и тканье доставляют к нему на фабрику» {783} . Очевидно, что в числе тех 4341 станков, которые в 1809 г. были подсчитаны на 24 костромских полотняных предприятиях, вошло значительное количество таких домашних станков, на которых работали кустари; быть может, их число, если судить по приведенным примерам, составляло более половины названного числа. Это предположение подтверждается и тем фактом, что на одной мануфактуре в девяти покоях помещалось 32 стана, на другой в пяти покоях 21 стан, так что в среднем в одном покое 4 стана {784} . Сколько же нужно было бы покоев для тех предприятий, которые насчитывали 200, 300 и даже 500 станов, если бы все станки помещались на мануфактуре?