История рыжего демона
Шрифт:
— Что выдал компьютер? — спросил Гавриил с нескрываемым любопытством.
— Похоже, это древняя гностическая легенда о Сатане, давшем Адаму семь волшебных золотых подсвечников, с помощью которых он мог попасть обратно в Эдем.
— И что, ему это удалось? — полюбопытствовал Гавриил.
— Ты что, с луны свалился? Нет, конечно! — ответил Михаил. — Сам подумай, если бы он все-таки попал туда, неужели бы ты до сих пор не узнал об этом? История всего человечества основана на том простом факте, что Адаму так и не удалось войти в потерянный рай. Люди до сих пор тоскуют об Эдеме, куда им никогда более не попасть.
— Да,
— Да… — размышлял вслух архангел Михаил. — Значит, Враг пытается играть с этой древнейшей из легенд, написанной еще в те времена, когда могучие духи и люди жили в одном мире, управляемом едиными законами… Эти сведения представляют для нас величайший интерес. Семь золотых подсвечников!
— А существовали ли они на самом деле? — задал вопрос Гавриил.
— Может быть, да, но скорее всего нет.
— Если так, нам не о чем беспокоиться. Ведь подсвечников нет, значит, они ничем не могут быть опасны для нас.
— Я бы на твоем месте не был столь спокоен, — усмехнулся Михаил. — Мифы — вещь весьма опасная. Если волшебные золотые подсвечники все-таки существуют, то, попав в плохие руки, они могут наделать немало бед. Риск слишком велик, и у меня нет иного выхода, кроме как предположить, что золотые подсвечники существовали — до тех пор, разумеется, пока не будет доказано обратное. Нам следует быть начеку…
— Да, сэр. Но что Аззи собирается делать с этими подсвечниками?
— Это пока еще скрыто от меня, — покачал головой архангел. — Однако долго морочить нам голову этому хитрому лису не удастся. Я займусь этим делом сам. Лично.
— А что мне делать, сэр? — спросил Гавриил. — Отправляться обратно в Венецию шпионить за Аззи?
Архангел кивнул:
— Именно так. Кажется, ты начинаешь кое-что соображать.
И Гавриил снова спустился на Землю. Но сколько бы времени и сил он ни тратил на розыски Аззи, ему так и не удалось напасть на след рыжего демона. Аззи попросту покинул Венецию.
Аззи в буквальном смысле слова выдернули из Венеции и отозвали обратно в ад. Когда демон, окончательно придя в себя после головокружительного полета, огляделся кругом, он понял, что находится в прихожей самого Сатаны, в загородном домике, где адский босс любил заниматься делами, требующими не спешки, а вдумчивого подхода. Голова у Аззи еще слегка кружилась, в глазах было темно, а в ушах нестерпимо звенело.
В дверях появился молодой демон в скромной голубой униформе и скромном однотонном галстучке.
— Его превосходительство готов принять вас.
И Аззи тотчас очутился во внутренних покоях. Сатанинская приемная была оформлена в том стиле, в котором отделывались гостиные элегантнейших домов на Лонг-Айленде. На первый взгляд в этом обыкновенном загородном доме не было ничего сатанинского — кубки гольф-клуба, охотничьи трофеи, строгие старинные гравюры с изображениями псовой и соколиной охоты, запах старой дорогой кожи.
Конечно, у Сатаны имелся полный набор дьявольских приспособлений. Орудия пыток, записи черных месс, маски ужаса — все эти изысканные дорогие безделушки, выдававшие страстного коллекционера, хранились в другой половине дома, куда обычно приглашали гостей. Аззи же провели в западное крыло, отведенное хозяином для деловых
Сатана — а точнее, одна из личин, которые он мог с легкостью менять, когда и как ему заблагорассудится, — был мал ростом. Высокий лоб казался еще более высоким из-за того, что Сатана начинал лысеть. У него было узкое бледное лицо с правильными мелкими чертами. Имидж этакого невзрачного джентльмена — заурядного выпускника Оксфорда или Кембриджа — как нельзя лучше дополняли очки, сидевшие высоко на переносице. Казалось, Сатана вообще очень мало заботился о том, как он выглядит, — это объяснялось его чисто аристократической нелюбовью ко всему показному и претенциозному. Одет он был просто — в желтый халат. На шее был повязан кашемировый платок.
— Ах, Аззи! Давно не виделись! — приветствовал Сатана молодого демона. — Мне кажется, не один век прошел с тех пор, как я вел в вашем университете этику зла. Как быстро летит время!
— Да, сэр, то были золотые времена, — вежливо ответил Аззи. Он всегда восхищался своим учителем. Сатана был одним из светил теории злодейства и кумиром золотой молодежи ада, достойным примером для подражания.
— Ну что ж, — сказал Сатана, — перейдем к делу. Ходят слухи, что ты задумал поставить пьесу. Так ли это?
— Да, сэр, это правда, — подтвердил Аззи. Он был уверен, что его бывший учитель не будет возражать против такого проявления инициативы с его стороны. Ведь Сатана всегда советовал молодым демонам не сидеть сложа руки, а использовать каждую возможность творить зло, выходя на поверхность Земли. — Идея поставить безнравственную пьесу пришла мне в голову во время спектакля, на котором я присутствовал. Это театральное действо было превращено в сплошное нравоучение, и я подумал, как хорошо было бы сделать все наоборот. Видите ли, сэр, наши небесные конкуренты все время пытаются доказать, что единственный путь к успеху лежит через добродетель и разумное поведение. Это чистейшая пропаганда, и на самом деле все совсем не так. Вот я и решил показать им, как это бывает на самом деле.
Сатана рассмеялся, но очень невесело:
— Что ж, я горжусь тобой, мой мальчик, однако лично я не стал бы делать столь далеко идущих выводов. Ведь добро не всегда противоположно злу. Если ты помнишь, я упоминал об этом парадоксе в своих лекциях по инфернальной логике.
— Да, сэр. Но разрешите обратить ваше внимание на то, что я не собираюсь попросту заменить добро злом и таким образом вывести противоположную мораль. Я хочу заставить моих актеров поработать для того, чтобы получить желаемую награду. Однако они получат ее совсем не за то, что вступили на путь зла.
— Правильно, — одобрил Сатана. — К слову сказать, наши оппоненты придерживаются противоположной точки зрения. Я же всегда говорил, что это твое личное дело, хороший ты или плохой, и твой жизненный успех отнюдь не связан со служением одной из этих могущественных сил. Каждый выбирает для себя, по какой дороге идти.
— Конечно, сэр. Однако я вижу эту проблему несколько по-иному. Я хочу сказать, разве мне нельзя поставить пьесу, которая выставляла бы зло в выигрышном свете?
— Разумеется, можно! Но почему бы не пойти еще дальше? Почему бы не показать смертным, что со злом прекрасно уживаются такие вещи, как ум и изящество? Почему бы не сказать им, что зло вполне современно?